Элизабет Тейлор

К другим репортерам невеста проявила большую благосклонность. Она поведала журналистам, что проведет медовый месяц в Европе, а затем приступит в Лондоне к съемкам своей новой картины «Неожиданно, прошлым летом».

«Я так счастлива, так счастлива, — ворковала Она. — Нас с Эдди впереди ждет медовый месяц длиной в тридцать, сорок лет. И как только мой контракт истечет, я целиком посвящу себя мужу и детям». Кое-кто из репортеров поинтересовался, почему она, в очередной раз выйдя замуж, заявляет, что намерена уйти из кино, но Элизабет пропустила мимо ушей этот вопрос.

На следующий день обозреватель Роберт Руарк опубликовал свои впечатления о свадьбе. По его мнению, это было не что иное, как результат незаконной связи всего каких-то пять месяцев спустя после смерти Майка Тодда.

«Этот союз, который разрушает семьи других людей, это настоящий пример надругательства над такими понятиями, как вдовство и девичья любовь, обернулся дешевым спектаклем», — писал Руарк.

Макс Лернер из «Нью-Йорк Пост» выступил в защиту новобрачных:

«Мне нравится... что они абсолютно откровенны в своих чувствах друг к другу. Это тот самый случай, когда искренность намного предпочтительнее лицемерной показной добродетели. Я приветствую это нескрываемое торжество человеческих чувств».

Растроганные подобными словами, Элизабет и Эдди признались Мильтону Блэкстону, что хотели бы познакомиться с обозревателем. Лернер собирался в Лондон, где ему предстояло освещать встречу между президентом Эйзенхауэром и британским премьер-министром Макмилланом.

«Я позвонил им в отель, — вспоминал Лернер. — И затем провел с ними замечательный вечер — в непринужденных беседах и шутках. Мы с первого взгляда понравились друг другу. Элизабет, как обычно была сама соблазнительность, и я в нее сразу же влюбился. Она весьма деликатно поведала мне, что Эдди накануне ночью проявил в постели всю свою пылкость. «Три с половиной раза, Макс, три с половиной раза», — похвалялась она. В то время они неустанно наслаждались любовью».

Совершенно очарованный Элизабет, пятидесятисемилетний политический обозреватель вступил с ней в любовный роман, который продолжался до самого 1961 года.

«Это было головокружительное ощущение, — вспоминал он. — В какой-то момент мы так увлеклись друг другом, что даже поговаривали о том, чтобы пожениться».

Все это время Элизабет публично клялась в вечной любви к Эдди Фишеру, что, однако, не мешало ей тайком встречаться с Лернером в лондонских пабах или в отеле Дорчестер, где, если верить Лернеру, Элизабет по секрету призналась ему, что ее новый брак тоже дал трещину.

«Мне казалось, что таким образом я сохраню память о Майке, но вместо этого получила лишь его бледное подобие», — сказала она Лернеру.

Однако те, кто присутствовал в ту пору на студии «Шеппертон» на съемках фильма «Неожиданно, прошлым летом», вспоминают, что Элизабет буквально не отпускала Эдди от себя, пожирая его полным обожания взглядом.

«Она в высшей мере чувственная женщина, — вспоминал кто-то из мужчин. — Тогда она все свое свободное время проводила в постели с Эдди. Время от времени она делала короткую передышку, чтобы узнать, кто присматривает за детьми, а затем снова отправлялась заниматься с ним любовью. С ней тогда были Дик Хенли и Джон Ли, которые взяли на себя заботу о ее детях, так что ей особенно не приходилось о них волноваться».

«Безусловно, в это время Элизабет была увлечена Эдди,— говорит кинообозреватель Гарольд Салемсон. — Она была от него без ума, а он, в свою очередь, имел на нее огромное влияние. Если вам что-то было нужно, следовало действовать через Эдди. Он шел к Лиз, и она делала все, что он скажет. Однажды я был вынужден попросить его, чтобы он убедил ее не сквернословить на съемочной площадке Англичане приходили от этого в ужас. Она вечно орала кому-то: «Эй, ты, хрен моржовый», или «Эй, ты, жопа», и все вокруг были готовы сгореть от стыда. Так что я пошел к Эдди и сказал ему, чтобы Лиз попридержала язык. Моя просьба сработала — правда, ненадолго».

