Елизаветинская Англия. Путеводитель путешественника во времени
Шрифт:
Впрочем, уникальным Лондон делает даже не эта активность как таковая, а скорость, с которой в городе все меняется. Джон Стоу, описывая город в 1598 году, упоминает длинную улицу к востоку от Тауэра, где живут тысячи моряков; пятьдесят лет назад там не жил вообще никто. Расширение на север тоже не ускользнуло от его внимания: длинные цепочки домов стоят там, где в начале эпохи Елизаветы были только мельницы. По всему городу перестраивают старые дома. Вы, наверное, подумали, что городские власти воспользуются возможностью расширить узкие улочки и сделать город еще роскошнее. Но, несмотря на богатство Лондона, они не могут себе этого позволить. Население города растет, с ним растут и цены на жилье, так что за каждый лишний квадратный фут пространства приходится переплачивать. И многие дома вырастают до шести-семи этажей, несмотря на то, что поддерживают их только деревянные каркасы. Как и все остальные города в стране, Лондон растет и ввысь, и вширь.
Учитывая, что главный источник богатства и взрывного роста Лондона — торговля, уместным будет завершить краткое описание города несколькими замечаниями о коммерческих центрах. Как вы уже наверняка поняли по некоторым упомянутым названиям улиц, на них располагаются специализированные рынки. Бред-стрит («Хлебная улица») называется так потому, что изначально там располагался хлебный рынок. Фиш-стрит («Рыбная улица»), Милк-стрит («Молочная улица»), Хоузир-лейн («Чулочный переулок»), Кордвейнер-стрит («Улица сапожников») и десятки других тоже названы
Ни одно описание Лондона не может быть полным без упоминания Чипсайда. Если какую-нибудь одну улицу Лондона можно назвать главной, так это ее. Здесь находится главный рынок, это самая широкая улица, по ней проходят шествия в День лорд-мэра и королевские процессии. Если вы выйдете с Королевской биржи и направитесь от Корнхилла к западу через Паултри, то быстро туда доберетесь. Там вы найдете большой зал Компании торговцев тканью (Мерсерс-холл). Кроме того, там находится Грейт-Кондуит, большой каменный фонтан, из которого набирают воду домохозяйки, слуги и водоносы. Прямо перед вами — Штандарт, еще один общественный фонтан, стоящий рядом с увенчанной крестом колонной. Кроме того, именно у Штандарта городские власти демонстрируют свою власть: здесь, например, вы можете увидеть, как отрубают руки зачинщикам драк в общественных местах. Один ряд из 14 лавок и домов слева от вас, несомненно, привлечет ваше внимание. Расположенные вдоль Чипсайда между Бред-стрит и Фрайдей-стрит, это самые красивые дома во всем городе: четырехэтажные, с позолоченными фасадами. По названию Голдсмитс-роу («Переулок ювелиров») сразу становится понятно, что здесь живут в основном банкиры и ювелиры. Посреди улицы стоит большой Чипсайдский крест (Чипсайд-Кросс) — один из огромных трехъярусных крестов, построенных Эдуардом I в память об умершей королеве Элеоноре. Этот крест сейчас постоянно подвергается атакам вандалов; в 1581 году нижний ярус со статуями сильно попортила молодежь: статую Девы Марии стащили с исходного места (обратно ее поставили лишь через 14 лет).
Пройдите чуть далее, и доберетесь до Уэст-Чип, где располагается рынок, а Литтл-Кондуит снабжает водой северную часть города. Наконец, вы выйдете к Собору Святого Павла и Патерностер-роу, где стоят лотки торговцев книгами и канцелярскими товарами. Если пойдете дальше на запад, то сможете выйти из города через Ньюгейт; направившись по дороге к Тайбернским виселицам, а потом — по дороге в Оксфорд, вы в конце концов вернетесь в Стратфорд.
Проходя по Чипсайду, вы, возможно, слева заметите таверну «Русалка». Именно там мистер Эдмунд Коппингер и мистер Генри Артингтон скрылись от лондонской толпы в 1591 году. Кроме того, именно там любил выпивать Вильям Шекспир из Стратфорда [16] . На этой улице богатство общается с бедностью под взором филантропии. Горожане встречаются с деревенскими жителями. Это место важных объявлений, публичных демонстраций и бизнеса. Для ювелиров, живущих здесь, и для богатых купцов, ходящих на собрания в Мерсерс-холл, это место профессиональных достижений и гордости. Для летописца Джона Стоу Чипсайд — древнее и преисполненное великого достоинства место. Для хорошо одетых — возможность показать себя. Для мистера Коппингера и мистера Артингтона — место расплаты за грехи. Наконец, поэт из Стратфорда наблюдает за всем этим с «кружечкой доброго двойного пива» в руке.
