Эпидемия. Начало конца

Девять человек. Их имена никогда не произносились вслух. Они скрывали друг от друга свое происхождение на случай ареста и допроса с пристрастием одного из них.

Общество девяти неизвестных.

Подземный бункер находился под церковью. Стены толщиной в семь футов. Помещение оборудовано собственным электрогенератором, шестиканальными мониторами ночного виденья и тремя компьютерными станциями безопасности. Один член общества сидел за пультом управления. Еще семеро разместились в удобных креслах с высокими спинками вокруг овального дубового стола. Восемь человек все еще находились под впечатлением от недавних событий, они ожидали прихода своего вождя.

Панкай Пател сидел на седьмом стуле. Профессор психологии, казалось, быстро пролистывал древний текст, написанный на арамейском языке.

Уступив своему любопытству, Номер Пятый, тридцатисемилетний австриец-технократ, дальний родственник Николы Теслы, встал с места и подошел к новому члену общества.

— Вы читаете «Зогар»? — спросил он у Панкая.

— Не совсем. Я, скорее, его изучаю.

— Что случилось, Седьмой? Вы проиграли пари, заключенное со Старейшиной?

— Я видел удивительные вещи, Пятый. Я ходил по воде.

— А мне говорили, что там был лед.

— Не в том дело. Просто это было чудо… обыкновенное чудо. Теперь я совсем другой человек. Я молюсь. Я учусь. Я пишу духовную книгу, а деньги, полученные от продажи, я отдам на новую детскую больницу на Манхэттене.

— Превосходно. Скажите мне, Седьмой, когда вы молитесь, то молитесь ли вы за душу Бертрана де Борна?

— Идите к черту, — выругался Панкай.

— Седьмой!

Темные глаза вошедшего смотрели осуждающе.

— Помните о смирении, друг мой, — сказал Старейшина.

— Извините меня.

Девять человек заняли свои места за овальным столом. Старейшина открыл собрание.

— Номер Третий! Я рад, что ты нашел время приехать сюда, особенно теперь, когда политбюро возложило на тебя новые полномочия. Наши русские друзья согласны с новым планом президента Когело по разоружению?

— Если бы вы спросили меня два дня назад, то мой ответ был бы: «Нет». Но с тех пор у четверых консервативно настроенных коммунистов случился сердечный приступ.

— Что-то, должно быть, не так с водой, — саркастично заметил Номер Восьмой, шестидесятилетний китайский ученый-физик. — Двое наших непримиримо настроенных коммунистических вождей тоже сыграли в ящик на прошлой неделе. Особых подозрений это не вызвало, но, как любит говорить Старейшина, совпадений на свете не бывает.

— Что скажете, Номер Седьмой?

— Это работа Шеперда, — заявил Панкай. — То же самое происходит с израильскими неоконсерваторами и фундаменталистами из «Хамаса»… А еще двое непримиримо настроенных представителя духовенства в Иране умерли накануне выборов.

— Каждое действие вызывает противодействие, — заметил Номер Шестой, мексиканский ученый-эколог, занимающийся сохранением древней сапотекской культуры. — Пока Шеперд пытается влиять на физический мир, Санта-Муэрте набирается сил во тьме.

— Откуда вам это известно, Номер Шестой?

— Каким-то образом ей удалось найти лазейку и проникнуть из ада в физический мир. Две недели назад Санта-Муэрте выкопала из земли останки священника, умершего в Гвадалахаре от свиного гриппа, и сплясала в его трупе свадебный танец.

Старец откинул голову на спинку кресла.

— Мистер Шеперд должен научиться сдерживать эмоции, как это делали император Ашока и месье де Шолиак. Нужно найти способ связаться с нашим новым Ангелом Смерти. Ваша жена имела какие-нибудь контакты с миром духов после возвращения на Манхэттен? — спросил он у Панкая.

Профессор выглядел расстроенным.

— Нет, Старейшина.

— А ваша дочь?

Кладбище Святой Троицы

Вашингтон-Хайтс, Манхэттен

12:03

Полуденное августовское солнце поджаривало все пять районов Нью-Йорка на медленном огне. От асфальта тротуаров поднимался жар, и казалось, что бетон раскалялся до температуры обжигаемых в печи кирпичей. Поверхность реки Гудзон стояла без движения, а в воздух поднималось невидимое человеческому глазу цунами испаряющихся молекул воды. Они взмывали все выше и выше, к параду кучевых облаков на небосводе к западу от города. В Нью-Йорке было очень душно и влажно.

Спешащие на ланч люди изнемогали от зноя. Бизнесмены поспешно перемещались из одного кондиционируемого помещения в другое. Краснолицые уличные торговцы спасались от солнца в тени больших пляжных зонтов, направляя на себя потоки воздуха портативных вентиляторов.

Карантин продолжался сорок дней. Еще сто пятьдесят три дня ушло на реконструкцию. Наконец все напоминания о трагедии были удалены, и после публичных богослужений Нью-Йорк вновь зажил обычной жизнью. Население Манхэттена уже достигло шестисот тысяч человек, а низкие цены на недвижимость постоянно привлекали новоселов.

Пьяный сторож кладбища отсыпался после очередной попойки. Жалюзи были опущены на окнах. Старый кондиционер, у которого давно закончился срок гарантии, натужно работал. Похороны на сегодня не планировались, а летняя жара отвадила посетителей. Кроме двух человек.

На безжалостном солнцепеке, среди мавзолеев и старых могил стояли мать и дочь. Они смотрели на одинокий надгробный камень.

Прошло десять минут, и девочка спросила:

— Ты уверена, что здесь похоронен Патрик?

Ли Нельсон помедлила с ответом, раздумывая, какая доля правды удовлетворит любопытство ребенка, чтобы впоследствии не довести ее до ночных кошмаров.

— Патрик сейчас с Богом, — сказала мать. — Надгробие — это место, где мы можем сказать ему, как сильно мы его любим и скучаем по нему… — На глаза женщины навернулись слезы. — Сказать, как мы благодарны ему за все, что он сделал.

Стоящий у западных ворот кладбища «рейндж ровер» подал сигнал.

Ли улыбнулась Отэм.