Энни из Зелёных Мансард
Шрифт:
– О чём ты думаешь, Энни? – резко осведомилась Марилла.
Девочка, вздрогнув, вернулась откуда-то издалека.
– Об этом, – указала она на цветную картину под названием «Христос благословляет маленьких детей». – Просто представила себе вдруг, будто я одна из них. Вот эта девочка в синем платье, которая стоит в углу отдельно от всех и, вероятно, никому не принадлежит. Ну вроде меня. Вам не кажется, что она выглядит одинокой и грустной? Я думаю, у неё нет ни отца, ни мамы, но она тоже жаждет благословения и робко подкрадывается к толпе в надежде, что её никто не заметит, кроме Него. Я знаю, что она чувствует.
– Энни, – сказала Марилла, удивляясь самой себе, что не прервала её гораздо раньше. – Ты не должна говорить подобное. Это непочтительно. Совершенно непочтительно.
Взгляд Энни стал изумлённым.
– Но я как раз чувствовала себя почтительной просто до невозможности. Я совершенно не хотела быть непочтительной.
– Я тоже думаю, что это не намеренно, но всё равно нельзя говорить о подобном так фамильярно. И ещё одно, Энни. Когда я тебя за чем-нибудь посылаю, это нужно немедленно принести, а не впадать в мечтания и воображения перед картинами. Запомни. А теперь возьми картинку, отправляйся с ней на кухню, сядь там в уголке и выучи наизусть молитву.
Энни приставила картинку к кувшину с цветами яблони, которые сорвала в саду, чтобы украсить обеденный стол (новшество, встреченное Мариллой косым взглядом, но молча), и принялась внимательно изучать её, подперев руками подбородок.
– Мне нравится, – наконец нарушила она молчание, в которое была погружена несколько минут. – Красиво. Я эту молитву однажды уже слышала от директора приютской воскресной школы. Но тогда она мне не понравилась. У него был такой надтреснутый голос… И молитва у него получилась будто бы по обязанности, которую ему не очень приятно выполнять. А ведь она… если и не совсем поэзия, то вызывает во мне такие же чувства, как и стихи. «Отче наш, Сущий на небесах! Да святится имя Твоё!» Это похоже на прекрасную мелодию. О, я так рада, что вы дали мне её выучить, мисс… Марилла.
– В таком случае выучи хорошенько. И помолчи, – коротко бросила ей Марилла.
Энни, наклонив кувшин с цветами поближе к лицу, нежно поцеловала белый бутон, окаймлённый розовой полосой, после чего ещё какое-то время упоённо его разглядывала, а потом спросила:
– Марилла, как вы думаете, у меня может когда-нибудь появиться в Авонли сердечный друг?
– Какой друг?
– Сердечный. Ну, понимаете, такой очень близкий друг, по-настоящему родственная душа, которому я смогу доверить свою собственную душу. Я всю жизнь о таком мечтала, но не надеялась когда-нибудь встретить, а теперь столько моих самых прекрасных мечтаний одновременно сбылось. Вдруг это тоже сбудется? Как вы считаете, это возможно?
– На Яблоневом склоне живёт Диана Барри. Она примерно твоего возраста. Очень милая девочка и, возможно, станет тебе подругой, когда вернётся домой. Она сейчас навещает в Кармоди свою тётю. Однако тебе будет необходимо следить за своим поведением. Миссис Барри – женщина очень придирчивая и позволит дочери общаться только с приличной, умеющей себя вести девочкой.
Энни смотрела на Мариллу сквозь цветы яблони горящими от любопытства глазами.
– А как выглядит эта Диана? Надеюсь, волосы у неё не рыжие? Мне достаточно и того, что я сама рыжая, в сердечной подруге я вовсе такого не вынесу.
– Диана очень хорошенькая. Волосы у неё чёрные, глаза тоже, а щёки румяные. Да к тому же она ещё умная, а это гораздо лучше, чем красивая внешность.
Марилла была не меньшим блюстителем нравственности, чем Герцогиня из «Алисы в Стране чудес», и придерживалась твёрдого убеждения, что всё сказанное ребёнку обязано
содержать мораль.Энни, однако, легкомысленно пропустила мимо ушей моральный вывод, сосредоточившись целиком и полностью на восхитительных возможностях, которые перед ней открывались.
