Эмигрант с Анзоры

– Что, так уж сильно изменился?

– Ну… ты стал такой большой, сильный… такой был маленький, худой мальчик, а теперь… возмужал, – объяснила Пати, – и взгляд у тебя совсем другой.

– Тебе не нравится? – улыбнулся я. Пати пожала плечами.

– Нет, почему же…

– А ты не изменилась, – сказал я. На самом деле я просто ее забыл… может быть, и изменилась. У меня не очень хорошая зрительная память.

– С чего бы мне-то измениться?

– Ну а как у вас дела? – спросил я, – расскажи хоть…

Пати начала рассказывать, оживилась. Я тоже слушал с огромным удовольствием. Надо же, как много изменилось. Во-первых, половина наших мальчишек сейчас в армии, война же идет. Элт и Риан погибли. Лилла замуж вышла… ты его не знаешь, его к нам перевели из Туйской Общины. Несколько человек получили места в Магистерии. Надо же, и рыжий Ким получил… ну да, у него появился шанс, поскольку нас троих не стало. Сама Пати стала старшей по этажу – общественной работы теперь очень много, но ей нравится, она общается с людьми, кому-то помогает… активно участвует в проведении общих праздников и мероприятий. Она и раньше была общественницей (провести конкурс на лучшего знатока истории Лойга, организовать вылазку на природу, протолкнуть чью-нибудь идею по оформлению стенда, выслушать желающих поплакаться в жилетку…), и по тому, с каким оживлением, с какими раскрасневшимися щеками Пати заговорила об этом сейчас, я понял, что пожалуй, в этом она нашла свое призвание.

По призванию и общественному долгу Пати знала все обо всех. И я выслушал подробнейший рассказ о каждом из наших общих знакомых… У всех дела обстояли относительно хорошо. Кое-кто женился и ушел в Семейную общину, Пати знала и о них – у кого родился ребенок, у кого какие отношения в семье… Умер только пожилой мастер из нашего цеха, у него давно с сердцем было неладно.

– Ну а ты? – вдруг спросила она, прервав себя. – О себе-то расскажи… как ты там живешь, на Квирине?

Я подумал.

– Это трудно передать, Пати… Там совсем другая жизнь, понимаешь?

Она сочувственно кивала.

– Но там жизнь. Настоящая жизнь. Там, конечно, гораздо богаче живут, спокойнее… но не в этом дело. Это наоборот вначале меня отталкивало и в тоску вгоняло. А главное – там можно летать, понимаешь? Я работаю полицейским, ну это, как наши Треуг… в смысле, Управление Охраны. Можно видеть разные миры, звезды, всю Галактику…

Мне казалось, что Пати именно это и может заинтересовать. Я рассказывал о людях Квирина – как они живут. Какие они… талантливые, умные, добрые. Какие у них семьи, как они любят детей. Пати слушала, как мне показалось, доброжелательно.

– Зачем ты прилетел сюда? – спросила она, когда я выдохся.

– За тобой, – ляпнул я. Тонкие изогнутые брови взлетели вверх. Недоуменно.

– Ну… если ты захочешь, – поправился я, – и вообще… я скучал по Анзоре. Мне нельзя здесь появляться, но… очень хотелось увидеть. И ты… если хочешь, Пати, я заберу тебя на Квирин. Хоть прямо сейчас.

Она смотрела в сторону.

– Зачем ты вернулся? – повторила с грустью. Я не знал, что ей ответить.

Глупо как-то… зачем, действительно, я прилетел? Она давно меня забыла. И для меня она уже – совсем чужой человек. И я для Лервены, для Лойга… кто я – предатель, отверженный. Как это глупо…

Я соскочил с трубы.

– Если хочешь, Пати, я уйду.

Пати резко обернулась – карие чистые глаза смотрели с непонятным укором.

– Ланс, – она назвала меня уменьшительным именем, и это было приятно, – неужели тебе не хотелось бы вернуться в Общину?