16
Истории о пивном клубе в «Русалке», который посещали Шекспир, Бен Джонсон, Джон Донн и другие, в определенной степени романтизированы. Однако владелец таверны, Вильям Джонсон, был другом и деловым партнером Шекспира, ибо они вдвоем приняли участие в последнем вложении Шекспира в недвижимость в 1613 году. См. Schoenbaum, Shakespeare, p. 208.
II. Люди
Рост населения — одна из самых популярных тем для разговора в елизаветинскую эпоху От Корнуолла до Кента вы будете слышать о взрыве рождаемости. Горожане видят, как за стенами растут новые дома; сельские жители подозрительно смотрят на все большее число нищих на дорогах. Но насколько быстро население растет? Кто может сказать?
Во времена Елизаветы в Англии редко собирают статистику, так что вы вряд ли встретите хоть одного человека, даже приблизительно представляющего, сколько народу сейчас живет в стране. Есть некоторая ирония в том, что историкам современного мира намного легче измерить численность населения в XVI веке, чем людям, жившим тогда. Сегодня мы знаем, что тогдашние разговоры о росте населения абсолютно верны. К концу правления Елизаветы в Англии жило около 4,1 млн человек — сравните с 3,16 млн в начале правления, и получите 30-процентный прирост. Цифры поразительны: нечто подобное в следующий раз случится только в конце XVIII века, когда прирост будет еще более стремительным [17] . Еще сильнее это шокирует, если знать, что в предыдущие два столетия население гораздо меньше 3 млн — страна так толком и не пришла в себя после «Черной смерти» 1348–1349 годов. Так что вовсе неудивительно, что англичане чувствуют, как растет их число.
17
По данным Wrigley & Schofield, p. 528, самый большой совокупный рост населения в шестнадцатом веке был в 1581–86 годах: 1,13. Этот показатель удалось превзойти лишь в пятилетку 1786–90 годов: 1,20. Население страны к тому времени превышало 7 млн.
Но почему оно растет? В 1594 году в Кенте Вильям Ламбард предложил следующее объяснение: «Сейчас не только молодые люди, но и церковнослужители всех рангов женятся и плодятся свободно, чего раньше не бывало, и… у нас, слава богу, не случилось массовой гибели ни от меча, ни от болезни, которая могла бы снизить нашу численность» [18] . Ричард Карью из Корнуолла через несколько лет согласился с ним, связав прирост населения с отменой обета безбрачия для священников, более ранним возрастом вступления в брак, чем раньше, и долгим отсутствием войн и чумы. Но, как вы уже наверняка предположили, реальные причины глубже, чем считали эти образованные джентльмены. Из-за войн численность населения снижается незначительно по той простой причине, что количество женщин детородного возраста в стране не
уменьшается. Или, другими словами, «рынок» мужей ограничивается не романтическим образом идеального мужчины, а количеством мужчин, обладающих достаточным состоянием и положением в обществе. Даже гибель 8000 мужчин на войне (1 процент взрослого мужского населения) приводит лишь к едва заметному снижению стандартов, а не к появлению огромной толпы скорбящих вдов и невест. Если вы хотите узнать реальную причину роста населения, подумайте, какой эффект на брак и плодовитость оказывает более легкая доступность пищи. Проще говоря, если еда есть в изобилии, то цены на нее падают, а здоровье, благосостояние и безопасность людей растут и улучшаются. В брак вступают многие из тех, кто не сделал бы этого в более голодные годы. Уверенный в том, что семью удастся прокормить, слуга уйдет от хозяина, освоит ремесло, приобретет собственный дом, женится и будет содержать жену и детей. Если же еда труднодоступна и дорога, то, очевидно, подобный шаг может стать самоубийственным. Именно изобилие еды по всей стране по ценам, доступным даже для небогатых семей, стало главной причиной роста населения.18
Выступление Вильяма Ламбарда перед комиссией по приютам и т. п. в Мейдстоне, 17 января 1594 г., в Conyers Read (ed.), William Lambarde and Local Government, p. 182 (цитата no Eliz. People, p. 47).
Хотя общая численность населения быстро растет, его структура практически не отличается от той, что была в Средние века. Пройдя по улице времен Елизаветы, вы увидите такое же огромное количество молодежи, как и в XIV веке. В XXI веке количество англичан младше 16 и старше 60 лет примерно равно: 20 и 21 процент населения соответственно. В елизаветинской Англии мальчики и девочки до 16 лет составляли 36 процентов всего населения, а люди старше 60 — всего 7,3 процента. Таким образом, пропорция между молодежью и стариками здесь впятеро больше, чем в современном мире. Эффект, оказываемый на устройство общества, поразителен: медианный возраст составляет двадцать два года (то есть, половина населения Англии не старше 22 лет); в современном мире медианный возраст — почти сорок лет. Более того, мужчины еще и выглядят моложе: возраст, в котором начинает расти борода, наступает гораздо позже, чем сейчас, — к двадцати двум годам у большинства мужчин на подбородке всего лишь несколько волосков. Мужчины больше напоминают мальчишек и ведут себя, как безрассудные юнцы — они намного более энергичны, жестоки, активны и эгоистичны, чем вы могли бы предположить.
