Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 2. К-Я

По вечерам мы принимали коньяк как лекарство. Порции рассчитывались с фармацевтической точностью: чтобы на столах голыми не плясать и песен не орать, а лишь слегка развеселиться, прикормить друг друга занимательными байками, чуть-чуть отупеть, как следует расслабиться, уснуть и не видеть снов. Никаких чертовых снов. Если бы у меня была привычка молиться на ночь, я бы, несомненно, просил только об этом.

Немудреные наши ухищрения, надо сказать, возымели положительный эффект. Я чувствовал себя много лучше, чем неделю назад. Привык к мысли, что жизнь придется начинать если и не вовсе с нуля, то с какой-то весьма приближенной к нему метки. Наловчился усмирять свое заполошное сердце, а разум отпускать на прогулку только в наморднике. Память так и не вернулась, но я понемногу учился обходиться без воспоминаний… и заодно без зеркал: борода мне, говорят, к лицу, да и хлопот меньше. Освоил высокое искусство получать удовольствие от всякой бытовой малости: сварил поутру кофе, вышел с чашкой на балкон, сам живой, погода прекрасная, голубь толстый на перилах воркует, еще один день наступил – вот и будь счастлив. Чего тебе еще?

Веня, кажется, был мною доволен. И собой заодно. Нами обоими. Говорил, ему нравится, что мы сходим с ума, не теряя достоинства и чувства юмора.

На восьмой день он снял покрывала с зеркал. Сказал, что вполне готов к новым чудесам, хоть и уяснил навсегда: это заманчивое словцо имеет общий корень с «чудовищем».

Никаких монстров, однако, мы не узрели, как ни пялились в полированную бесконечность. И так обрадовались, что отправились не то обедать, не то ужинать – файв-о-клокничать, так, что ли? Но, конечно, не в «Мусхэд». Настолько мы еще не обнаглели, чтобы бешеному лосю в пасть соваться.

Идем по Пятницкой. Я глазею по сторонам, как типичный неискушенный провинциал, поскольку предыдущий опыт жизни в Москве, ясное дело, коту под хвост. Снова все в диковинку: и магазин с австралийскими пирожками, и словно бы опытным дизайнером разделенный на белую и серую половины бобтейл, ведомый суровой блондинкой в пончо, и лотки-киоски; даже огромная красная буква «М» над входом в метро привлекла мое внимание. Я буквально купался в живописных подробностях после нескольких дней добровольного заточения в Вениной цитадели. Но дальнозоркий левый глаз (правый-то близорук и потому почти равнодушен к деталям) внезапно обломал мне этот невинный кайф.

– Погоди-ка, – тяну за рукав своего спутника. – Смотри, что это? Как такое может быть?

Чуть не силой волоку его в направлении книжного развала.

– Опять гадать будешь? – огорчается он. – А потом, небось, на работу наймешься? Чтобы пройти этот путь еще раз? Не советую: где ты еще таких патронов, как мы с Райкой, найдешь? Времена романтического капитализма давно миновали.

– Не гадать, – отмахиваюсь. – Я тебе показать кое-что хочу. Сейчас…

Проталкиваюсь к прилавку – время-то самое людное, покупателей и без меня полно. Выуживаю книжку в глянцевом переплете. На обложке изображены какие-то разноцветные уроды с волевыми подбородками, сразу видно – ширпотреб. Но это фигня, прикалываться по поводу творческой мощи художника будем чуть позже. После того, как в этом удивительном мире отыщется добрая душа, которая объяснит мне: почему на жуткой обложке написано имя из моих архивов? «Макс Фрай» – так, вероятно, называется автор этого молодежного бестселлера. Или не бест. Просто селлера. Хрен их разберет…

– Веня, – спрашиваю с неподдельным ужасом, – я, что, еще и книжки писал от имени этого нашего мертвого фотографа? Неужто все так запущено?

