Энциклопедия для детей и юношества. История искусства от древности до средневековья
Шрифт:
Главный проход во дворец назывался Коридором процессий. По нему в дни великих праздников проходили ритуальные шествия. На стенах коридора изображены сцены подношения даров богине. Интересно, что дароносцами выступают только мужчины. Они несут дорогие красивые ритоны — культовые сосуды в виде рога животного, изящные вазы, благовония и прочие дары. Участники процессии, идущие впереди, подносят богине, стоящей с двумя лабрисами в поднятых руках, критскую юбку-брюки со складками.
В западной части дворца были устроены «склады» с огромными сосудами (иногда чуть ли не двухметровой высоты), так называемое «Трёхчастное святилище» и зал с каменным троном. По всей вероятности, здесь устраивали «праздники урожая», связанные с умиранием-воскресением богини природы. Тут находились не только запасы еды, но и всё необходимое для совершения ритуалов, архив табличек, написанных критским письмом, самые большие «священные рога». Под полом был найден тайник,
В этих помещениях были обнаружены две ставшие знаменитыми статуэтки «богинь со змеями». Одна богиня, большей высоты (34,2 см), изображена в высоком головном уборе типа тиары; другая (29,5 см) — в небольшой цветочной короне, на которой сидит дикая кошка. Богини, с тонкими талиями и пышной обнажённой грудью, представлены в застывших позах; магический взгляд расширенных глаз устремлён на зрителя. На богинях — длинные колоколовидные юбки со складками и ритуальные передники. Три громадные змеи обвивают руки и спину большей богини, взбираясь на тиару. Меньшая держит в поднятых руках маленьких змеек головками вниз. Вероятно, эти богини символизируют единую богиню-змею в двух разных фазах её существования. Вполне возможно, что змея, обвивающая тиару, была символом зимы, а кошка, восседающая на короне, — лета.
Дворец украшали многочисленные вазы со священными символами, фрески и большие раскрашенные рельефы. На одном из восстановленных изображений представлена сцена таврокатапсии — ритуального боя с быком. Тема укрощения быка как тема победы над смертью была очень популярна в крито-микенском искусстве. Об этом свидетельствуют найденные фигурки быков — с человечками возле рогов или же с наброшенной на них сетью, т. е. приручённых.
Изображения богов
Ритуал на Крите часто включал в себя сцены эпифании (внезапного явления богини). Божество, воплощаемое жрицей, представало перед глазами участников ритуала. Тронный зал в западной части Кносского дворца предназначался для, этого действа. С залом соединялись служебные помещения, в одном из которых жрица переодевалась в богиню. Затем она представала перед избранными участниками ритуала, появляясь внезапно из глубокой тьмы, освещённая факелами. Богиня восседала в течение краткого мига на каменном троне с геральдическими росписями: пальмами и грифонами (мифическими существами с туловищем льва, крыльями и головой орла).
Эванс показал изображение таврокатапсии испанским тореадорам. Внимательно изучив его, те заявили, что смертельной опасности подвергнута жизнь трёх участников боя с быком — двух женщин и одного мужчины. Однако новейшие исследования показали, что фреска была неверно реконструирована. На ней совмещены фрагменты не менее чем пяти разных сцен боя с быком, в которых, как в кино, менялись позиции и жесты.
Бык должен был на всех изображениях оказываться жертвой — его, усмиряя, побеждала богиня. Лишь в более поздних сценах быка убивает мужчина. Как в мифе, так и в ритуале это означало смерть-возрождение мужского божества. На всех священных постройках, имевших отношение к жертве бога-быка, — храмах, алтарях — установлены «священные рога». Греки изменили этот древний ритуал: у них бог-бык, будь то Зевс или Дионис, стал носителем бессмертия. Однако священный рог (правда, уже один) занял прочное место в древнегреческой мифологии. Это знаменитый рог козы Амалфеи, молоком которой был вскормлён Зевс, — «рог изобилия».
Изображение эпифании было распространено в критском искусстве. Так, на золотом перстне-печати, найденном в Микенах, запечатлён интересный сюжет. Четыре женщины-жрицы кружатся в танце на лугу, среди лилий (лилия считалась на Крите священным растением: в ней видели воплощение богини). Колоколовидные юбки женщин раздуваются от кружения, длинные пряди волнистых волос, заброшенных за спину, развеваются в воздухе. Жрицы в упоении исполняют танец — часть ритуала, связанного со смертью и новым рождением богини, умиравшей и возрождавшейся так же, как и весь растительный мир. Слева вверху изображена маленькая женская фигурка: это богиня спускается с небес на землю, привлечённая священным танцем.
