Элита

— Спасибо. Нам пришлось поволноваться: начало- то у нас было не самое гладкое.

— Я знаю. Тем большее впечатление производит конечный результат. Как будто вы начали готовиться за несколько недель.

Она обвела глазами зал, с тоской глядя на яркое убранство. Я обняла ее за плечи:

— Знаешь, Элиза, вчера всем было ясно, что в вашей команде усерднее всех работала ты. Уверена, Сильвия донесет это до Максона.

— Ты думаешь?

— Разумеется. И я даю тебе слово, что, если это какое-то соревнование и ваша команда проиграет, я лично расскажу Максону, как много ты трудилась.

Она сощурила свои и без того узкие глаза:

— Ты правда это сделаешь?

— Ну конечно. А почему нет? — улыбнулась я.

Элиза покачала головой:

— Я действительно тобой восхищаюсь. За твою честность. Но, Америка, ты должна понять, что мы соревнуемся друг с другом. — (Моя улыбка померкла.) — Я не стала бы врать и наговаривать на тебя, но из кожи лезть, чтобы рассказать Максону о том, что ты сделала что-то хорошее, тоже не стала бы. Я просто не могу.

— Нас никто не заставляет так друг к другу отно ситься, — произнесла я негромко.

— Можно подумать, ты не понимаешь. Это же не просто приз. На кону стоит муж, корона, будущее. А для тебя, пожалуй, победа или проигрыш должны значить больше, чем для всех остальных.

Я стояла столбом, ошеломленная. Почему-то я думала, мы подруги. За исключением Селесты, я совершенно доверяла этим девушкам. Неужели я была так слепа, что не заметила, как отчаянно они сражаются друг с другом?

— Это не значит, что я тебя ненавижу, — продолжила между тем Элиза. — Ты очень мне нравишься. Но я не могу болеть за твою победу.

Я кивнула, все еще переваривая услышанное. Я определенно была не настолько погружена во все это, как она. Еще один повод усомниться в моей пригодности к такой работе.

Элиза улыбнулась кому-то за моей спиной. Я обернулась и увидела, что к нам направляется итальянская принцесса.

— Прошу прощения. Могу я поговорить с хозяйкой приема? — спросила она со своим милым акцентом.

Элиза сделала книксен и отправилась танцевать. Я попыталась выбросить из головы наш разговор и сосредоточиться на особе, на которую должна произвести впечатление.

— Принцесса Николетта, мне очень жаль, что нам с вами почти не удалось побеседовать сегодня вечером, — сказала я и тоже сделала книксен.

— Ничего страшного! У вас ведь было столько забот. Мои кузины от вас просто без ума!

— Они очень забавные, — рассмеялась я.

Николетта отвела меня в уголок:

— Мы не спешили завязывать контакты с Иллеа. Наш народ более… свободен, чем ваш.

— Я это вижу.

— Нет-нет, — с серьезным видом сказала она. — Я имею в виду личные свободы. Их жизнь радостнее, чем ваша. У вас ведь до сих пор есть касты, так?

Внезапно сообразив, что это нечто большее, нежели просто дружеская болтовня, я кивнула.

— Мы наблюдаем, разумеется. Мы видим, что здесь происходит. Волнения, повстанцы. Судя по всему, люди недовольны?

Я не знала, что сказать.

— Ваше высочество, я не уверена, что я тот человек, с которым стоит об этом разговаривать. Я ведь ни на что не влияю.

Николетта взяла меня за руки:

— Но вы могли бы.

Я задрожала. Неужели она озвучила мои мысли?

— Мы знаем, что произошло с той девушкой. С блондинкой, — прошептала она.

— С Марли. — Я кивнула. — Она была моей лучшей подругой.

Николетта улыбнулась:

— И вы там были. Снимков не очень много, но мы видели, что вы выбежали к эшафоту. И вы боролись.

Она смотрела на меня точно с таким же выражением, как утром королева Эмберли. В ее взгляде светилась гордость, спутать которую было невозможно ни с чем.

— Мы крайне заинтересованы в связях с могущественной нацией, если эти люди способны на перемены. Я уполномочена сделать вам неофициальное предложение. Если мы можем как-то помочь вам получить корону, дайте нам знать. Мы окажем вам полную поддержку.

Она сунула в мою ладонь сложенный клочок бумаги и зашагала прочь. На ходу она выкрикнула что-то на итальянском, и весь зал взорвался восторженными криками. Карманов у меня не было, поэтому я поспешно спрятала записку в декольте, молясь, чтобы никто ни чего не заметил.

Прием затянулся намного дольше, чем вечер наших соперниц. Подозреваю, итальянским гостям было так весело, что им просто не хотелось уходить. И все равно для такого долгого мероприятия он пролетел в одно мгновение.

Несколько часов спустя я направилась к себе в комнату, чувствуя себя совершенно обессиленной. Я так наелась, что об ужине не хотелось и думать, и, хотя было еще не поздно, идея отправиться прямиком в кровать казалась очень заманчивой.

Однако не успела я бросить взгляд в сторону постели, как ко мне подошла Энн с сюрпризом. Ахнув, я торопливо взяла у нее письмо.

Надо отдать должное сотрудникам дворцовой почты: времени они даром не теряли.

Я надорвала конверт и вышла на балкон. Я как губка впитывала папины слова вместе с последними лучами солнца.

Дорогая Америка, пожалуйста, напиши Мэй как можно скорее.

Когда она узнала, что прошлое письмо предназначалась только для моих глаз, то страшно расстроилась. Должен сказать, ты и меня застала врасплох. Не знаю, что я ожидал найти внутри, не точно не то, о чем ты спросила.

Во-первых, все правда. Когда мы приезжали тебя навестить, я говорил с Максоном, и он высказался касательно своих намерений в отношении тебя совершенно однозначно. Он произвел на меня впечатление человека, не склонного к неискренности, и мне показалась (и до сих пор кажется), что он питает к тебе глубокие чувства. Думаю, если бы вся процедура была проще, он бы уже выбрал тебя. У меня есть подозрения, что процесс затягивает не столько он, сколько ты. Я ошибаюсь?

Мой однозначный ответ — да. Максон пришелся мне па душе, и если ты хочешь быть с ним, я поддерживаю твое решение. Если же ты этого не хочешь, я поддерживаю и такое твое решение тоже. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Если это значит, что ты и дальше будешь жить в нашем убогом маленьком домишке, а не во дворце, что ж, так тому и быть.

Относительно второю твоею вопроса, я отвечу «да» и на него тоже.

Америка, я знаю, что ты многого в себе не видишь, но нужно с чего-то начинать, Мы долгие годы твердили тебе, что ты талантлива, но ты не верила в это, пока тебя не начали наперебой приглашать на концерты. Я помню, как ты увидела, что у тебя расписаны все дни на неделе, и поняла, что это из-за твоего пения и игры, и была очень горда. Такое впечатление, что ты вдруг прозрела и осознала, на что способна. И точно так же мы, сколько я себя помню, твердили тебе, что ты красавица, но ты, по-моему, взглянула на себя другими глазами лишь после того, как попала в Отбор.