Эльфы, топор и все остальное

Взгляд мага вернулся ко мне. Странный он был, этот взгляд, вот только я не мог понять, что означает его странность. Вдруг по губам чародея скользнула усмешка: едва заметная, но я ее разглядел. На самом краешке моего сознания забрезжила мысль, что этот чернявый, Гритт его маму за ногу, спокойно отнесся к проигрышу. Он знал, понимаете, знал, что проигрыш партии не означает проигрыша в игре.

Он знал,что игра не закончена, что новая партия состоится обязательно.

Я выбранился, заковыристо и грязно.

Глаза мага расширились. Он метнулся в кибитку, и та взяла с места, когда ноги чародея еще были снаружи.

Удрал! И вряд ли от моих ругательств.

Я оглянулся.

Виджи, сотрясаясь от судорог, падала на руки принца, а на площадь со стороны порта вкрадчиво, сонно, выстилая дорожки сквозь проулки, вползал светло-белый туман.

Квинтариминиэль плавно опустил Виджи на землю, присел, удерживая ее голову на руках. Лицо моей женщины было искажено болью, губы странно шевелились, будто она пыталась и не могла выговорить какую-то фразу. Сквозь неплотно закрытые веки виднелись белки глаз.

Черт… Я бросился к ней, стряхивая кровь с пальцев, но принц выставил перед собой ладонь.

— Тион!.. Чуждоеявилось, — молвил он глухо, и показал на туман, уже оплетавший колеса фургона. — Пьет жизнь, магию… Магам плохо, всего хуже… Торопись вскорости, варвар. Торопись, ибо воистину — и ей, и мне, и нам скоро…

Тут он употребил вполне человеческий оборот, который я никак не ожидал услышать от этого утонченного брюзги.

42

Быстрее…

Мы занесли Виджи в фургон. Пока Квинтариминиэль (пускай вечно икают родители, давшие ему такое имя!) что-то чирикал на языке Витриума, я бросил на пол несколько сценических костюмов и уложил на них свою супругу. Ее тело показалось мне легким, просто пушинкой, как тогда, на самоходе карликов, когда она истекала кровью…

Она молча поджала колени к груди, обхватила их тонкими руками, дыша прерывисто, закрыв глаза и плотно стиснув губы. Я коснулся ее щеки и отдернулся — щека обжигала холодом.

— Принц?

Его взгляд окатил меня презрением. Два ведра хорошо выдержанных помоев, не меньше.

— Бог-ужасный! Гибель рядом… Торопись быстро, крентенел друо!

Крентенеломбыл, разумеется, я.

Он сбросил робу и, звякая клинком, присел рядом с Виджи. Запустил левую ладонь под ее густые волосы со стороны затылка, правую положил на хрупкое плечо, склонил голову и застыл.

— Что с ней, принц?

— На закате.

Из некоторых эльфов слова надо выдавливать прессом для отжима виноградного сока, а затем фильтровать через три слоя ткани, и все равно ничего не будет понятно.

— Я спрашиваю, что происходит с моей женой?

— Чуждое…

— А точнее?

В повозку сунулся Олник: изуродованная гримом рожа — довольная, в руке — глухо звякающие кошельки.

— Эркешш… Фатик, там твой этот, которого ты под фургон запрятал… Вот-вот очухается. Я его пристукну?

— Нет! Скажи, чтобы не рыпался, а то убьют. Что происходит с Виджи, принц?

Принц шевельнул плечами — на полпальца, не больше.

— Ее беспорядок уйдет, если ты поторопишься. Чуждоеявилось… Прореха в бытийном начале… Прожорливое как гном ничто. Тянет жизнь, магию… Гибель, распад, рекон рок!

Да ведь ему тоже худо, внезапно понял я. Вон как побелели лоб и щеки. Но Виджи — хуже. Она эльфийская ведьма, и туман высасывает из нее магическую энергию, что составляет саму суть жизни любого мага.

— Мне повернуть к кораблю, принц?

Его глаза тускло блеснули: два черных провала на алебастровом лике.

— Крентенел,варвар… Глупый исход. Она знала,как будет. Делай, что начал…

— Она… знала?

— Воистину разглядела плетение.

— Знала — и не сказала? Яханный фонарь!

— Ради тебя, — обронил принц насуплено. — Ты задумал благородный труд дурака. Ты для нее на видном насесте, человече.

Он, очевидно, имел в виду «на видном месте». Я упал на колено, потянулся к Виджи, но принц отбросил мою руку, словно я нес на кончиках пальцев все горести и беды эльфийского народа.

— Тион!

Ну, по крайней мере, несколько слов на эльфийском я уже выучил…

— Что с ней теперь будет?

— Ничего, как и всем… Если ловко уйдем до заката. Тебе нужно размотать руки и создать усилия по высшему классу! Оседлать прекрасный драндулет и двинуть на, иначе дело закончится с треском!

Проклятье, о загадочном тумане, наползшем из прорехи бытия (если я верно понял слова эльфа), богиня не сказала ни слова.

Чужемирный туман, или что-то, похожеена туман, что вытягивает жизнь и магию в первую очередь из… эльфов. И магов, Великая Торба, и магов! Вот почему талестрианский колдун удрал, едва на площади появился туман. Вот почему принц был так взбешен на борту «Горгонида». Виджи запретила ему говорить, и он послушался — не мог не послушаться, но увязался за нами, чтобы помочь — не мне, разумеется, ей. Гритт, кем же они приходятся друг другу? Вот будет сюрприз для старины Фатика, если окажется, что эльфы практикуют многомужие, или, того хуже, полиаморию, как хламлинги Южного континента.

Ладно, сомнения в сторону, думай над делом, Фатик! Еще недавно ты рисковал жизнью отряда, чтобы выиграть войну и спасти Виджи. А теперь — раз дело зашло так далеко — ты готов рискнуть ее жизнью, чтобы спасти горожан?

Эльф сказал, что с ней все будет хорошо, если мы уйдем до заката…

Значит… Значит, так. Если сейчас — вот сейчас, мне удастся уговорить Скареди на эскападу, я рискну. Но если… Гритт, как мне заставить Скареди, этого чертова морального пуриста, сыграть Амаэрона? Проклятый паладин! Я убью его, точно — убью, если он и сейчас заартачится!