Эмфирио

«Именно так. В банкетном зале «Под корявой ивой». Знаешь, где это?»

«Разумеется», — поспешил ответить Гил, не желая выглядеть деревенщиной в обществе Сонджали.

«Это в прибрежном квартале Фёльгера, на реке — лучше я покажу тебе дорогу, а то заблудишься».

«Не уверен, что хочу туда идти, — замялся Гил. — Мы с Сонджали...»

«Она тоже пусть приходит, почему нет? — Флориэль повернулся к Сонджали, пускавшей в ход все свои самые обольстительные ужимки. — Тебе понравится «Под корявой ивой». Вполне респектабельное, но веселое заведение, с великолепным видом на устье реки. Туда часто заходят самые интересные и оборотистые люди города, в том числе многие нелегалы. Даже лорды и леди не брезгуют — инкогнито, разумеется».

«Никогда там не была! Мне так хочется пойти!»

«Твоя матушка рассердится, — ворчливее, чем ему хотелось бы, заметил Гил. — Она тебе не разрешит слоняться по тавернам».

«А ей об этом знать не обязательно! — заявила Сонджали с поразившей Гила нахальностью. — Кроме того, как раз сегодня вечером она занята — обслуживает торжественный ужин гильдии».

«Прекрасно! Замечательно! Превосходно! — Флориэль всецело одобрял намерения спутницы Гила. — Пойдем все вместе».

«Что ж, раз уж на то пошло... — раздраженно пробормотал Гил. — Надо полагать, ничего другого не остается».

Сонджали возмущенно выпрямилась и расправила плечи: «Как это понимать? Если тебя настолько смущает перспектива показаться в моем обществе, я могу никуда не ходить!»

«Ничего подобного у меня и в мыслях не было! — запротестовал Гил. — Не следует приписывать мне то, чего я не говорил».

«Ничего я не приписываю! — заявила разъяренная Сонджали. — Уверена, что иж Узсвис не откажется проводить меня к банкетному залу, а дорогу домой я уж как-нибудь и сама найду. В темноте».

«Брось эти глупости! — отрезал Гил. — Пойдем вместе».

«Так-то, не задирай нос».

Гил почистил красновато-фиолетовые галифе, выгладил пиджак испускающим клубы пара утюгом, вставил новые жесткие прокладки под отвороты сапог и начистил до блеска сочлененные бронзовые наголенники. Покосившись на Амианте, подчеркнуто не замечавшего его приготовления, Гил нацепил на колени пару орнаментальных розеток со свободно спускающимися черными лентами, после чего напомадил золотисто-каштановые волосы так, что они стали почти темными. Еще раз бросив быстрый взгляд на Амианте, он закрутил локоны, висевшие над ушами, в кудряшки, игриво обращенные концами вверх.

Флориэль был искренне поражен его внешностью. Сам он надел свободный изящный костюм из темно-зеленого сукна и мягкую черную бархатную шапочку. Вдвоем они подошли к дому с голубым изображением песочных часов на двери. Сонджали ожидала их, распахнула дверь, как только они постучали, и сразу приложила палец к губам: «Мамаша еще дома. Я сказала ей, что пойду навещу Гейде Анструт. Подождите на углу».

Слегка задыхавшись от пробежки, она присоединилась к ним уже через пять минут — разгоряченное проказой, ее личико стало еще очаровательнее: «Может быть, захватить Гейде? Она любит повеселиться и развлечет всю компанию. Не думаю, чтобы она когда-нибудь проводила время в таверне. Я тоже в таких местах обычно не бываю. Разумеется».

Гил неохотно согласился на присутствие Гейде — оно лишало его всякой надежды провести час-другой наедине с Сонджали. Кроме того, необходимость платить за Гейде отягощала его и без того скудный бюджет, так как Флориэль вряд ли собирался играть роль галантного кавалера Гейде, высокой худощавой девицы с клювовидным носом и на редкость узким лбом под шалашиком коротко стриженых жестких черных волос.

Тем не менее, Сонджали стала бы дуться, если бы Гил отказал. В результате Гейде Анструт с энтузиазмом согласилась принять участие в вечеринке, а Флориэль, как и следовало ожидать, дал ясно понять, что не намерен брать на себя обязанности устроителя развлечений Гейде.

