Эпидемия FV
Шрифт:
Она не ела весь день… Время от времени за окном ревели двигатели машин, пару раз прогрохотал по асфальту танк, а иногда издалека доносилась стрельба. Кто это был — солдаты, убивающие пришельцев, или мародеры, подравшиеся из-за добычи?
И чем была эта тишина, нарушаемая лишь редкими выстрелами? Затишьем перед бурей, или последним вздохом умирающего города. Какова будет реакция властей на поразившую третий по величине город страны эпидемию FV? Нет, не на эпидемию — на вторжение пришельцев. Вот каким оно оказалось — ни ревущих звездолетов, опускающихся прямо на жилые кварталы, ни окон в параллельные миры, открывающихся на центральных площадях. «Голое безумие», страх, а затем превращение детей в чудовищ — метод путешествия в межпланетном пространстве, превосходящий
Да, это вторжение. Непонятно, с какой целью — накатит ли FV на другие города, или теперь чужаки станут размножаться в Медянске, захватывая все новые и новые территории. Или они окажутся относительно мирными, и будут довольствоваться захватом одного лишь Медянска? По крайней мере, Настя ни разу не видела, чтобы пришелец без причины напал на человека, а выбравшийся из Марины вполне мог оказаться каким-нибудь недоношенным — ведь они выехали за пределы Медянска за несколько часов до того, как трансформация была завершена, или просто испугаться, едва появившись на свет и увидев вокруг себя далеко не дружелюбно настроенных людей. В конце концов, получив отпор он предпочел убежать, да и на Сергея напал потом только потому, что Сергей попытался убить его первым.
И вообще, это казалось странным, и Женя списывал это на разделявшее их расстояние, на то, что Настины мысли доходили до него обрывочными, а может быть даже и искаженными, но ему казалось что Настя испытывала к чужакам какие-то теплые чувства. Благодарность за что-то?
А понимают ли вообще наверху, что имеют дело со вторжением иной расы? Может быть они считают FV — результатом облучения какой-нибудь космической энергией, а всех родившихся чужаков — мутантами, появившихся на свет благодаря этому самому излучению? Или считают FV эпидемией, очаг которой нужно локализовать любой ценой? Может быть уже сейчас к Медянску подлетает бомбардировщик с термоядерной ракетой на борту?
Если так, то он, по логике, должен был немедленно срываться с места, бросать все, и нестись сломя голову в Медянск, вытаскивать оттуда Настю. В том, что он найдет ее, он ничуть не сомневался. Если здесь, в «Дзержинском», через разделяющие их три сотни километров, ее мысли долетали до него, то в городе они будут отчетливыми как указатели на дороге.
Но сделать это мешал Бабай. Он бесновался в его голове, злясь от того, что не просто не слышит Настиных мыслей, но еще и пропадает, выключаясь словно лампочка, в те мгновения, когда они касались его сознания. И естественно, Бабай не понимал, да и вообще отказывался понимать его стремления рискуя жизнь забрать из захваченного чужаками города совершенно незнакомую ему девочку.
«Кто она тебе? Ты ее и видел-то всего раз!»
«Друг! Но дело даже и не в этом!»
«А в чем же тогда?»
Этого Женя не смог бы внятно объяснить, тем более Бабаю, ставившему во главу угла их безопасность, а не какие-то абстрактные чувства.
За Настю можно было отдать жизнь. Нет, не «можно» — «нужно». Как в заглавии одного из романов Лукьяненко: «Принцесса стоит смерти!», хотя Лукьяненко и вкладывал в эту фразу несколько иной смысл.
Простое есть на Земле люди, на которых эта Земля, собственно, и держится. При чем держится, сама не понимая этого. И, слава Богу, не понимают этого и они. Люди безграничной доброты, умеющие утешить одним лишь словом, согреть одним лишь взглядом. Талантливые поэты, певцы или писатели, творчество которых хоть немного, но меняет жизнь в лучшую сторону, заставляет мир стать хоть чуточку, но лучше. Когда Настя повзрослеет, она обязательно станет одной из них!
Наверное, именно это Бабай называл способностью заглядывать в душу. Посмотрев в ее глаза всего один раз Женя увидел ее насквозь. Почувствовал ее доброту, ее стремление помочь всем и сразу, и тоску от того, что сделать счастливыми всех не сможет ни она, ни кто-либо другой.
