Эмир Кустурица. Автобиография
Шрифт:
Агнес жила в нашем общежитии, на верхнем этаже, в комнате Любы Велецки. Как-то вечером, поднимаясь к себе спать, она шепнула мне: «Спокойной ночи!» В тот вечер я погрузился в сон, испытывая теплое чувство от того, как она произнесла эти два слова. Проснувшись утром, я обнаружил на комоде над головой свежий рогалик и маленькую бутылку молока. И в моей крошечной ледяной комнате словно затопили огромную печку. В ней стало неожиданно тепло.
Мы продолжили работать над фильмом, обмениваясь признательными взглядами, наполненными странной нежностью. История
В четверг Агнес должна была уехать обратно в Братиславу. Я, несмотря на свое влюбленное состояние, твердил себе: ты увидишь «Амаркорд», этого хочет Господь. В пятницу, в 14 часов, состоится моя встреча с великим автором и его фильмом.
В среду вечером, за ужином в столовой общежития, Агнес бросила на меня робкий взгляд. И хотя между нами ничего не было — ни поцелуев, ни тем более постели, — я почувствовал, что она собирается сказать мне что-то важное.
— Знаешь, — начала она, — ты мне нравишься.
— Ты тоже мне нравишься, — ответил я.
— Если хочешь, можем провести уик-энд у меня в Словакии. Я могла бы тебе показать, что такое венгерская деревня.
— Мне обязательно ехать так далеко, чтобы поцеловать тебя?
Она покраснела.
— Мне хотелось бы посмотреть «Амаркорд», — добавил я. — Я пропустил уже два показа.
— Если не хочешь, можем отложить на другой раз.
— Дело не в том, что я не хочу, а…
И я подумал, что опять не увижу фильм Феллини.
Затем я вспомнил, что «Амаркорд» будут показывать еще и в понедельник. И тут же передумал:
— Я согласен, мне очень хочется увидеть венгерскую деревню. Не исключено, что другой возможности не представится. Фильм никуда не улетит, это же не птица!
Мы сели в поезд, и все было похоже на потрясающую любовную идиллию. Я долгое время был одинок, и рогалики над моей головой меня добили. Еще одно: мне не пришлось болтать и нести ахинею. Всего лишь раз во время нашей поездки я задался вопросом, продолжает ли Василевич бегать за пирожными для Майи всякий раз, когда ей захочется сладкого.
Мы прибыли в Братиславу обнявшись. На вокзале нас ждал брат Агнес, которого она с гордостью представила мне:
— Миклош.
Он тут же сказал что-то сестре раздраженным тоном. Чувствуя себя неловко, я спросил ее, что я сделал не так.
— Нет, все в порядке, — успокоила она меня, — просто он сообщил мне, что полицейский спросил у него документы, потому что его машина была плохо припаркована. Еще полицейский сказал, что мы, венгры, постоянно доставляем проблемы словакам и что мы хуже, чем цыгане.
Мы приехали в деревню, еще находясь под неприятным впечатлением от встречи Миклоша со словацким полицейским. На пороге возник отец Агнес, Золтан, с красным лицом и, по всей видимости, под мухой. С кажущимся спокойствием он пожал мне руку.
— Милости просим в порядочный венгерский дом! — заявил он.
Когда я поблагодарил его по-чешски за гостеприимство, он тут же утратил свое добродушие.
— Ты не говоришь по-венгерски? — удивился он.
— Нет.
— Как это?
— Ради
бога, папа, — вмешалась Агнес, — откуда ему знать венгерский?— Понятия не имею, но я думал, что парень моей дочери должен говорить на нашем языке. Мы сели за стол, и Золтан тут же принялся декламировать поэму по-венгерски.
— Так жалко, что ты не можешь понять эту поэму, — сказала мне Агнес, — она прекрасна! Затем они все втроем затянули венгерскую народную песню. Сам не знаю почему, я ощутил чувство неловкости, которое еще больше усилилось, когда я увидел в глазах Агнес такое же тягостное выражение.
По окончании песни Золтан завел серьезный разговор. Мы продолжали сидеть, и он попросил Агнес перевести мне его слова:
— Ты знаешь, что вошел в порядочный венгерский дом, и если собираешься жениться на Агнес…
— Папа, о чем ты?! Какая еще свадьба?
— Замолчи, я все знаю, у меня есть глаза, я не идиот!
Отец явно решил выдать дочь замуж.
— Но, папа, это совсем не то!
Агнес расплакалась и убежала в свою комнату. Я собрался последовать за ней, когда Золтан меня остановил.
— Женщина плачет, что тут такого? — сказал он мне, на этот раз по-словацки.
— Что она говорит? — спросил я его, услышав, как Агнес что-то выкрикнула своему отцу между двумя всхлипываниями.
— Она сказала: «Папа, зачем ты испортил мне все дело?!»
В итоге она меня разочаровала, эта Агнес. Как женщина могла, после всего двух дней знакомства, назвать свои отношения с мужчиной «делом», если только она не проститутка? Даже если она неправильно употребила слова. Может, у нее это просто вырвалось? Но такие вещи обычно просто так не вырываются. Вне всякого сомнения, это был стратегический маневр, и поведение отца подтвердило мою догадку.
— Оставь ее, мы с тобой сами договоримся. По-мужски, — настаивал он.
Речь на словацком давалась ему нелегко, он спотыкался на каждом слове и продолжал пить. Я соглашался со всем, что он рассказывал в тот вечер. Существовала тысяча причин для того, чтобы все было так, а не иначе: жена умерла, он остался один с детьми… Остаток ночи я провел, погрузившись в уныние, поскольку мужчина не дал мне перевести дух ни на минуту. Настоящий пьяница. Все это время Агнес горевала в своей комнате, поняв, что наша любовь убита в зародыше. На рассвете она молча проводила меня до дверей. В ней не осталось ничего от той женщины, полной благородства, которая оставляла свежие рогалики для одинокого студента. И дело было даже не в отсутствии макияжа. Ее лицо утратило свое сияние. Она судорожно сжала мою руку, прекрасно осознавая необратимые перемены, произошедшие этой ночью:
— Я просто хотела, чтобы ты знал: мой отец не такой плохой, каким кажется.
— Я знаю.
И я отправился в сторону вокзала.
На этот раз по возвращении в Прагу я не чувствовал себя слишком усталым. Скорее расстроенным этим неприятным происшествием. И потом, я переживал за Агнес. Почему я так легко отказался от ее нежного взгляда? Возможно, какая-то более серьезная причина одержала верх над зарождающейся любовью? Или я не хотел еще раз упустить возможность посмотреть «Амаркорд»?