Элли

Нервно сжимая руки, Элли прислушивалась к доносящемуся из-за двери мягкому, низкому голосу сестры Патриции, которая рассказывала девочкам, как надо начинать писать маслом. Переступая с ноги на ногу, Элли чувствовала себя неуютно и пыталась думать о чем угодно, только не о полученном приглашении.

И вот раздался стук отодвигаемых стульев по деревянному полу и щебет двадцати юных голосов. Дверь стремительно распахнулась, и стайка девочек шумно выпорхнула в коридор. Они промчались мимо, с любопытством поглядывая на нее и обсуждая следующий урок. Элли услышала шелест длинного одеяния монахини и подошла к двери.

— Ты можешь войти, Элли, — разрешила сестра Патриция.

Девушка последовала за ней в комнату и остановилась в ожидании.

— Присядь, пожалуйста. — Сестра Патриция отодвинула два стула от рабочего стола, и они сели. — Элли, сколько времени ты уже находишься в обители святой Екатерины?

— Около пяти с половиной недель.

— Не можешь ли ты мне рассказать, чего ты достигла за прошедшие дни?

Элли опустила глаза.

— Я не знаю. — Ей не хотелось говорить. Сестра Патриция ждала. — Я выполняла школьные задания и немного рисовала.

— И это все?

Элли кивнула:

— Да, кажется — все.

Она сжалась, подготавливая себя не реагировать на то, что последует за таким ответом. Все это ей было хорошо известно по дому.

Сестра Патриция встала и прошла через комнату к своему столу. Она взяла три тяжелые книги и, вернувшись к Элли, положила их перед ней.

— Итак, Элли, — продолжала монахиня, — я собираюсь тебе кое-что сказать — ты можешь принять это или проигнорировать, но решение будет принадлежать только тебе.

Сестра Патриция стояла, и при виде ее высокой черной фигуры Элли почувствовала себя маленькой и незначительной.

— У меня нет никакого желания говорить о дурацких обычаях, которые насаждаются в нашей обители. Меня не волнует, как других сестер, какая у тебя прическа, мне также все равно, что тебе не нравится школьная форма, что ты тратишь свободное время на пустяки. Но… — Она села. — Я хочу говорить о твоей работе. — Сестра Патриция сделала паузу, а потом вновь заговорила: — Ты умная девочка, Элли, но самое главное — ты талантлива. У тебя хороший рисунок, в твоих работах есть индивидуальность и стиль, а это редкость. Я предполагаю, что в них ты вкладываешь частицу себя. Я права? — Элли кивнула. — Тогда почему ты так резко все бросила? — Элли молчала. — Я знаю твою историю, Элли. Я из тех учителей, которые хотят помочь тебе все преодолеть. — Она остановилась. — Прости меня за то, что напомнила о твоей трагедии. Тебе, должно быть, очень больно.

Элли расслабилась. Сестра Патриция говорила мягко, и она почувствовала к ней симпатию.

— Я думаю об этом все время. Часто вся жизнь кажется мне бесполезной, — тихо сказала девушка.

— Я знаю.

Элли удивленно посмотрела на нее:

— Вы?

Сестра Патриция встала и подошла к окну.

— Элли, я чувствую, что ты можешь изменить свою жизнь. У тебя есть талант, интеллект — с этим можно достигнуть многого! — Она повернулась к девушке. — Но при условии, что ты захочешь работать, что перестанешь зря тратить время, и я отдам тебе все, что в моих силах. Ты сможешь поступить в Оксфорд или Кембридж. Если тебе не нужна моя помощь, то скажи сейчас. Думаю, ты должна сделать выбор — я жду ответа.

Элли смотрела на немолодую монахиню, темную фигуру, стоящую в светлом оконном проеме, и удивлялась ее словам. Она была поражена добротой и заботой сестры Патриции. Кроме Терри и Энтони, к ней еще никто не относился так бескорыстно.

— Почему? — пробормотала девушка.

— Что означает твое «почему»?

— Почему вы хотите помочь мне?

— Потому что… — Сестра Патриция подошла к столу. — Потому что я ненавижу терять. — Она улыбнулась. — Это большой грех в нашей обители, запомни. И потому…

Она снова замолчала и подумала при этом: «Потому что ты напоминаешь меня саму, и я хочу дать тебе шанс».

Отбросив свои мысли, монахиня раскрыла одну из книг, лежащих на столе.

— Не захочешь ли ты весь уик-энд поработать с этими книгами?

Элли поколебалась, затем кивнула:

— Да, конечно. Благодарю вас!

Сестра Патриция похлопала ее по руке и тепло улыбнулась, затем выпрямилась и лицо ее снова стало бесстрастным.

— Оставь свою благодарность, — резко произнесла она. — Бери работу и уходи.

Позже, на закате, Элли сидела в своей комнате, разговаривая с девочками, с которыми она днем встретилась в коридоре. Со дня приезда она впервые общалась с ними.

Смеркалось. Небо на горизонте было оранжевое, переходящее в розовый, фиолетовый, а затем в пурпурный цвет. В открытые окна вместе с легким ветерком в комнату вползала ночь.

— Пойдемте в бельведер, — предложила девочка, с которой разговаривала Элли. Она встала и загляделась на небо. — Фантастическое зрелище!

Все согласились и вскочили на ноги. Оставив недопитый кофе, они вышли из комнаты, промчались по коридору и, спустившись по лестнице, выбежали на улицу.

Девушки миновали каменную ограду и две скамейки, на которых можно было отдохнуть после прогулки, потом пошли по бельведеру, не пропуская ни одного камня. К концу путешествия голоса их смолкли. Девочки стояли, завороженно глядя на солнце — подобно громадному огненному шару, оно исчезало за холмами, пересекающими долину.

— Какая ты счастливая! У тебя талант! — тихо сказала девочка рядом с Элли. — Ты сможешь все это нарисовать?

Элли подумала о сестре Патриции и о Терри. Он обязательно бы спросил об этом. Воспоминание о нем стало таким ярким, что причинило ей боль. Она ощутила его рядом и вдруг поняла, что этот день является своеобразным символом того, что конец — это всегда начало чего-то нового. Элли смело взглянула на подругу.

— Да, думаю, что смогу!

Желтые и золотые, насыщенные темно-красные и оранжевые краски, придающие необыкновенную красоту пейзажу, — все это великолепие было триумфом уходящего лета. Все в природе затихло в ожидании неизбежного прихода дождливой осени и холодной зимы, за которыми обязательно придет весна. Глядя на окружающий мир, Элли решила, что она поступит так же: она будет рисовать, учиться, и еще — она будет ждать.

Вдруг, совсем явственно, она услышала голос Терри, принесенный ветром: «Измени свою жизнь, Элли! Смотри, слушай и учись! Учись, Элли, всему, что тебе могут дать, а потом взлетай — и лети высоко-высоко! Для меня, Элли, сделай это для меня!»

Да, да, я сделаю это, мысленно обещала она, касаясь маленького серебряного медальона с его фотографией, висящего у нее на груди. «Я сделаю», — решительно прошептала она. Но голос его уже отлетел с ветром.

У нее впереди будущее — она выполнит обещание, данное Терри; она добьется всего в жизни, а весь ужас оставит в прошлом. «Никто не должен умирать зря, — думала она, — я знаю это!»