Елисейские поля

Дарио резко встал.

— Всего хорошего!

Он отошел уже шагов на десять от скамейки, когда бродяга сиплым голосом окликнул его:

— Эй! А зачем вам это надо?

— Что именно?

— Ну, этот цирк.

— То есть как зачем! — взорвался Дарио — он уже с самого разговора с госпожой Брюн предчувствовал эту вспышку. — Мой дед был правой рукой Буффало Билла! Потому что мой отец, Великий Кармо, был королем магов! Моя жена, мисс Дарлинг, — непревзойденная наездница! А наш сын Растоли — первый в мире жонглер!

Бродяга встал и отвесил ему шутовской поклон.

— Ну, а вы-то сами кто?

— Я? Я, — повторил Дарио, потрясая над головой хлебом и свертком с паштетом, — я, — воскликнул он и повернулся на месте, словно приветствуя рукоплещущий зал, — я — Дарио, комик века!

Папаша

переводчик И. Истратова

Кто поручил ему охранять дом? Насколько мне известно, никто. Однако достаточно было увидеть, как по-хозяйски он сидит перед воротами (выдающаяся вперед челюсть придавала ему весьма высокомерный вид), чтобы понять: этот упитанный страж не допустит на своей территории никакого беспорядка. Да и чтобы оценить прозвище, которым, не сговариваясь, наградили его люди, — Папаша. Толстяком он не был, но важно выпячивал грудь, как слишком уверенный в себе человек. Весь квартал не то с опаской, не то фамильярно величал его Папашей, и он благодушно откликался. Порядок и Долг… Доведись ему выбирать себе девиз, подобно епископам, которым он не уступал в величественности, он бы остановился именно на этом: «Порядок и Долг»… Постепенно он стал приглядывать и за соседними домами, а потом за целой улицей, за всем кварталом и неторопливо обходил свои владения. Людям приходилось терпеть надзор, хотя они иногда ворчали:

— Слишком много он себе позволяет! Каждый волен делать, что хочет…

— О нет, сударь, вы вовсе не вольны шуметь на улице, пить без удержу, лупить детей… А если вам этого хочется, убирайтесь-ка из нашего квартала…

Конечно, такое красноречие было недоступно Папаше, но его понимали и без слов. Возмутитель спокойствия удирал прочь со всех ног и больше не смел приближаться к грозному часовому.

«Молодец, Папаша!» — думали обитатели квартала, но никогда не благодарили старика вслух. А за что благодарить? Порядок и Долг…

Но как-то раз — видно, это вечная история! — в квартале появилась некая обворожительная особа, и оказалось, что Папаша (может быть, впервые в жизни) не остался равнодушным к незнакомке.

— В его-то возрасте — какой ужас! — полушутя, полусерьезно говорили люди. Более опытный кавалер не клюнул бы на столь развязную и доступную красотку. А Папаша пал жертвой ее чар. Не в первый же вечер, конечно, но знаете, как это бывает: он провожал ее умильным взглядом, с небрежным видом отправлялся ее искать, притворяясь, будто совершает привычный обход… К тому же Папаша за версту чувствовал сопровождавший ее пряный аромат. Короче, наш герой побежал на свидание, назначенное (во избежание пересудов) довольно далеко от его улицы, потом еще раз и еще…

К сожалению, о любовных подвигах Папаши проведали не только жители квартала. Когда он оставил свой пост в третий раз, в дом нагрянули воры. Стояло лето, и они преспокойно обчистили все квартиры. Вернувшись на заре, пылкий любовник сразу почуял недоброе. Правда, он надеялся, что многолетняя бдительность и верность долгу спасут его от оскорбительных упреков. Но не тут-то было: жильцы, соседи, местные лавочники — все на него набросились. Папаша занемог от горя, перестал показываться на люди, пить, есть и отверг все заботы. Похоже, от стыда и вправду умирают, ибо так с ним и случилось. А что же его возлюбленная? Ее и след простыл — бездомная сучка, послужившая причиной всех этих бед, давным-давно покинула квартал.

