Encounter: ночной экстрим

Такой штраф кардинально менял расстановку. Первое место и в этой игре, и в зачетном рейтинге чемпионата доставалось «Отморозкам».

Волкодав сказал, что, конечно, начислит. Тусовка распалась на группки. Делились впечатлениями, живописали острые моменты, смеялись, переругивались. Сочинитель уровней давал пояснения. Только от него игроки и могли узнать: когда канистру с набранной в реке водой очередная команда ставила на стол, из машины организаторов он зеркальной камерой с трехсотмиллиметровым объективом фотографировал ее. Так как емкости полупрозрачные, по уровню воды они потом высчитывали вес для каждой из команд и добавляли несколько правильных кодов, на случай небольшой погрешности в расчетах.

Когда Максим выслушал все объяснения, он отошел в сторону, к Диме, который по-прежнему сидел на ворохе листвы, прислонившись спиной к стволу дерева. И по физиономии его было видно, что он на седьмом небе от счастья… И он, действительно, думал о том, что вот теперь все встало на свои места, он будет с ней. Это лишь вопрос времени: он добьется прощения любой ценой.

— М-д-а… — промычал Максим, подсаживаясь к другу.

— Я звонил ей только что… — сказал Дима, — трубку снял Олег.

— Олег?

— Да, когда вы забирали вещи из машины, вы прихватили и ее телефон. Он сказал, что смотрел звонки в ее телефоне, Наташа никому не звонила.

— Блин… что же он нам об этом не сказал?

— Он решил, что у нее был третий телефон.

«Да, мог быть», — по инерции подумал Максим.

— А телефон у нее в машине? Ты звонил туда?

— Да, недоступен.

Максим обхватил склоненную голову руками, сцепив ладони на затылке, и сидел скрючившись, уставившись молча в землю.

К ним подошел Артем из команды «Коты» — очевидец сцены с обнаженной Наташей, когда она выбиралась через отогнутую дверь водонапорной башни.

— Слушайте, раз уж Наташа в вашей команде не прижилась, дайте мне ее телефон?

Дима кивнул на капитана:

— Ее телефон лежит у Макса дома на столе.

Артем помедлил какое-то время, взвешивая, стоит ли еще просить. Но решил, что у ребят имеются виды на девушку, и отошел восвояси.

Максим выпрямился, широко развел руки, энергично крутанул головой, словно стряхивая наваждение:

— Как же такое могло получиться-то, а?..

— Говорят, кто ищет, тот найдет. Мы всю игру ждали пакостей от «Отморозков», искали подвохи. Не удивительно, что нашли. Нам ведь очень хотелось, правда?

— Правда, — уныло признал Максим. — Хоть сквозь землю провались… Когда я увижу ее, не знаю даже, как смотреть ей в глаза…

Максим, хотя и признал тяжелое поражение (победу потеряли, девушку обидели, дураками выглядели), перебирал в памяти события прошедшей ночи, — опять и опять, по кругу. Конечно, если бы они только знали, то, что знают сейчас…

— Я вот чего понять до сих пор не могу… — сказал Максим. — Почему она нам сказала, что сама посвистела в той комнате, в подвале? И зачем позже созналась, что свистеть не умеет?

— Да не так она сказала. Она сказала «здесь нужно посвистеть, и тогда тут что-то пищит». Мы поняли смысл фразы, а формулировку забыли. Потому что формулировки редко имеют значение, но, видишь, иногда — имеют… Не знаю, Макс, не знаю… может быть, не нужно было накапливать подозрения. Они достигли критической массы и в итоге… Когда возникали вопросы, нужно было их сразу ей и задавать.

— А мы что, по-твоему, делали? Но она же так странно объясняет, что сам черт ногу сломит. Взять ту же санчасть: «Я плохо помню»! Ну сам посуди, что нам оставалось думать? Как мы могли догадаться, что она там дымом обфигачилась?