Капсула Обертренда доставила всех четверых в Южный Фёльгер, откуда оставалось два шага до Хайялис-парка. Они поднялись на небольшую пологую возвышенность, продолжавшую прерывистую гряду и севернее, в Вейже, превращавшуюся в холмы Данкума. Здесь, однако, река струилась прямо под ногами, поблескивая рыжевато-фиолетовыми, пыльно-золотистыми и мутно-оранжевыми отсветами заката. Банкетный зал «Под корявой ивой» находился рядом — шаткое сооружение из столбов под навесом на обширной площадке, открытой насквозь в теплые дни и закрывавшейся перегородками и ставнями в холодную и ветреную погоду. В качестве фирменного блюда здесь подавали жареных на гриле грязевых угрей с эспержем под острым соусом и бледным легким вином из прибрежных виноградников к югу от Амброя.

Найон Бохарт еще не прибыл. Гил, Флориэль, Сонджали и Гейде нашли свободный стол. Когда приблизился официант, оказалось, что Гейде ужасно проголодалась — она еще не обедала. Гил мрачно наблюдал за тем, как она поглощала невероятное количество угрей с эспержем. Между тем Флориэль заметил, что собирается построить или купить небольшую парусную лодку, а Сонджали выразила чрезвычайный интерес к плаванию под парусом в частности и к путешествиям вообще, в связи с чем у них завязалась оживленная беседа, тогда как Гил остался в стороне и разочарованно следил за исчезновением угрей (в том числе тех, которых он заказал для Сонджали, отказавшейся их даже попробовать) в ненасытной утробе долговязой Гейде.

Наконец явился Найон Бохарт, в компании безвкусно одетой женщины чуть старше его. Гилу показалось, что он узнал одну из «гейш», сидевших на софе в таверне Кичера. Найон представил спутницу, назвав ее Мартой, но не упомянув, к какой гильдии она относилась. Вскоре пришли Шальк и Югер, а за ними и Вилли Маэль в сопровождении девицы с вульгарными манерами и слишком заметной копной волос, выкрашенных в пламенно-красный цвет. Будто подчеркивая презрение к условностям, она надела плотно облегающее черное сетчатое трико, практически не скрывавшее ни один из контуров фигуры. Увидев подругу Маэля, Сонджали неодобрительно вскинула брови. Гейде тоже вытаращила глаза на новоприбывшую, утирая рот тыльной стороной руки, но, по-видимому, ей было все равно, в какой компании она оказалась.

Принесли кувшины с вином, бокалы наполнялись и опорожнялись. Солнце зашло, наступила ночь. Зажгли цветные фонари. Музыкант, которого представили как уроженца Манговых островов, принялся исполнять ритмичные любовные песни островитян, аккомпанируя себе на лютне.

Найон Бохарт был необычно молчалив. Гил подозревал, что двухмесячное наказание научило его осторожности, если и не превратило бунтаря в добропорядочного горожанина. Выпив пару бокалов вина, однако, Бохарт покосился на вход в банкетный зал, бросил быстрый взгляд на Сонджали, подтащил стул поближе к ней и, казалось, снова стал самим собой: одновременно мрачным и веселым, циничным и доступным, скрытным и разговорчивым. К облегчению Гила Гейде отвлеклась, болтая с Шальком Одлбушем, причем Шальк даже налил ей полный бокал вина. Гил повернулся к Сонджали, веселившейся по поводу какой-то шутки Флориэля; она встретилась глазами с Гилом, но как будто не видела его. Гил глубоко вздохнул, открыл рот, чтобы вмешаться в разговор, снова закрыл рот, отвернулся и угрюмо опустил голову.

Теперь Найон рассказывал о своих злоключениях в штрафной бригаде Собеса. Все замолчали, чтобы послушать. По словам Бохарта, сперва его препроводили в управление и долго допрашивали, после чего ему строго запретили впредь поддерживать какие-либо связи с контрабандистами. Найона предупредили, что его потенциал очень высок и что, если он не одумается, ему грозит реабилитация. Гейде, дожевывавшая остатки эспержа, вдруг спросила: «Вот чего я никогда не понимала: нелегалы — не иждивенцы, они не получают пособия, на них не заведены штрафные счетчики. Таким образом, нелегала нельзя реабилитировать?»