«В случае опасности потяните за ручку…»

переводчик Вал. Орлов

На семьдесят шестом километре помощник машиниста экспресса «Париж — Брест» вдруг вспомнил, что не поцеловал на прощанье сынишку.

Разумеется, надо было возвращаться в Париж, но как? Задним ходом опасно. Вообразите себе состав, на всех парах мчащийся задом наперед! А что будет с пассажирами, которые, чтобы их не укачало, купили места по ходу поезда?.. Нет, куда благоразумнее подождать переезда на семьдесят девятом километре, с разрешения машиниста спрыгнуть, открыть шлагбаум («Влезешь на ходу, старина!» — скажет ему машинист) и свернуть влево на автостраду, ведущую в Париж…

Сойти с рельсов… К чему эти громкие слова? В конце концов это означает всего лишь плюнуть на рельсы и поехать другим путем, а подобная операция, проделанная опытной рукой с соблюдением всех предосторожностей, не представляет никакого риска, тем более на малой скорости. Ведь считаете же вы в порядке вещей, что асфальт выдерживает какой-нибудь фургон на четырех железных колесах, так почему бы восьмиколесному вагону или двенадцатиколесному локомотиву не катить по шоссе с таким же успехом? И вот доказательство: скорый «Париж — Брест» едет себе по автостраде Брест — Париж, и все его пассажиры мирно посапывают во сне.

Было четыре утра, и вторжение в Париж прошло как ни в чем не бывало. Помощник машиниста, живший неподалеку от переезда, притормозил у своего дома, сказал напарнику: «Подожди-ка меня минутку» — и зашел поцеловать своего спящего малыша.

На рельсы они вернулись возле Версаля-Шантье без всяких приключений. Ночная дорога из Парижа в Версаль полна очарования: луна, уснувший дворец… Машинист с помощником пришли в восторг и решили на днях непременно повторить на славу удавшийся маневр.

На другой день обычный маршрут показался им убийственно скучным, а на третий машинист сказал помощнику:

— Слушай, приятель, я забыл дома платок. Ничего, если мы…

— Это правда? — спросил его напарник, но лишь для порядка.

А сам мысленно уже прикидывал, где можно съехать с полотна и как потом вернуться на него другим путем. Не подумайте, что для этого достаточно атласа автомобильных и железных дорог Франции. Еще нужно досконально знать расписание движения поездов, иначе крушения не избежать. Но специалисту с пятнадцатилетним стажем по плечу и не такое.

Правда, на этот раз вышла небольшая накладка: когда они стояли в Париже, один из их пассажиров проснулся и решил прогуляться по платформе. Заметив открытое кафе, он зашел туда выпить лимонаду и спросил у хозяина, такого же сонного, как он сам:

— Когда тронется поезд?

— Какой поезд? — недоуменно отозвался тот.

— Брестский скорый, какой же еще?

— А мне откуда знать? Справьтесь на вокзале Монпарнас!

Каждый из них посчитал другого малость не в себе, и на этом разговор закончился. Однако, выйдя из кафе, пассажир уже не обнаружил своего поезда, и, поскольку он в одной пижаме возвращался к себе домой, у него возникли недоразумения с полицией. Полицейские отпустили бы его с миром, не толкуй он так упрямо про какой-то поезд, из которого он якобы только что вышел. Нет вы представьте себе: на проспекте Домениль!

А другой пассажир проснулся как-то раз посреди Булонского леса (слева озеро с островом, справа теннисные корты — нет, ни с чем не спутаешь!) и чуть было не дернул за ручку аварийного сигнала. Но он вовремя прочитал на таблице, что «сигналом запрещено пользоваться без уважительной причины» и что «нарушителю» грозит наказание — штраф бог знает в сколько франков или даже несколько лет тюрьмы! Булонский лес… Кто знает, уважительная это причина или нет? Пассажир засомневался и «нарушать» не стал. Проснувшись наутро в Бресте, он уверил себя, что все это ему приснилось.