Может быть она станет пророком, который предскажет
глобальное бедствие и спасет сотни тысяч жизней. А может быть, подобно герою одного кинговского романа, заглянет в глаза кандидату в президенты, и увидит в них отблески ядерного пожара, охватившего всю землю. Увидит, и сможет это предотвратить!Поэтому она должна жить! Поэтому он должен спасти ее любой ценой…
В конце концов сдался даже Бабай. Не понял, но признал за Женей право сильного, право главного в их тандеме, и обещал помочь. Просил он только об одном — не торопиться, а впитать как можно больше Настиных мыслей, понять. Что ждет их в Медянске, чтобы быть готовым ко всему.
Смерть Сергея заставила Женю проснуться. Прервала контакт с Настей, вернула к реальности. Нужно было вновь брать в свои руки нити жизни друзей — направить их по нужному пути, не позволив совершить ошибки. Он сделал это достаточно легко — Леха, хоть и был всю жизнь порядочным раздолбаем, но остатки логического мышления не утратил. Прислушался к его доводам, и понял, что месть за Серегу не даст ему ничего, кроме, возможно, собственной гибели. С этим все было в порядке — они втроем сядут в Серегин джип, заберут с собой и главврачиху с ее сыном, и укатят в сторону Омска — до первого патруля, до первой базы МЧС. Благо, водить Леха умеет, пусть так и не удосужился получить, или купить права. Не оштрафуют же его сейчас, в самом деле?
Сложнее всего было с Аней. В первую очередь — потому, что она была женщиной, а значит куда меньше внимания уделяла логике, больше прислушиваясь к голосу сердца, а точнее — к тому, что она считала голосом сердца, но что на самом деле являлось просто глупыми мыслями. А во вторую — еще и потому, что ему самому было трудно прислушаться к голосу разума, и отпустить Аню, оставить ее одну.
«Да ответь же ты, наконец, самому себе, — как всегда незваным, пришел на помощь Бабай. — Любишь ты ее, или нет? Если любишь — оставайся с ней, не езди ни в какой Медянск. Если любишь — даже я тебе больше слова поперек не скажу. Живи с ней, люби ее, пусть и она и пустая как дупло! Только пойми, наконец, сам, любишь ли ты ее?»
«Не знаю!» — в отчаянии крикнул ему Женя, и тогда Бабай ринулся вперед, заслоняя его сознание.
«Тогда смотри!»
И Бабай показал ему, как это, заглядывать в душу. На несколько секунд Аня стала для него открытой книгой, и все ее чувства, все ее страхи хлынули в него, словно вода из прорвавшейся плотины. Это невозможно было описать словами, невозможно объяснить даже самому себе. Самой близкой ассоциацией к взгляду в душу был именно взгляд в книгу. Некоторые люди были многотомными справочниками, некоторые — приключенческими, или любовными романами, яркими, полными впечатлений. Аня же была детской книжкой с картинками. Простой, понятной, с обязательной моралью «Сказка ложь, да в ней намек», и пустой как сказка о репке.
Как повесть о том, как бабка тянула дедку, могла показаться интересной разве что пятилетнему ребенку, и как только малыш мог извлечь из нее мораль о дружбе и взаимопомощи, так и Аня могла быть интересной только малышу. Да, Бабай был прав — она была пустой. Если бы она была сказкой, то именно о репке или курочке Рябе. Доброй-доброй, но пустой-пустой! Вся мораль — на поверхности, все герои — предсказуемы и просты.
«Наконец-то ты увидел! — довольно пробухтел Бабай, прячь в свой уголок разума. — Теперь-то ты понял?»
Да, теперь он понял. Это не могло быть любовью!
— … А я, ведь, вернусь! — сказал он Ане, и тут она на секунду превратилась из сказки о репке в фильм Джармуша, и посмотрела на него так, как несколько секунд назад смотрел на нее он сам. Заглядывая в душу!
— Ты не вернешься! — ответила она, и он понял, что это правда.
Он не вернется.
FV коснулось и его, разрушив всю прежнюю жизнь. FV отняло у него родных и друзей, изменило его самого, заставило показаться Бабая. Прежнего Жени Аникина уже не было, а новый еще только-только появился на свет, делая свои первые, робкие шаги. И жестокая новая жизнь уже заставляла его принимать решения, брать ответственность не только за себя, но и за других.