Эмпаты

– Чего тебе жаль? Да ты и понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти.

– Ну… кое-что в несчастливых браках я понимаю.

Горан громко хмыкнул.

– Ну да, конечно. Эльф, эмпат – и знаток неудачных отношений. Пытаешься вызвать у меня сочувствие? Не выйдет, я слишком много о вас знаю. Больше, чем ты можешь представить.

Авантюрин молчал. Эльфы ушли из этого мира почти тысячу лет назад. Неужели у людей бывает настолько долгая память? Сколько человеческих поколений сменилось с тех пор?

Да, иногда эмпаты заглядывают в этот мир, раз кто-то из людей занимается охотой. Но разве случайные встречи могут дать хоть сколько-то верное представление о культуре современных эльфов?

– Война с вами всегда была утомительна… Но, когда стало известно про Колыбель, все словно с ума посходили. Никаких перемирий, переговоров. Невозможно войти в лес и быть уверенным, что вернёшься обратно. Невозможно лечь спать и надеяться, что проснёшься в своем уме. Поступая на службу, я думал, что сделал правильный выбор. Думал, что идеально подхожу. Если бы я только знал, чем всё кончится… Но судьба – удивительная вещь. В каком-то смысле справедливо – ты исправил то, что сломали во мне из-за эльфов. Но не думай, что тебе это поможет. Я больше не хочу принимать участие в идиотском противостоянии. Слишком много у меня отняли, и самое время наверстать упущенное.

Горан говорил что-то ещё, но Авантюрин уже не слушал.

Теперь ему наконец-то всё стало понятно. И хоть проявилось это не так, как он ожидал, но факт остаётся фактом: Горан сошёл с ума.

Эльф сел на дно клетки и обхватил колени руками. Единственное, что оставалось, – ждать, пока охотник продаст его кому-то, и надеяться, что с этим кем-то получится договориться.

***

Звуки переплетались, сливались и рассыпались каскадами прекрасных голосов. Тария подошла к самому концу молитвы и не успела погрузиться в транс, но и у неё по коже пробегали мурашки, а на глаза наворачивались слёзы восторга.

Говорят, раньше молитвы могли длиться днями и даже неделями. После них присутствующие словно перерождались и, получив благословение Матери, находили в себе силы на новые свершения.

Охладевшие отношения восстанавливались. Мятежные дети мирились с родителями. Маги находили в себе скрытые резервы, прочие – получали вдохновение к своему ремеслу. Почти три четверти открытий, вошедших в историю, случались после таких молитв.

Но с приходом людей всё изменилось. Когда началась война, эльфы были вынуждены отказаться от привычного уклада и перейти на суматошный человеческий ритм жизни. Даже спать приходилось урывками, следуя не сезонам, а изменчивому солнечному циклу. Традиции, ритуалы и обычаи не выдерживали таких перемен.

Лучшие добродетели эльфов – терпение и внимание – оказались ненужным балластом. Наглость, безжалостность, поспешность – вот что приходило на смену.

И она – лучшее тому доказательство.

Соплеменники постепенно приходили в себя и возвращались к своим делам. Никто не оставил её без приветствия.

«Я вижу тебя, Тария», – говорили они жестами.

«Я слышу тебя», – отзывались те, к кому она обращалась вслух.

Лучше бы они просто кивали.

Неужели они не понимают, что она чувствует фальшь, закравшуюся в древние святые слова? Их ложь оскорбляет гораздо сильнее, чем если бы от неё отворачивались.

Ланнуэль стоял у лика Матери, рядом с алтарем.

Скульптор очень старался воссоздать лик божества традиционно: Природа едина и ценна каждым своим творением. Но, как ни старайся, общий вид всё равно получался женским. Природа-мать. Всепрощающая, дающая начало. Рядом с ней Тарии становилось особенно не по себе.

– Ты вернулась. Всё получилось?

Она кивнула, будто он мог её увидеть до того, как обернётся.

– Пойдём. Я должен тебе кое-что рассказать.