– Но, Пати… как же я могу вернуться? У меня и номера нет. Я преступник.

– Это не так, – сказала она страстно, – номер можно сделать новый, да и какое он имеет значение? Конечно, будет расследование, но… в конечном итоге ты вполне можешь вернуться. Даже в нашу Общину… но даже если не в нашу – неужели ты не понимаешь, что так лучше… с коллективом. Всем вместе.

– Пати, о чем ты говоришь? – изумился я, – меня расстреляют. Это же ясно.

– Нет, – возразила Пати. – Зайнеке несправедливый человек, но ведь тебя отправят в столицу, вероятно… и там разберутся!

– Ну нет, – я покачал головой, – извини, но ради Цхарна я жизнью рисковать не хочу.

– Ну, Цхарн. – Пати покачала головой, – это все лозунги. В них можно верить, можно не верить. А самое главное – то, что мы все вместе. Ну как вы живете на этом Квирине? Чего ради? Зачем? Вы же – каждый сам по себе. Вот ты говоришь – детей растить… а зачем их растить, если не для общины, не для коллектива? Просто – как животные? Ну ладно, Ландзо, я тебя могу понять… ты просто боишься. Может быть, ты прав. Но вообще-то… Ну скажи мне, ты вот сам-то, своей совестью понимаешь – как нужно жить?

– Не знаю, – сказал я, – я уже ничего не понимаю.

– Ты сказал, что ты вроде охранника. Наша охрана служит Цхарну и Наставнику… а ты кому служишь?

Я задумался – в самом деле, кому я служу?

Непонятно. Зарплату получаю, вот и работаю. Но ведь Оливия сказала тогда: они не могут понять, почему мы служим. Выходит – все-таки служим. Кому?

– Не знаю, Пати… наверное, людям. Квирину. И вообще – людям, – поправился я, вспомнив олдеранок Итиль и Чинзи.

– Людям… это хорошо. Но… ведь должно быть что-то высшее? Люди не могут быть самоцелью.

Она была права. Тем более – для меня. Я не так уж люблю людей. Ну, своих друзей – да. А к большинству я просто равнодушен. Некоторых ненавижу. Нет, не могу сказать, чтобы именно любовь к людям была причиной моих поступков. Тогда – что? Я не хочу, чтобы кто-то страдал. Это да. Но это слишком примитивно. Я хочу, чтобы у всех все было хорошо, и ни у кого, по возможности, не было плохо. При том, что к людям я равнодушен… нет, слишком уж это сложно. Философия какая-то.

– Ты видишь, Ландзо, у вас все иначе… ты знаешь, я счастлива, что родилась и живу здесь. У нас есть Цхарн, у нас есть Община. Мы никогда не чувствуем себя одинокими. У нас есть смысл жизни!

Я вдруг почувствовал, что уходить не хочется. Да, надо уходить… Пати, конечно же, не пойдет со мной – зачем это ей? Она нашла себя, свое призвание и предназначение. Она на своем месте, среди своих… это я – повсюду чужой. Эмигрант.

Вот сидеть бы так, на трубах, у бревенчатой стены склада, и молча слушать голос Пати… и ничего больше. Не двигаться, никуда не идти.

– Ты вот говоришь – звезды. Но ведь человеческие души гораздо важнее и интереснее, чем эти твои звезды, – говорила Пати, будто с упреком. А я вспоминал свои мечты – что, если бы на Анзоре все было так же, как на Квирине…

Не будет. Никогда не будет. Они – совсем другие. Им это не нужно. Они хотят по-своему жить.

– Да, вы живете богато, интересно… Но неужели смысл жизни только в постоянном приобретении, гонке за материальным, расширении жизненного пространства? Даже и дети – зачем, если они так же будут думать только о материальном?

– Это не совсем так, – сказал я, но Пати, кажется, не слышала меня.

– Ну а как? Ландзо? Какой высший смысл жизни квиринцев? Да никакого. И они еще нам хотят навязать свою точку зрения.