Эмеслам
Шрифт:
— Не бойся. Ты красивая, ты понравишься господину, — заговорила вдруг девушка. — А твои шрамы мы скроем под мехенди.
Валерия промолчала, растерявшись. Почему массажистка заговорила с ней? Может это какая-то ловушка?
— У тебя такой красивый цвет волос, он настоящий, да? — продолжила говорить девушка.
В ее голосе звучало дружелюбие и Валерия рискнула ответить:
— Да, настоящий…
Она почувствовала, как массажистка коснулась рыжих прядей.
— Некоторые девушки, которых бог не наделил нужными достоинствами, специально красят волосы и надевают зеленые линзы, чтобы угодить господину, —
Услышанное заставило Валерию поднять глаза на неё.
— А другие девушки здесь… — прошептала она. — Они находятся тут по доброй воле?
Массажистку ее вопрос, похоже, не смутил и не рассердил.
— Почти все. Они приезжают из разных стран и живут в серале пока не отработают контракт, а потом возвращаются на родину. Но иногда появляются и такие, как ты… — она снова погладила Валерию по волосам, словно была ими загипнотизирована.
— И что случается с такими, как я? Потом их отпускают на свободу? — скорее пискнула, чем произнесла Валерия.
Она одновременно жаждала услышать правду и, вместе с тем, страшно боялась услышать подтверждение угроз, сыпавшихся из уст Гюльнары-гашан как из рога изобилия. А массажистка взирала на нее все тем же спокойным, даже благожелательным взглядом, нисколько не раздражаясь на её взволнованные расспросы.
— Если они хорошо служат нашему господину, им разрешают уехать… Были такие, кому так и не позволили вернуться домой, — сказала девушка и, словно это могло как-то утешить, повторила: — Не бойся. Ты красивая. Ты понравишься нашему господину.
Онемевшая Валерия уронила голову на руки, пряча свой взгляд. Она не знала, что больше её пугало: похищение и грядущее изнасилование или то спокойствие, с которым дворцовые служительницы рассуждают об убийствах женщин, которым не повезло понравиться господину. Это казалось Валерии какой-то особо извращенной формой жестокости! Или эта массажистка просто слабоумная и поэтому не может осознать суть происходящих в этом месте преступлений?..
Больше никто из них не нарушал тишины, пока массаж не подошел к концу.
— Ну вот я и закончила, — объявила массажистка, отступив от Валерии. — Тебе понравилось?
Наверное, надо поблагодарить её, решила Валерия.
— Мне очень понравилось, спасибо, — произнесла она, садясь на теплом камне. — Ты настоящая искусница.
— Что значит — «искусница»? — удивилась массажистка, как видно, этого слова не было в ее словаре русского языка.
— Это значит, что у тебя очень хорошо получается делать массаж, — пояснила Валерия.
Её похвала явно польстила девушке, та широко улыбнулась.
— Гульнара-гашан тоже хвалит меня, — похвасталась она и, явно желая сделать Валерии приятно, представилась: — Можешь звать меня Нилуфэр.
— А я — Лера… — пленница запнулась, вспомнив, как к ней обратилась Гульнара-гашан. — То есть, Лера-эрэ. Ведь так надо говорить?
— Да, так. Все девушки в серале носят приставку «эрэ», даже если добровольно приехали сюда. Так принято! А ты говори мне «Нилуфэр-энэ», поняла? «Энэ» — это «прислужница», «работница» на нашем языке, — отозвалась Нилуфэр, складывая баночки и бутыльки с маслами обратно в корзинку. — А теперь вставай, нам надо пройти в кейфе, чтобы заняться твоей спиной.
Под
«кейфе» подразумевалась комната отдыха, в которой стояли низкие диванчики.— Я скажу, чтобы тебе сварили кофе. После хамама принято пить кофе, — сказала Нилуфэр и, выглянув за дверь, обратилась к дежурившим там служанкам на месламитском языке.
Валерия, кутаясь в тонкую, приятную на ощупь, простыню, опустилась на диванчик. Молча она наблюдала за действиями Нилуфэр, которая выуживала из той же корзиночки принадлежности, необходимые для нанесения хны на тело: лимонная кислота в флаконе, какие-то скрабы, лосьоны, спреи и предметы гигиены. По просьбе Нилуфэр она, обнажив спину, легла на живот, подложив под себя подушку.
Некоторое время Нилуфэр примерялась к шраму, прикидывая, как наносить рисунок — рубцы от ожога находились чуть ниже лопаток Валерии, в аккурат на линии позвоночника и занимали площадь примерно 10 квадратных сантиметров. Затем, предварительно обработав кожу антисептиком, принялась за дело: зажав пальцами небольшой тюбик с хной она легчайшими движениями, похожими на прикосновение птичьих крыльев, начала рисовать.
Служанка принесла кофе в кейфе.
Прямо перед Валерией на диванные подушки поставили серебряное блюдце, на котором красовалась небольшая чаша из фарфора, заключенная в подставку из серебра. Напиток в чаше был удивительно темным и маслянистым и источал такой крепкий аромат, что даже щекотал ноздри. Пахло, кажется, мускатным орехом, апельсиновой цедрой и еще какими-то пряностями.
— Попробуй. Очень вкусно, — подбодрила Нилуфэр, не отрываясь от рисования.
Осторожно взявшись за серебряную ручку, Валерия сделала маленький глоток. Кофе был горячим, но не обжигающим — именно той температуры, чтобы наиболее полно передать вкус кофейных зерен и специй. Вкус кофе оказался для Валерии неожиданно терпким и острым, но не отталкивающим, а напротив, будоражащим и приятным. После хамама и массажа порция кофе была весьма кстати — бодрящий напиток развеял томную негу, невольно сковавшую тело и разум Валерии.
— Полюбуйся, какая красота! Теперь твое тело идеально. — сказала Нилуфэр, подставив небольшое зеркало так, чтобы зеленоглазая женщина смогла увидеть отражение своей спины. Теперь вместо рубцов на спине Валерии красовался узор из хны в виде экзотического цветка. — Как же я все-таки завидую тебе! Сегодня ты проведешь с господином ночь!
Валерия вновь задалась вопросом, что руководит этой девушкой: крайний цинизм или потрясающая наивность? Нилуфэр не походила на циничного человека, каким предстала перед Валерией Гюльнара-гашан — значит, это все-таки наивность на грани слабоумия! Нилуфэр и вправду почитает за высшее счастье оказаться в постели с господином, даже если сей акт сопровождается угрозой жизни!
В кейфе вошла одна из надзирательниц и перекинулась с Нилоуфэр несколькими фразами на меламитском языке. После чего девушка принялась поспешно собирать свои вещи в корзинку. Валерия испуганно переводила взор с Нилуфэр на служанку в униформе — ей не хотелось опять оказаться во власти этих грубых женщин. Только сейчас Валерия осознала, что мягкое обращение Нилуфэр притупило у нее чувство страха и беспомощности, терзавшие её до этого. Мысль, что сейчас Нилуфэр уйдет, а её саму потащат куда-то, вогнала Валерию в новый приступ паники.