Съемки фильма «Неожиданно, прошлым летом» стали для всех его участников тяжким испытанием. Мрачная, готическая история, в основу которой была положена одноактная пьеса Тенесси Уильямса, повествовавшая о сексуальности, каннибализме и психохирургии, казалось, перекликалась с переживаниями тех, кто был занят ее воплощением на экране.

«Все до единого, кто был причастен к созданию картины, были несчастны, — вспоминала Мерседес Маккембридж. — Сама обстановка и атмосфера съемок так или иначе отражались на людях».

Продюсер Сэм Шпигель собрал актерский состав, каждый участник которого обладал гипертрофированным самомнением, причем в ту пору творческие способности актеров оказались поставлены под угрозу терзавшими их изнутри их же собственными проблемами. Кэтрин Хепберн глубоко переживала смертельную болезнь Спенсера Трейси. Монтгомери Клифт истязал себя алкоголем и наркотиками. Что касается Элизабет Тейлор, то она была вне себя от того, как британская пресса отзывалась о ее браке с Эдди Фишером, и даже потребовала закрыть на съемочную площадку доступ репортерам и фотокорреспондентам.

С самого первого дня съемок Элизабет тоже буквально излучала враждебность. Все эти проблемы настолько измучили режиссера Джозефа Манкевича, что у него на нервной почве на руках высыпала экзема, и он был вынужден носить перчатки. Он обрушился на критиков с обвинениями — те якобы слишком превозносят продюсера, забывая о нем, режиссере. У Манкевича постоянно возникали конфликты с Кэтрин Хепберн, которая игнорировала его указания. Он выходил из себя из-за Монтгомери Клифта, который вечно бывал пьян или одурманен наркотиками и поэтому не мог вспомнить ни одной реплики. Он сражался с Элизабет из-за того, что она то и дело пыталась досадить ему в отместку за его отношение к Клифту.

Личные проблемы актерского состава усугублялись той леденящей душу историей, которая разыгрывалась перед камерой. Гор Видал написал сценарий, в котором речь идет о нейрохирурге — его сыграл Монтгомери Клифт, — которого в свою очередь призывает к себе одна своенравная южанки (Кэтрин Хепберн), с тем чтобы он произвел лоботомию ее истеричной красавице-племяннице (Элизабет Тейлор). Роль ее жадной, словоохотливой мамаши была отдана Мерседес Маккембридж.

Сам сюжет вращался вокруг гомосексуалиста, Себастьяна — кстати, он так ни разу и не показывается на экране, — который использует собственную мать (Хэпберн) в качестве приманки, дабы завлекать мужчин для своих сексуальных утех.

Он безжалостно отталкивает ее от себя, когда красота ее блекнет, и завлекает на ее место свою красавицу-кузину, ради чего берет ее с собой в Испанию. Там он покупает ей весьма откровенный купальный костюм, который якобы, намокнув, становится прозрачным. Девушка надевает костюм и отправляется на пляж, чем привлекает к себе внимание целой орды уличных мальчишек. Она в ужасе наблюдает, как они в ярости обрушиваются на Себастьяна — разорвав его тело в клочья, беспризорники-каннибалы пожирают растерзанную жертву. Под впечатлением этой кошмарной сцены девушка возвращается домой, что-то истерично бормоча о чудовищной гибели кузена. Тетка помещает девушку в психиатрическую клинику и договаривается о лоботомии — им самым она надеется стереть из ее памяти воспоминания о кошмарной сцене, а заодно и уберечь память о любимом сыне. События достигают кульминации в гот момент, когда нейрохирург, нанятый для проведения операции, собирает вместе семью в отчетной попытке помочь молодой женщине разблокировать. ее память. Его план срабатывает — героиня на одном дыхании разражается потоком невообразимых воспоминаний. По мнению многих критиков, этот монолог стал высшим актерским достижением Элизабет Тейлор за всю ее кинокарьеру.