– О, я так рада, что она хорошенькая! Если уж мне самой не суждено быть красивой, пусть хотя бы моя сердечная подруга будет красавицей. Когда я жила с миссис Томас, у неё в гостиной стоял книжный шкаф со стеклянными створками. Книг в нём не было. Вместо них миссис Томас там хранила лучший семейный фарфор, а иногда ещё варенье и маринады, пока их запасы не подходили к концу. В одной створке стекла не было, его разбил мистер Томас, когда как-то вечером находился… не совсем в форме. Но другая створка была цела, и я представляла, будто моё отражение в ней – это другая девочка, которая живёт за стеклом. Я назвала её Кети Морис и часами с ней разговаривала, особенно по воскресеньям, и у нас была очень близкая дружба. Мы представляли себе, что книжный шкаф зачарован, и, знай я заклинание, мне удалось бы пройти сквозь стекло в комнату, где вместо фарфора и припасов миссис Томас находится комната Кети Морис. Она взяла бы меня за руку и отвела в чудесную страну, полную цветов, солнца и фей, и мы стали бы жить там долго и счастливо. Когда я переехала к миссис Хаммонд, у меня чуть сердце не разорвалось от расставания с Кети. Она тоже очень тяжело это пережила. Я точно знаю. У неё прямо слёзы стояли в глазах, когда мы прощались с ней через стекло книжного шкафа.
У миссис Хаммонд книжного шкафа не было, но неподалёку от её дома, чуть выше по реке, была небольшая, продолговатая зелёная долина, а в ней пряталось чудеснейшее эхо. Каждое слово возвращалось, даже если совсем негромко произнести его. И я стала представлять себе, что это не эхо, а маленькая девочка по имени Виолетта. Мы стали с ней дружить, и я полюбила её почти так же, как Кети Морис. То есть не совсем так же, но почти, знаете ли. Вечером, перед отъездом в приют, мы с Виолеттой поговорили в последний раз, и её «Прощай!» вернулось ко мне очень грустным. Я так к ней привязалась, что в приюте уже не решилась представить себе какого-нибудь нового близкого друга. Да там и простора для воображения совершенно не было.
– Думаю, хорошо, что не было, – сухо отреагировала Марилла. – Я такого не одобряю. Ты, похоже, наполовину веришь тому, что нагораживаешь себе воображением. Тем более тебе будет полезно завести настоящую живую подругу. Надеюсь, вся эта ерунда из тебя уйдёт. И даже не вздумай при миссис Барри что-то сболтнуть про своих Кети Морис и Виолетту. Иначе она сочтёт тебя выдумщицей.
– О нет. Конечно, не вздумаю. Это слишком священные воспоминания. Такими не делятся со всеми подряд. Но мне показалось, вам нужно знать о них… Ой, видите? Из большого цветка яблони только что вылетела пчела! Подумать только, какое прекрасное место для жизни – яблоневый цветок. Представляете, до чего потрясающе жить в нём, когда он покачивается на ветерке. Если бы я не была человеческой девочкой, мне бы, наверное, захотелось стать пчелой и жить среди цветов.
– Вчера тебе хотелось стать чайкой, – фыркнула Марилла. – Какая-то ты непоследовательная. И вообще, что тебе было сказано? Молчать и учить молитву. Но, похоже, тебе не даётся молчание, если кто-то находится рядом. Поднимись к себе в комнату и учи.
– Ох, да я выучила её уже всю, кроме последней строчки.
– Всё равно сделай, как я тебе говорю. Поднимись к себе, доучи и оставайся там, пока я не позову тебя помочь мне с чаем.
– А можно я возьму с собой цветы за компанию? – с надеждой спросила Энни.
– Нечего наводить беспорядок в комнате, – запротестовала Марилла. – Вообще не следовало срывать их с дерева.
– Да, я и сама это почувствовала, – вздохнула девочка. – Не нужно сокращать им время прекрасной жизни. Будь я сама цветком яблони, мне не хотелось бы, чтобы меня сорвали. Но соблазн был непреодолим. А как вы поступаете, если столкнётесь с непреодолимым соблазном?
– Энни, ты слышала, что я тебе сказала? Иди в свою комнату.