Элиминация
Шрифт:
III
Родители слегка нервничали. Мать истерично смеялась, размазывая слёзы по ещё недавно таким красивым щекам, а бледнеющий папаша пытался урезонить малыша, который вопил и недвусмысленно требовал титьку.
– Сынок, в двенадцать лет дети не сосут! – приговаривал он, привязывая руки ребёнка к ногам, аккуратно и нежно, чтобы не давило на шею. Папе было плохо, он давно уже ничего не ел – в одиночестве питаться не интересно, да и из солидарности приходилось терпеть – жене было не до того.
– Говорю тебе, давай отдадим его в психушку, – объяснял он супруге. – Подлечат, и вернётся к нам тот спокойный, умненький Даун, который не корчит из себя новорожденного! – папа слегка психованно тряс ладонями перед шмыгающим носом жены, умоляюще складывал их, ладони, и так, и сяк, и даже бывало, что влажный нос
Отец затихал, вешал, в свою очередь уже, нос, и тоже, пошмыгивая, уползал куда-нибудь – благо был продвинутый мужчина в смысле отдыха от дремучих проблем – возвращался с более спокойными нервами, веселыми глазами, напевая разнообразные оптимистические мотивчики, вроде: «В одном из недобитых фильмов Федерико Феллини…», пытаясь приспособить их, мотивчики, к своему настроению, что у него, впрочем, неплохо получалось.
В это время маленький Иван дёргался, пытаясь распутаться, и наполнял дом различными приглушёнными звуками.
* * * * *
Прошло шесть лет. Подросший и окрепший юноша лежал в кроватке и агукал. Мама смирилась и, лёжа рядом, кормила его из бутылочки молочной смесью. Вполне вероятно, ей даже нравилось такое положение – рожать других она наотрез отказалась и проводила всё своё время рядом с 70-ти килограммовым Ванечкой, отпаивая его смесью из бутылочки и, ради разнообразия, дополнительно подкармливая из маленькой ложечки разными молочными кашками витаминизированными, минерализованными, напитанными разными полезными добавками. Всю остальную пищу «малыш» старательно отрыгивал, причём делал это мастерски, «по взрослому» тужась и пыжась. Когда не помогало, он начинал сосать пальцы, и, если бы кто-нибудь внимательно понаблюдал за его действиями, то заметил бы, как Ванюша щекочет пальцами, средним и указательным, во рту своё горло, пока спазмы не вывернут всё содержимое юного, не приспособленного к такой пище желудка. Так что от твёрдой и мягкой сытной пищи пришлось отказаться из боязни, что в один из прекрасных дней ребёнок задохнётся, переусердствовав с хитрыми манипуляциями.
Папаша, увидев такой оборот дела, заявил:
– Ну что же, я не против нововведений! – и, недолго думая, стал принимать пищу непосредственно внутривенно. Приобрёл стоечку, системки, и по утрам перед работой, по вечерам – после, полёживал под бутылочкой, не утруждая себя жеванием, глотанием и перевариванием, иногда только, видимо тоже для разнообразия, жевал бутерброды с любимыми продуктами, чтобы не останавливать работу желудка, кишечника и прочей внутриутробной органики.
Жена одобрительно посматривала на мужа, неоднократно повторяя:
– Вот и зубки у нас теперь всегда в порядке будут. Хорошо! – Её не удивляло, что муж, прежде чем принять дозу питательной жидкости, что-то там ещё кипятит в ложечке и шприцем загоняет приготовленное под крышечку бутылки, растворяя это что-то в своих завтраках, обедах и ужинах, приговаривая: «А вот так будет совсем здорово! Вот так будет замечательно! На-и-за-ме-ча-тель-ней-ше!»
IV
В один чудесный вечер, кстати сказать, вечер действительно был чудесный – канун рождественской ночи – Ванюшу никак не могли успокоить, он и так умолкал с большим трудом, а тут его красногубая сирена не затихала ни на секунду. Лицо большого младенца сначала покраснело, потом побурело, и к часам одиннадцати вечера приобрело синюшный оттенок, но орал он всё также смачно, будто бы упиваясь своими возможностями. Ужас заключался в том, что голос уже приобретал грубые мужские интонации, а постоянные вечерние, утренние и все остальные прочие, без определенного времени суток, концерты подняли развитие лёгких, не испорченных курением и тому подобной гадостью, до невообразимых высот. Словом, родители под рождество имели возможность упиться во всех красках и прелестях рёвом быка в предсмертной агонии, если бы кто решился убивать быка не привычным способом – одним в лоб, другим по горлу, – а каким-нибудь экстравагантным, вычурным, вроде не изжившей ещё себя испанской корриды.