– А, это… Да не вращай белками, все в порядке. Я забыл рассказать тебе этот эпизод… Ничего ты не писал. И я не писал. Пару месяцев назад мы с тобой уже видели эту книжку на лотке и затеяли расследование. Правда, я быстро похерил наши изыскания в угоду Мамоне, а потому понятия не имею, чем дело завершилось. Ты, как я понимаю, тоже не в курсе – теперь-то!

– Значит, придется начать по новой, – вздыхаю. – Это же действительно черт знает что! Мы с тобой этого мужика придумали специально для выставки моих старых фотографий, ты сам мне рассказывал. Так ведь?

– Именно.

– И вдруг выясняется, что он у нас книжки пишет! Ишь, какой самостоятельный! Живет, понимаешь ли, насыщенной творческой жизнью. Псевдоним хренов…

– В прошлый раз ты возмущался примерно в тех же выражениях, – смеется Веня. – А еще говорил, дескать, я не я, и карма не моя… Да не стой ты столбом: у Лота, насколько мне известно, не могло быть бородатой жены. Идем жрать. Я тебе по дороге расскажу, что вспомню.

– Сейчас пойдем. Только книжку куплю.

– А ты ее уже покупал. Тогда, два месяца назад.

– Среди моих книг ее не было. Я бы обратил внимание, не сомневайся.

– Ну да… Тогда купи еще газету. Завернуть этот ужас. Все же в приличное место идем.

– Я куплю самую толстую газету. Чтобы наверняка. Картинки, конечно, – это нечто… Если бы это была моя книжка, мне бы пришлось сделать харакири.

– Сколько лет торговал книгами, никогда не верил в принцип: чем хуже выглядит – тем лучше продается, – вздыхает Веня. – А Райка верила. И, черт побери, была права. Потому-то мы и не разорились, что закупками она занималась.

Я его почти не слушаю. Я иду по улице Пятницкой и несу под мышкой пухлую уродливую книжку, аккуратно завернутую в «Независимую газету». Полезная мышца по имени сердце бьется о ребра с таким нечеловеческим темпераментом, что можно подумать, будто их у меня целых две штуки. Мне почему-то страшно. Как жертвенному барану, возложенному на алтарь божества, которому он, кудрявый заложник чужих таинств, никогда в жизни не молился, о чьем существовании не подозревал даже – и вот, поди ж ты, как все нескладно получилось…

37. Огма

Уши стоявших рядом с ним людей соединялись с языком бога тонкими цепочками.

Я весь – внимание, я готов слушать, я даже почти готов понимать, но…

Но друг мой молчит. Идет себе по улице Пятницкой и, понимаете ли, молчит.

Веня – добрый человек, не злодей, не садист. И мучает он меня, конечно же, не намеренно. Но все же молчит, сволочь. С мыслями собирается, мать его…

– В прошлый раз мы с тобой эту книжку на Люсиновской увидели, – сообщает, наконец. – Возле метро «Добрынинская».

Чрезвычайно ценная информация, конечно…

– Ты тогда тоже переполошился, – вздыхает Веня. – А я не мог понять почему? И сейчас не очень понимаю. Смешно ведь. Мы про нашего мертвого фотографа почти забыли, а тут такой сюрприз! Есть одна, как мне кажется, вполне разумная версия, но тебя она почему-то не устроила.

– Какая версия?

– Что автор этой книжки был когда-то на нашей выставке. Упер каталог. А потом, несколько лет спустя, решил, что имя покойника вполне может украсить еще одну обложку… И то верно: должно же ее хоть что-то украшать!

– Хорошая версия, – соглашаюсь. – Логичная. Если она меня не устроила, значит… Значит, была у меня, в голове дырявой, некая дополнительная информация. В компьютере и в бумажках ничего на эту тему нет. Жаль.

– Там какие-то посторонние люди указаны в качестве обладателей копирайта. Тогда, весной, ты решил их разыскать. Удалось тебе это или нет – не знаю. Ты не рассказывал, а я не спрашивал, ибо занят был. Да и виделись мы реже, чем хотелось бы. Совсем не виделись, если называть вещи своими именами… Нет, лучше так: если называть вещи. И все, точка.