Эликсир вечной молодости
Шрифт:
— Вы так плохо выглядите! — Елена Ивановна придержала грустную Анну за локоть, когда та прошмыгивала к себе в номер. — Мне кажется, вам здесь у нас не хватает домашнего уюта…
"Мозгов мне не хватает”, — вздохнула Светлова, но вслух только произнесла:
— Не хватает. Вы правы.
— А заходите-ка вечером на чаек. У нас тут все запросто. В дурака играем.
— В дурака?
— Ну да… Подкидного.
"В дурака — это я, пожалуй, осилю, — опять вздохнула Светлова. — Это наш уровень”. И кивнула согласно:
— Спасибо. Загляну.
— Милости
Аня с интересом смотрела на лицо человека, которого прежде видела только издалека.
Грубо вылепленное лицо Туровского — и утонченная гармония его красавицы Елены… Квазимодо, получивший красотку Эсмеральду? Нет, не так. Ведь Квазимодо — урод… А лицо Туровского грубовато, простовато… Всего лишь… И только. Но не лишено шарма…
Правда, это лицо кажется еще более грубоватым, простоватым на фоне Елениной красоты.
Скорей так… Царевна и дворник.
Откуда это? А так, кажется, про поэта Максимилиана Волошина и его красивую жену сказала одна маленькая девочка… Удивительно точное определение для некоторого типа супружеских пар! Устами младенца глаголет истина.
Заметив Анин внимательный взгляд, Туровский ухмыльнулся и вдруг подмигнул ей из-под лохматых бровей.
Аня не выдержала — и рассмеялась: против обаяния этого человека трудно было устоять.
Теперь Аня понимала Елену Ивановну, сделавшую в свое время такой выбор.
Он был как медведь. Но как уютный плюшевый медведь, увеличенный до гигантских размеров — бывают такие игрушки выше человеческого роста.
Кудлатая голова…
Опять пришли на ум воспоминания Цветаевой о поэте Максимилиане Волошине… Как он смотрел на Цветаеву из-под буйной шевелюры и хитро спрашивал: “А хотите потрепать по голове?” И Марина удивлялась, как он угадал.
Кстати, действительно, когда видишь такую большую лохматую голову, необъяснимым образом хочется ее погладить, потрепать, как добродушного огромного пса или мишку.
Или, может, Светловой и впрямь уже катастрофически не хватает домашнего уюта?
— Ленечка! — донесся откуда-то, очевидно с кухни, голос Елены Ивановны.
— Извините! Призывают!
Брошенная Туровским на произвол судьбы, Аня заглянула в просторную гостиную…
Посидеть за одним столом с этими людьми отнюдь не помешает. Светлова давно знала: чтобы получить максимум надежной информации, и притом в короткое время, психотерапевты, например, стремятся побывать на обеде в семье своих пациентов. Ну, а детективам и сам бог велел… Потому что даже в семьях, где главенствует закон “когда я ем, я глух и нем”, за обедом все-таки разговаривают. И эти, казалось бы, не важные застольные разговоры для специалиста и постороннего человека порой приоткрывают завесу над такими просто-таки глобальными вещами, как семейная культура и основные ценности дома. Которые, собственно, и определяют судьбу человека. Поскольку эти самые ценности он исподволь впитывает с младенчества.
Гостиная выглядела очень уютно. Круглый стол, огромный
абажур. Ну просто картина неизвестного художника под названием “Милая уютная провинция”.А сколько знакомых!..
Под абажуром, укутанная павловским платком и от этого еще более округлившаяся, почти как ватная кукла, которой в старину накрывали чайник, сидела, разрумянившаяся от чая и плюшек и сама похожая на сдобу, Валентина Осич.
Она добродушно кивнула Светловой.
— Ну вот и опять мы встретились! — произнес женский голос за спиной Светловой. Аня оглянулась. “И многомудрая Амалия тут!"
— Амалия… — Аня уже почти привычно устроилась рядом с Кудиновой с чашкой чая в руках — это была их уже настолько не первая встреча — считай, почти старые знакомые…
— Слушаю, дорогая!
Уютный обломовский диван, на котором они устроились, находился в самом дальнем углу просторной гостиной.
— А Валентину Осич вы тоже давно знаете? — поинтересовалась Светлова.
— Да как вам сказать… Считайте, почти всю жизнь. Ну во всяком случае, очень долго. С детства. — Амалия опять произнесла эту набившую Светловой оскомину фразу. — Три подруги, Валечка, Амалечка и Леночка… Не разлей вода.
— Правда? Как интересно!
— А вот и мое сокровище, Алексей Борисович Кудинов!
Из соседней комнаты, чуть покачнувшись на пороге, появился господин с поблескивающими, как и полагается при классическом бархатном опьянении, глазами. Он торжественно застыл на пороге, явно стараясь обрести равновесие, прежде чем тронуться в дальнейший путь, в глубину гостиной.
Судя по интонации, с которой представила своего супруга Амалия, она его отнюдь не считала своим главным жизненным достижением.
— А что, собственно.., вас не устраивает? — Аня с некоторым недоуменным любопытством взглянула на Амалию.
— Вы хотите спросить, чем я недовольна? И вы хотите сказать, что он хорош собой? — хмыкнула Амалия.
— Ну, в общем, да, — сдержанно заметила Светлова, отнюдь не собираясь вдаваться в разбор достоинств супруга Амалии. Хотя Алексей Борисович и вправду был недурен собой.
— Это не ответ! Он действительно привлекателен! — довольно пылко для супруги со стажем заметила Амалия. И тут же, сникнув, заключила:
— Но это и все.., чем он хорош.
— Приветствую!
Супруг Амалии наконец благополучно пересек гостиную и добрался до обломовского дивана. Опять чуть покачнувшись, он наклонился и попытался поцеловать Ане руку.
Впрочем, Алексей Борисович Кудинов не стал переоценивать свои возможности, то есть пытаться балансировать в таком положении, удерживая и сохраняя равновесие. И благоразумно оставил затею с первой попытки.
— Наслышан, наслышан, мадемуазель детектив!.. — произнес Кудинов.
— Мадам, уж если на то пошло, — хмуро поправила Аня.
Слухи о том, почему она задержалась в Рукомойске, очевидно, с легкой руки Валентины Осич — а также, возможно, Богула, Бобочки и прочих, — распространялись среди жителей города, судя по всему, с потрясающей скоростью.
— Отлично! Мадам детектив! Шерлок, так сказать, Холмс женского пола…
— А правда ли, Анечка, — перебила мужа, скривившись от его юмора, как от кислого, Амалия, — говорят, даже Конан Доил не всегда был точен?