Елизавета Тюдор. Дочь убийцы

Так они и сидели вместе с братом, взявшись за руки, пытаясь справиться с миром, упорно выступавшим против них, стараясь справиться с горем, борясь с душившими их слезами. Вскоре к ним приехала Екатерина. Она заверила Эдуарда, что будет помогать ему править страной и что беспокоиться по этому поводу ему не следует.

— И ты, Бэт, не волнуйся. Я не забуду про тебя, — говорила королева, — вы для меня родные дети, о которых я всегда буду заботиться.

Им стало легче от её слов. Позже придётся научиться не верить, не доверять и вообще разучиться любить. Но пока Эдуард и Елизавета с надеждой смотрели на мачеху, не ведая о том, какие планы вынашивались в её голове...

Через два месяца после смерти Генриха во Франции умер его преданный друг и заклятый враг король Франциск Первый. Эпоха полных жизни мужчин, обожавших охоту, искусство, женщин и войну, закончилась. Как они умудрялись одновременно любить и ненавидеть друг друга, так и останется непонятной, неразгаданной тайной взаимоотношений двух высоких, статных, громкоголосых королей, которые, казалось, правят не одной страной, а целым миром, не считаясь ни с кем и ни с чем...

Генриха похоронили возле Джейн Мур, той самой кроткой, тихой жены, так недолго прожившей на свете, но сумевшей подарить ему наследника. Такова была воля короля...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ БРАТ

Они меня, верно, и не видят.

Похоже, что стала вдруг невидимкой.

Льюис Кэрролл

ГЛАВА 1. 1547 ГОД. ПРОДОЛЖЕНИЕ

1

Конечно, все эти годы они не были постоянно вместе. Мария в основном жила в удалённом замке и вела замкнутый образ жизни. Из Эдуарда растили будущего короля, и вначале он получал воспитание и образование отдельно от принцесс. Когда женой Генриха стала Екатерина, Елизавета и Эдуард стали учиться у одних и тех же учителей.

Теперь но воле мачехи Елизавета ехала в Лондон ко двору брата. Эдуарду было всего десять лет, но он старался никому не показывать, насколько тяжела была свалившаяся на него ноша. Он пытался быть похожим на отца, но тщедушный и болезненный внешний вид никак не способствовали созданию подобного образа.

— Ты боишься? — прошептала Елизавета брату на ухо, когда они остались одни в его комнате в Виндзоре.

— Нет. Отчего? — Эдуард задрал подбородок ещё выше, как всегда он делал, когда хотел показать своё высокое положение.

— Оттого, что ты теперь король. Ты знаешь, что следует делать? Что правильно и что неправильно? — Бэт смотрела на брата во все глаза в ожидании ответа.

— Да, думаю, знаю. Иначе как бы Господь допустил, чтобы я стал королём? Мне надо продолжать то, что начал отец. Главное — решить вопросы веры, — Эдуард продолжал говорить, но Елизавета уже его не слышала. Она вспомнила, что хотела написать в письме Екатерине, и теперь торопилась вскочить и бежать к себе.

— Прости, — она дотронулась до руки брата, — я устала и пойду отдохну. Тебе тоже надо, наверное, побыть одному. Впереди коронация и много других важных дел.

— Конечно, — Эдуард кивнул, — иди, Бэт, — в его голосе всё отчётливее слышались высокомерные интонации, но ома не обижалась: королю не пристало быть легкомысленным, дружелюбным и искренним в общении с другими, — мне сказали, что время, оставшееся до коронации, я проведу в Тауэре.

— В темнице?! — Елизавета ужаснулась.

— Да, мне сказали, так положено. Народ будет считать, что я уединился, горюя об умершем отце.

— Кто сказал? И почему надо горевать именно там? — с двухлетнего возраста башня вызывала в ней инстинктивное отвращение и страх.

— Герцог Сомерсет волею отца является моим опекуном. Он и посоветовал мне провести время до коронации там. Страной пока управляет Тайный совет.

— Твой дядя? Брат Джейн? — переспросила Елизавета, прекрасно понимая, о ком идёт речь. — Ты не думаешь, что он хочет править вместо тебя? Поэтому и отсылает в Тауэр? Вдруг он устроит переворот? — глаза у неё становились всё больше и больше, а голос тише.

— Зачем, Бэт? — Эдуард продолжал говорить, сильно задрав подбородок кверху. Он повёл плечом. — Отец назначил его опекуном перед самой своей смертью. Он же распорядился и по поводу Тайного совета...

— Но тебе же отец ни о чём таком не говорил, — возразила Бэт, — это всё тебе сказал сам герцог. Почему бы тебе не принимать решения самостоятельно?

Неожиданно Эдуард стал похож на того, кем он и являлся на самом деле, — на десятилетнего болезненного мальчика. Он опустил голову и отвёл взгляд в сторону.

— Дядя прав. Я не готов ещё взять на себя такую большую ответственность. Никто не думал, что отец умрёт так скоро. Я считал его бессмертным, Бэт. И верил, что у меня полно времени впереди.

Елизавете стало стыдно. Ей самой было тринадцать. Многие в этом возрасте становились невестами или даже выходили замуж. Но она себя даже в такой роли не представляла. А уж что говорить об Эдуарде! Стать не мужем чьим-то — королём! Она вздохнула и нежно провела рукой по голове брата.

— Не волнуйся, — проговорила она, — у тебя всё получится. Ты получил прекрасное образование. Ты написал великолепный трактат о вопросах веры.

Эдуард чуть отстранился от сестры. Королю не подобает выказывать слабость и вообще позволять всякие нежности.

— Да, в вопросах вероисповедания я силён, — гордо сказал он, — и Англия будет страной, где протестантская вера ещё глубже пустит свои корни. Я продолжу то, что до меня начал отец. Тут дядя со мной и не спорит.

Елизавета тоже была протестанткой и согласно кивнула брату. Они попрощались.

Во дворце стало темно. Факелы освещали Елизавете путь в её спальню. Она шла и чувствовала, как что-то новое поселилось в душе, что-то незаметно изменилось. «Я не королева, я лишь сестра короля, — возразила она собственным мыслям, мне не нужно меняться только из-за того, что я теперь признана законнорождённой и возможной наследницей престола. Тем более что королевой я могу стать лишь, если у Эдуарда не будет наследников».

В своей комнате она опустилась на колени перед небольшим распятием и начала быстро шептать:

— Прости, Господи, что я смею думать о короне. Пусть, Господи, Эдуард живёт как можно дольше, и даруй ему, пожалуйста, много здоровых детей, и среди них пусть будут мальчики. И, пожалуйста, помоги мне, Господи, думать правильно! — она встала с колен и подошла к столу с книгами.

Надо было написать письмо Екатерине. В привычку вошло последние два года писать ей письма на латыни. Мачеха поощряла в ней этот порыв: кто не может свободно изъясняться на латыни, говорила Екатерина, тот не может считаться образованным человеком. Елизавета пролистала толстую книгу, лежавшую перед ней.