Элрик — Похититель Душ (сборник)

— В этой плоскости мироздания? — спросил Элрик.

— Или в одном из миров, который с ней непосредственно пересекается. — Она отломала кусок засахаренной шкурки и предложила альбиносу, но тот отказался — ему не по вкусу были лакомства ее мира, в котором, по словам Уэлдрейка, вкусовые пристрастия были еще хуже, чем в его отечестве. — Интересно, кроме меня, кто-нибудь отдает себе отчет в том, что Гейнор преследует злые цели?

И она устремила взгляд в огонь, пряча глаза от остальных.

Утром пошел снежок, засыпавший оставленные ими следы и дорожки впереди, а мир стал холоден и погрузился в тишину. Они пробирались по заснеженному лесу, ориентируясь по очертаниям утесов наверху и по неярким солнечным лучам, пробивающимся из-за туч. В то же время шли они довольно уверенно и упрямо, вперед и вперед, следуя интуитивным ощущениям в мире, где они казались единственными живыми существами. Изредка они останавливались отдохнуть, ублажить матушку Пфатт — заварить ей трав, которые собирались по ее указанию и вместе со сладким мясом были их единственной пищей. Потом они трогались дальше и шли там, где снег был не такой глубокий, и матушка Пфатт разглядывала мох и кору, по которым она сообщала им, что зима в этом царстве стоит уже больше года и это, вне всякого сомнения, дело рук Хаоса. Она бормотала что-то о Ледяных гигантах и народе Холода, рассказывала легенды народа, к которому принадлежала ее мать, народа, появившегося еще до человека, правившего Корнуоллом до того, как тот был назван человеческим языком. Когда-то, по ее словам, был некто — принц, принадлежавший к древней расе, но женщина, на которой он женился, принадлежала к новой. Дети этого союза были предками ее матери.

— Вот почему мы владеем великим даром второго зрения, — по секрету сообщила она Элрику, похлопав его по плечу, когда он встал рядом с ней на колени во время одного из коротких привалов. Она говорила с ним, как со своим любимым внуком. — И они, эти люди, были похожи на тебя внешне, вот только не были такие белые.

— Это были мелнибонийцы?

— Нет-нет-нет! Это слово не имеет смысла. То был великий народ вадагов, что жил еще до прихода мабденов. А потому мы с тобой, возможно, находимся в родстве, принц Элрик.

На мгновение она перестала скрывать свой здравый смысл, который хорошо дополнял ее юмор. И Элрик, заглядывая в это лицо, подумал, что он смотрит в лик самого времени.

— Так не течет ли в нас с тобой кровь героев? — спросила она его.

— Вполне вероятно, госпожа, — мягко сказал Элрик, едва понимая смысл ее слов, но довольный тем, что может облегчить тот груз, который лежит на ее душе и против которого она время от времени словно бы протестовала.

— И боюсь, что нам суждено нести слишком тяжелое бремя земных скорбей, — сказала она. И тут она снова начала смеяться и напевать: — Тилли-дилли-бом! Пим плюхнулся в бульон! Кровь прольет парнишки сердце, чтоб в звонкий Май открылась дверца! — При этом она начала выстукивать своей ложкой по тарелке какой-то варварский ритм. — Из вен врываясь в сердце наше, боль воспоминаний пляшет..

— Ах, матушка, ах, чресла, родившие меня! Когда туман Хаоса так густ, твои воспоминания о древнем варварстве еще больше туманят мой взор!

Фаллогард Пфатт умоляюще взмахнул руками.

— Они склевывают остатки мозгов бедной старушки. — Древняя матрона собрала все свое обаяние, чтобы очаровать сына, но тот остался непреклонен.

— Матушка, мы почти вышли на след Коропита, но видеть становится все труднее и труднее. Мы должны попридержать наши языки и прекратить разбрасывать заговоры и стихотворные перезвоны, иначе ты оставишь за нами такой ведовской след, что хоть армию за нами пускай. Это неблагоразумно.

— Благоразумием не засолишь крыс, — сказала матушка Пфатт, издав странный смешок, но подчинилась своему сыну, принимая его логику.

