Елка и терн. Тетралогия

– И скромна, – поддержал мои мысли Терн.

– Если бы я говорила это вслух, я была бы нескромной, а я – так, – махнула я рукой. – А о чем думал Кан? Ты читал его мысли? Расскажи, умоляю!

– Он ревновал, – подмигнул мне элвар. – Он не слишком любит не-людей, а мысль о том, что я вообще могу прикоснуться к тебе, даже к твоей руке, приводит его в бешенство. Учти, если выйдешь за него замуж, тебе придется носить очень плотную вуаль. И не смотреть по сторонам. Иначе…

– Если человеку охота нервничать из-за глупостей, это его проблемы. Лично я никогда не понимала, почему нужно кого-то ревновать.

– Да, Кану не повезло.

– Каша готова.

Терн протянул свою миску. Каша действительно удалась на славу. Я не люблю готовить, но студенческая жизнь в общаге приучит еще и не к тому. Даже Кан соизволил проглотить пару ложек. Я не обратила внимания. Если ему хочется изображать лорда в изгнании, пусть изображает. Каждый сходит с ума по-своему. Я вымыла котелок и демонстративно улеглась в центре походной постели. Терн улегся слева, Кан – справа. И тут же обнял меня за талию. Я не стала сопротивляться. И вскоре уснула. *** Утро встретило меня холодом. Я открыла глаза. Я лежала лицом к Терну, мои руки обнимали элвара за шею, он одной рукой прижимал к себе мою голову, а Кан обнимал меня за талию. Сюжет для журнала 'Плейбой'. Надо вставать. Если Кан увидит меня в обнимку с элваром, он опять весь день будет дуться. Конечно, на него мне наплевать с пляжной вышки, но у нас еще впереди ДЕЛО. И нельзя провалить его из-за всяких глупостей вроде ревности и непонимания. Мы – одна команда. И я в этой команде стану цементом. Чего бы мне это не стоило. Я вылезла из-под одеяла и начала одеваться. Брюки, куртка, сапоги, плащ. Потом развела костер и по-ставила греться воду. Сварила друидский кадри – незаменимая вещь холодным утром. У меня, к сожа-лению, не самый лучший сорт, но довольно приличный. Кадри сварился быстро, и в пещере запахло хвоей и яблоками. Нет, оценить всю прелесть вкуса и за-паха я не могу, я все-таки человек, а обоняние людей не слишком острое, но даже на мой неразвитый вкус кадри пах восхитительно. Проснулись и мужчины. Завтракали мы бутербродами. И отправились в путь. Сегодня к вечеру мы доберемся до драконьего замка. Я очень на это надеялась, забыв старую ис-тину. План писали на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Мы пешком не шли, но оврагов нам избежать не удалось. Мы ехали уже несколько часов. Внезапно Терн вздрогнул и начал оглядываться по сторонам.

– Что случилось? – спросила я.

– Не знаю, – признался Терн. И меня настигла его мысль:

– Здесь кто-то есть. Я чувствую чужое присутствие. Но мыслей не улавливаю. Странно. И пах-нет здесь странно. Я принюхалась. Пахло чем-то смутно знакомым, но чем? Черт его разберет!

– Я знаю этот запах, – прищурилась я. – Так воняло… где же, Тьма его забери, так пахло!? В моем ми-ре? Нет. В вашем? В Универе? Да, но где?

– В лаборатории, – помог Кан. – Так воняло в лаборатории, когда мы подсунули алхимику в склянку с эликсиром Риагга…

– Драконью чешую! Но откуда здесь драконья чешуя!?

– А я, по-вашему, кто? – раздался откуда-то голос.

Я посмотрела на Кана. Потом – на элвара. Они молчали.

– Кто это? – поинтересовалась я у неба над головой.

– Я.

Голос звучал откуда-то слева. Я перевела туда глаза и вздрогнула. Из-за скалы показалась верхняя часть белоснежного дракона.

Козлы и ослы отреагировали, как последние… козлы! Взвились на дыбы, не хуже эльфийских скаку-нов – и ломанулись прочь с такой скоростью, что даже Тёрн ничего не успел сделать. Мы остались си-деть на земле, очумело мотая головами.

Ни денег, ни вещей, животных ловить придется… эвхаар!

– А что вы тут делаете? – поинтересовалась драконья голова.

Я захлопала глазами.

– Ты умеешь разговаривать!? – спросила я, не придумав ничего лучше.

– Но и ты умеешь разговаривать, – парировал дракон. – И никого это не удивляет!

– Согласен, – кивнул Терн. И добавил уже мысленно: Ёлка, лучше сотвори какое-нибудь мощное противодраконье заклинание, пока ему не надоело разговаривать.

Я посмотрела на него злыми глазами. Я ни одного не знаю. Я же только учусь! А это проходят через шесть лет.

– Тогда остается только одно. – Терн положил руку на эфес меча.

Слух и зрение у доисторической рептилии оказались великолепными.

– Так вы меня убить хотите!? Я вас сейчас сама съем!

– О, так вы драконица!? – обрадовалась я, пока та не начинала осуществлять свое намерение.

– Да, – удивилась рептилия. – А вам не все равно, кто вас съест?

– А вам было бы все равно?

– А я бы вообще не хотела, чтобы меня ели, – вдруг улыбнулась та.

– И я тоже. Договоримся?

– Ёлка, ты с ума сошла? – А ты можешь предложить что-то получше? – я не могу считать его мысли! – А я вообще их не читаю. Но выжила же как-то? И я опять переключилась на дракона.

– Меня зовут Ёлка. А тебя?

– А я Лилия.

– Лилия? Красиво…

– Мама сказала, что я такая же беленькая, – призналась дракошка, вылезая из-за скалы.

Вблизи она оказалась намного симпатичней. Крупная, да. Размером с микроавтобус, с чешуйчатой бе-лой шкуркой и огромными голубыми глазами. В розовой пасти блестели клыки, размером с локоть, при виде которых Кан чуть в обморок не хлопнулся. Уже и поулыбаться дракошке нельзя! Я вот сразу поняла, что Лилия нам зла не желает.

– А я раньше никогда людей не видела. Мама говорила, что вы опасные.

– а я никогда не видела драконов. И мне тоже говорили, что вы страшные, – призналась я.

Мальчики благоразумно молчали, оставив нам переговоры.

– Да разве я страшная?

– Нет. Ты очень симпатичная и грациозная. И шея у тебя шикарная.

– ты тоже ничего. Но вы люди такие мелкие…

– А ты будешь еще крупнее?

– У меня папа был раза в четыре больше, – улыбнулась дракошка.

– Тогда ты тоже будешь, – решила я. – Погоди… был?

– Папу убил какой-то рыцарь.

– Козел, – высказалась я. – Рыцарь тот – козел.

– А мама плакала.

Я вздохнула.

– Так что не доверяй людям, малышка. Самые мелкие насекомые могут быть ядовитыми.

– И мама тоже…

Наш разговор прервало хлопанье крыльев и свист воздуха. С небес медленно планировал громадный лиловый дракон. Я взвизгнула и спряталась за Тёрна. Кан шарахнулся куда-то к скале. А Лилия растопырила крылья.

– Мам, не трогай их! Они хорошие!