Возникает логичный вопрос: а на что же похожа старость в елизаветинской Англии? Томас Уайтхорн в сорок лет сказал, что начался «первый этап старости». Вильям Гаррисон заявляет, что «женщины из-за деторождения после сорока лет быстро покрываются морщинами». Как и во многих вещах, здесь важна точка зрения. Не стоит и говорить, что 45-летний человек кажется 15-летнему «старым». Но дожить до 60 в елизаветинские времена — все равно, что дожить до 75 в XXI веке. Средняя продолжительность жизни колеблется от 28 лет в начале 60-х годов до 41 в начале 80-х; эта вторая цифра будет превзойдена лишь в конце XIX века. Большинство людей просто не доживают до «старости» в современном понимании — им не выпадает такой возможности. В Стратфорде в 60-х годах XVI века в среднем крестят 63 детей в год… а 43 в год хоронят. Детская смертность в городах выше из-за более быстрого распространения болезней, но даже в сельской местности 21 процент детей умирает, не дожив до десяти лет, причем две трети из них — еще на первом году жизни [19] .
19
Wrigley & Schofield, p. 249. Половина младенцев, не доживших до года, умирала в первый месяц жизни. См. там же, стр. 363. В семнадцатом и восемнадцатом веке показатели детской смертности лишь ухудшились.
Если вы доживаете до 50, то вам повезло. В этом возрасте елизаветинские англичане начинают называть друг друга «старыми». Это не значит, что в 50 лет люди немощны: если вы дожили до 30 лет, то, вероятно, доживете и до 60. В 50 вы должны работать так же прилежно, как раньше; мужчины вплоть до 60 лет обязаны участвовать в ополчении. Когда вам исполнится 50, многие из вашего поколения будут уже мертвы, и даже если вы не ощущаете себя старым, то ваши вкусы и привычки, несомненно, старомодны. Мужчины становятся физически слабее. Женщина в 50 лет может прослыть «мудрой». В 60 лет вы уже точно считаетесь стариком.
На жизнь после 60 влияет много факторов. Первый — богатство: бедняки умирают раньше из-за цен на топливо, пищу и медицинскую помощь. Графиня Десмонд, Кэтрин Фитцджеральд, как говорят, пришла пешком в Лондон в сопровождении девяностолетней дочери в 1587 году; умрет она уже при следующем короле, якобы упав с орешника в возрасте 140 лет. Она действительно очень стара, но, если честно, ей вряд ли было намного больше ста [20] . Но богатство как таковое не гарантирует долгой жизни. В Норидже в 1570 году живут пять попрошаек старше 90 лет, а еще двое утверждают, что им за сто. Ричард Карью заявлял, что в Корнуолле «повсюду доживают до 80 и 90… некий Ползью недавно умер 130 лет от роду, а его родственник — в 106 лет». Этим свидетельствам можно верить, можно не верить, но по всему видно, что и в елизаветинские времена люди могли прожить целый век.
20
См. G.E. Cokayne, revised by V Gibbs, H. A. Doubleday, D. Warrand, Lord Howard de Walden and Peter Hammond (eds), The Complete Peerage of England, Scotland, Ireland, Great Britain and the United Kingdom extant or dormant (14 томов, 1910–88), iv, p. 250. Ее муж родился в 1454 году, но его первая жена все еще была жива в 1505, так что она вышла за него еще позже. Он умер в 1534 году в восемьдесят лет; если она вышла за него, когда ему было шестьдесят, а ей самой было чуть за двадцать (как и большинству невест), то родилась она примерно в 1490 году, так что вполне могла прожить целое столетие.
Вильям Гаррисон высказывает мнение, что в Англии люди делятся на четыре сорта: джентльменов (дворян), богатых горожан, сельских жителей (йоменов, земледельцев и батраков) и ремесленников. Его современник Томас Вильсон, который составил свое описание Англии несколькими годами позже, говорит о пяти типах: аристократах, горожанах, йоменах, ремесленниках и селянах; кроме того, каждую из этих групп он делит на подгруппы в зависимости от титула, дохода и земель [21] . Уже по этому видно, что общественная иерархия довольно непроста. Некоторые рыцари богаче лордов; богатый земледелец может быть более уважаемым, чем бедный йомен; старая дева из древнего дворянского рода с гербом смотрит свысока на купца, доходы которого в десять раз выше. Классовые различия в Англии чем-то напоминают определения «молодого» и «старого»: собственное восприятие не всегда совпадает с общепринятым, и лишь самые крайности можно описывать, не боясь, что ваше мнение оспорят. В одном, впрочем, можно быть твердо уверенными: королева находится на вершине иерархии со всех точек зрения — и народного уважения, и богатства, и власти, и божьей милости.
21
См. Harrison, Description, chapter one; Wilson, ‘State’, p. 17.