Элрик заметил, что воздух становится теплее, а лед на деревьях подтаивает. Снег же, ложившийся на болотистую почву, быстро ею поглощался. Днем, когда стало припекать солнце, они пересекли строй зверолюдей, закованных в необычную броню — в странные ледяные формы; лед этот был горяч на ощупь, и сквозь него они видели двигающиеся глаза, губы, пытающиеся заговорить, конечности, замершие в позе постоянной агонии. Фаллогард Пфатт согласился с Элриком, который сказал, что это какая-то армия Хаоса, которой было нанесено поражение неизвестным колдовством — возможно, с помощью Закона. Потом они увидели перед собой пустыню, пересеченную водным потоком явно искусственного происхождения, из которого они смогли напиться.

Пустыня кончилась на следующий день, и они увидели впереди огромный лесной массив, темный и густой; длина листьев на этих деревьях достигала человеческого роста, а стволы были стройные и жилистые, как человеческие тела. Эта великолепная листва имела разные цвета — темно-алый, темно-желтый, пепельно-коричневатый и грязно-синий, в эти угрожающие оттенки были вплетены светло-розовые ленты и жилы багряного или серого, словно лес питался кровью.

— Я думаю, здесь мы и найдем нашего пропавшего путешественника! — с воодушевлением заявил Фаллогард Пфатт, хотя выражение лица его матери и исполнилось сомнения при виде этого жутковатого переплетения цветов и ветвей. Казалось, пройти сквозь этот лес невозможно.

Но Фаллогард Пфатт, который теперь возглавлял шествие, засеменил вперед, вынуждая свою невысокую племянницу ускорить шаг. В конечном счете, когда они оказались в густом, почти непроходимом лесу, она крикнула дядюшке, чтобы тот умерил пыл.

Элрик, который рад был оказаться в тени, почти что сел на подавшийся ствол. Ему показалось, что он опустился на чью-то мягкую плоть. Он выпрямился и перенес вес тела на ноги.

— Это, вне всякого сомнения, — дело рук Хаоса, — сказал он. — Я знаком с такими творениями, это — полуживотные-полурастения, именно они первыми появляются там, куда вторгается Хаос. Главным образом они представляют собой остатки неумелого колдовства. Ни один уважающий себя император Мелнибонэ не стал бы тратить время на такие глупости. Но у Хаоса, как вам уже, несомненно, известно, почти нет вкуса, тогда как у Закона его слишком много.

Идти по лесу оказалось гораздо легче, чем им представлялось поначалу, потому что мясистые ветви легко подавались, и только изредка какая-нибудь колючка вцеплялась в руку или в лицо, а в это время глянцевитый зеленый побег обвивал тело, словно рука любовницы. Однако эти существа были не слишком сильно наполнены энергией Хаоса, а потому Фаллогард Пфатт шел почти без остановок.

Но вдруг эти джунгли перестали быть органическими.

Они превратились в кристаллические.

Сквозь призмы лесной крыши просачивался бледный свет тысяч оттенков, который сверкал, отражался от ветвей и листьев, освещал стволы, проникая сквозь кроны, но Фаллогард Пфатт продолжал неустанное продвижение по джунглям, потому что кристаллы подавались так же легко, как и ветки.

— А это, вне сомнений, работа Закона? — спросила Чарион Пфатт у Элрика. — Эта вот стерильная красота?

— Пожалуй, что так… — сказал Элрик, изучая свет, который многоцветными плитками одна на другую падал на лесную почву, затопляя ее светом рубинов, изумрудов и темных аметистов. Путники шли, словно вброд, по колено в этом свете, который отражался и на их коже, отчего Элрик стал похож на своих друзей — все они с веселым недоумением смотрели на свои тела, выглядевшие пестрыми и разноцветными в мерцающих отблесках кристаллов. Наконец они дошли до огромной пещеры, из которой исходило прохладное серебряное сияние, а вдалеке слышался плеск воды о податливые берега. Войдя в эту пещеру, они почувствовали такое спокойствие, какое Элрик знал только в Танелорне.

И вот здесь-то Фаллогард Пфатт остановился и дал знак племяннице опустить носилки на пахнущий свежестью мох, выстилавший пол пещеры.

— Мы вошли на территорию, где не властны ни Хаос, ни Закон. Возможно, здесь правит Равновесие. Здесь мы найдем Коропита. Здесь мы будем искать трех сестер.

И вдруг откуда-то сверху, где потолок пещеры улавливал свет заходящего солнца и отражал его к ним, они услышали тонкий, сердитый крик, голос, зовущий из какой-то дальней галереи:

— Скорее, вы, глупцы! Сюда! Сюда! Гейнор здесь! Он взял сестер в плен!