Мать, в наушниках с умиротворяющей музыкой, которую она использовала ранее при любой возможности помедитировать и раскрыть свои чакры, лежала рядом с Ваней на 2-х местном ложе (супруг уже давно спал на
диване, правда иногда почему-то засыпал или просыпался в детской комнате, на деревянной кроватке, которой до 7 лет пользовался сам Ваня, и которому потом рост уже не позволил ей пользоваться). Так вот, мать лежала рядом со своим чадом и время от времени морщилась – красивая расслабляющая музыка не заглушала рёв дитятка, а лишь обволакивала, смешивалась с рёвом, но медитация, тем не менее, давала свои плоды. В глазах у матери стояла прекрасная картина под трагическим названием: «Умирающий сильный бык в крови на поляне в лесу». Через какое-то время бык издал последние агонизирующие ноты и сдох. Но, по-видимому, не совсем. Немного полежав мёртвым, он поднял голову, удивлённо осмотрелся вокруг, встал, встряхнул головой и медленно побрёл в чащу леса. Сквозь удивление мама прислушалась – рёва действительно не было, а это значило лишь одно – сын угомонился и уснул. То, что бык ушёл в лес, значило нечто другое – то, что спала она сама.Мать оказалась права лишь наполовину – спала она, а Ваня молчал, но его состояние с трудом можно было обозначить словом «сон», он находился в особом состоянии возвращения, в своём обычном, если учесть последние годы, состоянии.
* * * * *
Осип сквозь дрёму слушал. После принятия «пищи» он вообще любил прислушиваться. Главе семейства шевелиться не хотелось, говорить тем более, а уж глаза открывать расценивалось совсем, как нечеловеческое усилие, даже насилие над своим организмом, поэтому Осипу и оставалось только слушать. Ещё Осип любил думать.
«Какая восхитительная конечность тела – ухо!» – думалось ему в такие моменты. – «Лежал бы себе и слухал! Интересно, почему говорят «слушал», а не «слухал»? Видимо ошиблись глупые филологи. Надо будет написать куда-нибудь. Надо будет написать куда-нибудь. Надо будет написать… А! Да, надо будет написать! Надо же так ладно думать!.. Я – филолог… Кричи, Ваня, кричи. Я – философ! Интересно, конечность ли ухо? Нет, все должны помнить, что ухо – орган, орган слуха, поэтому и нужно не слушать, а слухать! Заснул что ли?.. Молодец, Ваня, спи, малыш», – и отец, несмотря на грубость содеянного и нежелание совершать какие либо действия, потянулся с хрустом и удовольствием, свернулся калачиком и задремал, лёжа на тяжёлом и мягком диване. Мысли перестали обретать какую-либо форму и вязались, вязались на спицах мироздания одна за одной без всякого смысла, что, вероятно, очень полезно отражалось на работе мозга со столь философским складом мышления.
* * * * *
Совсем внезапно, после получасовой тишины, в квартире Каригубовых раздался женский вопль. Осип вскочил, туго соображая, что кроме его жены кричать некому, и галопом поскакал в спальню. Сделал бессмысленный кружок по кухне, спринтерски преодолел коридор и, наконец, прибыв, куда следовало, он увидел странную картину: жена ногами отбивалась от ног сына, который змеёй, и, если отталкиваться от этого пресмыкающегося представителя фауны планеты, хвостом вперёд полз к ней, в данном случае роль хвоста играли Ванюшины конечности-ноги. Интереснее всего, что в процессе этого действия Ванюша сохранял гробовое молчание.
– Что случилось? – заорал Осип, потеряв внезапно способность двигаться и чтобы хоть как-то нарушить гротескную тишину странной картины представшей перед ним.
– Фаза рождения, – провыла жена. – Ты же помнишь, он вернулся в детство? Теперь он хочет вернуться в меня!
«Возвращение-3» – новый, остросюжетный фильм ужасов, события которого стремительно развиваются в квартире Каригубовых, в немыслимой последовательности! Такого вы ещё не видели! Спешите! Осталось всего несколько минут до финала!» – промелькнул в мозгу Осипа рекламный ролик, произнесённый чьим-то странным издевательским голосом. Он вернул отцу столь необычного ребёнка возможность действовать. Члены Осипа напряглись, мускулы вздулись, и герой-отец метнулся неуловимым движением к телефонному аппарату и ожесточенно набрал номер! Через пару секунд его решительный писклявый голос давал указания кому-то на другом конце линии. Потом Осип с видом победителя бросил трубку в никуда и с презрительным выражением на лице вернулся в комнату, где за его отсутствие ничего не изменилось, правда, жена уже была почти в дверях, всё ещё отползая от Ванечки, не догадавшись в шоковом состоянии принять вертикальное положение – можно было бы просто спокойно отходить, ведь сын нечеловеческими усилиями и, еще более нечеловеческими движениями, продолжал попытку достичь своей цели.