На другом золотом перстне-печати из Микен, уникальном по сложности и красоте композиции, представлен «праздник урожая». Богиня природы печально сидит под плодовым деревом, с которого срывают фрукты. Снятие плодов и есть символ смерти божества. Вверху, за линией небес, видны одновременно солнце и месяц, указывающие на время проведения праздника — летнее солнцестояние. Шесть прошедших месяцев года символизируются шестью львиными головами (или черепами). Три женщины-жрицы несут в дар богине цветы — новую форму её существования. А в небесах появляется небольшая женская фигурка с копьём и критским щитом в виде восьмёрки. Новорождённая богиня, очень похожая на греческую Афину Палладу, нисходит с небес на землю, чтобы начать новый цикл своей жизни.
Критяне были наделены страстной, трепетной, всепоглощающей любовью к живому миру: каждая травинка, цветок, мотылёк или птичка казались им исполненными особого смысла. Это были не просто живые существа, но божества, священные создания. Позднее в греческих мифах о безвременно погибших красавцах Гиацинте и Нарциссе отразилась вера критян в божества-цветы, которые срывали лишь раз в году на особых ритуальных праздниках. Все боги-цветы считались земным отражением небесных богов-светил — солнца, луны или звёзд.
На некоторых фресках изображены прекрасные цветы белоснежных лилий. Лилии росли на ухоженных царских газонах, которые считались частицей божественного мира.
Многое из найденного на Крите археологи считали вершиной достижений критской цивилизации. Оказалось, что их мнение ошибочно. Так, «ванна» Кносского дворца имела перфорированное дно и, следовательно, не могла служить для санитарных целей. «Дренажные трубы», проложенные по наружным лестницам, не были связаны между собой в единую «канализационную систему»; микенские мегароны царя и царицы оказались слишком холодными, мрачными и сырыми, чтобы быть пригодными для повседневной жизни; сосуды с запасами продовольствия в «складах» — неудобными для извлечения их содержимого. Принимая во внимание эти факты, а также ориентированность дворцов исключительно на запад (царство смерти, согласно представлениям критян), немецкий археолог Ханс Вундерлих предположил, что они целиком связаны с ритуалами погребения. Но, вероятно, истина находится где-то посередине. Критские дворцы, и в частности Кносский, служили и резиденциями правителей, и ритуальнокультовыми и хозяйственными центрами города, и погребальными сооружениями.
На одной из фресок Кносского дворца изображено существо синего цвета: наклонившись, оно торопливо срывает с газонов цветы шафрана (крокуса). Реконструировав фигуру, исследователи пришли к выводу, что это изображение обезьяны. Оно довольно необычно: «собиратель шафрана» как бы парит в пространстве, едва касаясь почвы, причём цветы шафрана стелются под ступнями собирателя и нависают над его головой.
Все поздние критские памятники великолепно исполнены, превосходны по композиции, элегантны. Они доносят до нас — в совершенно неканонической, лишённой условностей форме — душевный мир человека тех давних времён. С одинаковым мастерством передают критяне и печаль, и радость.
На верхней стенке сосуда из Агиа Триады (близ Феста) изображена группа мужчин, очевидно, возвращающихся после сбора оливок. Четверо поют, их спутники весело обмениваются репликами или тихонько подпевают им. Этот памятник уникален по искренности переданных чувств, охвативших не одного героя, но целую общину.
Произведения, созданные критянами, полны нежности и изящества. На росписях одной из комнат Кносского дворца изображены девушки с пышными волосами и ритуальным локоном надо лбом, сидящие друг против друга на складных стульях, с чашами в руках. Вероятно, это сцена пира, который следовал за подношением богине праздничного одеяния. Девушки нарядны и оживлённы. Одна из них, изображённая в профиль, особенно замечательна. На щеках её играет румянец, грудь подчёркнута. У девушки неправильные черты лица: вздёрнутый носик длинноват, крупный, ярко раскрашенный рот кажется бесформенным. Облик далёк от совершенства, но сколько в нём очарования! За непринуждённость и обаяние девушку с критской росписи археологи назвали «Парижанкой».