Кабинет Ланнуэля больше смахивал на убежище. Примыкающий к величественному тронному залу, он по убранству и размерам подходил бы для какого-нибудь помощника библиотекаря, а не для монаршей особы. Но Тария уже привыкла. И каждый раз втайне немного гордилась, когда король приводил её сюда, – очень узкий круг лиц был допущен в святая святых.

Диван в углу приобрел подозрительную форму ложа, на нем лежали подушка и плед. Тария вздохнула – значит, дела плохи. Когда случалось что-то неординарное, король эльфов считал излишним тратить время на перемещение по Дому и начинал спать и есть там же, где работал.

Будто услышав её мысли, Ланнуэль едва заметно провел пальцами. Ветви ложа зашевелились, и очертания кровати сменились на подобающий кабинету приличный плетёный диван. Тария слишком давно знала Ланнуэля и поняла – сегодня бесполезно начинать с ним разговор на тему пристойного поведения и заботы о своём здоровье.

Новое движение пальцами – и на стене показалась карта.

– Дом Ветров подвергся очередному нападению.

– Редколесье давно уже стало слишком опасным местом.

– Я знаю. И я много раз говорил об этом наместнику, но каждый раз получал один и тот же ответ.

– Что они слишком дорожат своим Древом? Больше, чем жизнью? Ланнуэль, почему ты просто не приказал им переехать? Они не посмели бы ослушаться короля.

Ланнуэль вздохнул.

– Если бы всё было так легко…

– Как Первоцветы перенесли последние новости?

– Скажем так: напряженно. Они не до конца оправились от утраты Древа, и новый удар подкосил их ещё сильнее. По счастью, Солин не пользовался особой популярностью, и нашлось мало сомневающихся в его предательстве. Поэтому набор претензий от них стандартный: несоблюдение традиций, отсутствие нормального правосудия.

Тария видела – он что-то недоговаривает. И едва сдержалась, чтобы не пихнуть правителя в бок кулаком. Собрав остатки самообладания, она твердо посмотрела Ланнуэлю в глаза и спросила:

– …Но? Первоцветы приняли известие, но?..

– Но Дома Восхода и Весны отреклись от своих обетов.

Тария хотела выругаться, но вместо этого как зачарованная смотрела на карту. Повинуясь магии друидов, территория Дома Ветров пожелтела, а земли отступников приобрели цвет сгнившей листвы.

Общая картина была удручающей. Из уроков истории Тария помнила, как должна выглядеть карта: сотни Домов, в которых живут миллионы эльфов, под началом единых Короля и Королевы.

После Раскола всё стало гораздо скромнее, но даже ещё в начале службы Тарии подконтрольные Ланнуэлю Дома образовывали мощный очаг сопротивления людям. Теперь же с каждым годом и количество, и единство эльфов таяло, как весенний снег под солнцем.

– Но почему?! Если даже Первоцветы признали, что решение было верным, почему другие этого не понимают?!

– Тария… То, что мы делаем, – это действительно единственный способ уберечь Колыбель. Но это не отменяет тот факт, что я впервые в истории ввёл смертную казнь. Никогда до этого один эльф не мог законно лишить другого дара Матери – жизни. Не всем это пришлось по нраву.

– Лучше сохранить жизнь одному, но дать погибнуть тысячам?

– Не забывай, что Колыбель – святыня. Многие до сих пор наивно верят, что она неприступна для человека. А тех, кто реально знает, как она выглядит, не считая Хранителей, – единицы. Если мы начнем направо и налево объяснять, что Колыбель уязвима, может наши действия против предателей и станут более популярны, но рано или поздно информация попадёт к людям. И тогда, боюсь, их уже ничто не удержит. Одно дело – охотиться за легендой, и совсем другое – искать остров с вполне конкретным описанием. Чего-чего, а настойчивости людям не занимать – они и безо всяких координат добьются своего. Нет, чем меньше людей и эльфов знают правдивой информации о Колыбели – тем лучше.