— Мы могли ей просто поверить… — Дима задумался, потом продолжил. — Но ведь, с другой стороны, именно потому, что я ей доверял, я не стал спрашивать, как же она посвистела, не стал спрашивать, зачем выходила из машины…

— Да уж… — согласился Максим. — Некрасиво получилось. Меня больше всего убивает, что я ей там, в коровнике, наговорил… Когда я пришел у нее прощения просить, она ведь мне поверила. Я тогда подумал: «Я ведь тоже актер неплохой!». Она так обрадовалась, что играем дальше и что все хорошо, схватила фонарик, побежала код искать.

— Так ты что, у нее уже просил прощения?

— Ну да… то есть, я ей хотел лапши на уши навешать, чтобы она не поняла, что мы ее вычислили… — Максим сделал такой глубокий выдох, что несколько опавших листьев оторвались от земли и разлетелись. — Я теперь вообще не представляю, как у нее после того прощения еще одно просить. Просто попрошайка какой-то…

Димы сейчас заботило, с какой стороны подступиться к Наташе. Раз она была честна с ними на игре, можно твердо надеяться, что она действительно живет в Минске, и все остальное, что она о себе рассказывала, тоже правда. Обо всем этом он думал с восторгом. Она просто восхитительна, ведь она обладает самым ценным, пожалуй, качеством — естественностью. Без стремления казаться лучше, чем есть, без желания специально «произвести впечатление» на кого бы то ни было. Ведь она производила впечатление именно тем, какая она на самом деле! Он перебирал в уме самые яркие моменты промелькнувшей ночи. Представлял, как она, добравшись в задымлённом подвале до стенки с кодом, упала без чувств. Она ведь нашла-таки этот бонусный код! Просто не запомнила… Да, ее нужно оберегать от самой себя!

Видя, как Дима разулыбался своим мыслям, Макс отозвался:

— Было бы смешно, когда бы не было так грустно…

— Да не так все страшно. Нужно радоваться, что мы нашли такого человечка, как Наташа. Что она будет рядом с нами.

— Рядом с тобой, ты хотел сказать, — уточнил Максим.

— Ты ведь тоже будешь с ней общаться.

— А спать я тоже с ней буду?

Максим получил увесистый подзатыльник, и друзья рассмеялись. Все было хорошо. Однажды Дима, заполняя анкету на сайте знакомств, наткнулся на вопрос: «Какие ошибки вы не прощаете другим людям?». Перебрав множество вариантов, написал: «Непоправимые». Да, они ошиблись — но это поправимо.

Он знает номера ее телефонов. Он знает улицу, на которой она живет в Минске. Он знает, где она прописана в Гомеле, потому что знает номер ее машины. Ему нужно вернуть ей ее «Сони-Эриксон». Да, она обижена и сердится, но он придумает, как ее смягчить, он ей все объяснит, он попросит прощения. Он сделает все, чтобы она оттаяла, вновь открылась. Он скажет ей, что хочет с ней быть. А дальше… кто знает?

Девять часов утра. Он прямо сейчас пойдет пешком на ее улицу — это же здесь, совсем рядом с парком. Настолько близко, что на мгновение ему почудилось, что он уже ощущает ее аромат, ее тепло…

* * *

Добравшись до конца коровника, Наташа услышала, как ребята открыли двери БМВ. В салоне загорелся свет, и она увидела, что они копошатся в машине. Она не придала этому значения. Но когда ворота с грохотом захлопнулись, она поняла, что все ушли. Их оставалось только двое: она и ее БМВ. Присутствие машины избавляло от чувства полного одиночества. Еще минут пять она осматривала поверхности деревянных перегородок стойла. Однако тишина (о такой, наверно, и говорят «мертвая») все больше беспокоила ее и угнетала. Она бросила искать и пошла к машине. Обнаружила, что в ней не осталось ничего, кроме сиротливо валяющегося в багажнике рюкзака, который она повсюду таскала с собой. Подошла к воротам, толкнула их рукой. Они не поддались. Тогда она навалилась всем телом, ворота выгнулись немного наружу, но дальше дело не пошло, казалась, что с внешний стороны кто-то повесил большой замок.