Эпизод III: Месть ситхов

— Мертв? — Винду перевел взгляд с Анакина на Оби-Вана и обратно. — Это верно? Вы убили графа Дуку?

— Мой юный друг чересчур скромен, это он убил графа Дуку, — Кеноби с улыбкой потрогал голову. — Я… вздремнул.

— Но…

Мейс не знал, что сказать. Для Сепаратистов Дуку — то же самое, что Палпатин для Республики; центр гравитационного поля, связывающего спираль Галактики. Убрать Дуку — развалить Конфедерацию, она разлетится за несколько недель.

Даже дней.

Мейс повторил:

— Но…

Он не мог придумать, что сказать и сделать дальше.

Новость была настолько невероятной, что он чуть было — почти, но не совсем, — не улыбнулся.

— Это, — произнес он, — лучшая весть, какую я слышал с…

Магистр недоверчиво покачал головой.

— Даже вспомнить не могу. Анакин, как тебе удалось?

Молодой Скайуокер вдруг смутился; новообретенная уверенность обрушилась, как перегруженный попаданиями дефлектор, и вместо того чтобы встретить взгляд Мейса, Скайуокер воровато покосился на канцлера. У Винду не возникло ощущения скромности. Темнокожий магистр тоже взглянул на Палпатина, воодушевление поблекло, перемешиваясь с недоумением и подозрительностью.

— Это были чрезвычайно… экстраординарные действия, — вежливо пояснил канцлер, не замечая пристального взгляда прищуренных глаз Винду.Разумеется, в бою на мечах я полный профан, но на мой неопытный взгляд, граф был… чересчур самоуверен. Особенно после того, как столь ловко избавился от магистра Кеноби.

Оби-Ван покраснел, Скайуокер — тоже и значительно сильнее.

— Наверное, юный Анакин был более… высоко мотивирован, — продолжал как ни в чем не бывало Палпатин, окидывая молодого человека ласковым взглядом.В конечном счете Дуку сражался для того, чтобы убить врага, тогда как Анакин дрался, чтобы спасти… если я могу присвоить себе такую честь… друга.

Мейс помрачнел. Хорошие слова. Наверное, искренние, но от этого они не стали нравиться больше.

Никому в Совете Ордена не нравились дружеские отношения Скайуокера с Верховным канцлером. Мейс не раз беседовал на эту тему с Кеноби, еще когда Анакин ходил в падаванах, а сейчас не слишком обрадовался, услышав, как Палпатин говорит за юного джедая, который, похоже, не был готов говорить сам за себя.

Мейс сказал:

— Уверен, Совету будет весьма интересно выслушать твой подробный отчет, Анакин.

На слове подробный Винду сделал особое ударение.

Скайуокер нервно сглотнул, а затем, так же внезапно, как слетела, вокруг него восстановилась аура хладнокровной уверенности.

— Да. Да, конечно, мастер Винду.

— А еще мы должны доложить о побеге Гривуса, — вставил Кеноби.Изворотлив по обыкновению.

Винду посмотрел канцлеру прямо в глаза.

— Лучшего шанса заключить мир нам не выпадет. Мы можем прекратить войну.

Пока Палпатин отвечал, Мейс Винду обратился к Великой силе.

Мир вокруг стал кристально-прозрачным, обратившись в драгоценный камень с трещинками и сколами неверных действий. Таков был особый дар Мейса Винду: видеть, как в матрице мира соотносятся друг с другом события и живые существа, отыскивать грани, на которых действия можно обратить на пользу, предчувствовать удар в лучшем направлении. Винду не понимал значения структуры, густые тучи, которые поднялись после возрождения ситхов, затрудняли восприятие. Но уязвимую точку Мейс всегда видел ясно.

Вовсе не сразу, а затем — скрепя сердце, — Мейс поддержал идею тренировать Анакина Скайуокера, которая противоречила тысячелетней традиции Ордена. В структуре Великой силы он увидел подтверждение догадки Куай-Гона: юный раб с Татуина и есть тот самый Избранный, рожденный принести равновесие. Мейс оспаривал решение Совета сделать Оби-Вана Кеноби магистром и поручить обучение Избранного непроверенному учителю, так как уникальное восприятие показало ему мощные линии предназначения, которые к худу или добру связали жизни этих двоих. В день избрания Палпатина Мейс увидел, что сам канцлер — уязвимая точка невообразимого значения. Человек, от которого зависела судьба всей Республики.

Теперь же он видел всех троих вместе посреди хитроумной решетки из трещин, изъянов и неверных ходов.

Анакин каким-то образом оказался стержнем, осью, центром весов с Оби-Ваном на одной стороне, Палпатином — на другой и Галактикой — в равновесии. Но темное пятно на Великой силе мешало разглядеть будущее: прорисовывался лишь смутный намек. Баланс был столь неустойчив, что Мейс не мог предугадать, что получится, если даже легонько толкнуть чашу весов. Любое смещение в любую сторону вызовет хаотическое качание. Произойти может все.

Все что угодно.

А от сети трещин, что связывает всех троих, веет темной стороной.

Винду запрокинул голову и посмотрел на небо, на падающую звезду челнока, который спускался на платформу сквозь темнеющий день.

— Боюсь, мир на повестке дня не стоит, пока Гривус на свободе,печально говорил тем временем канцлер. — Дуку — единственный, кто сдерживал чудовищную страсть генерала к резне. Без графа Гривус примется неистовствовать по всей Галактике. И я боюсь, что эта война не то что далека от окончания, но и вот-вот обернется настоящим бедствием.

— А что с ситхом? — поинтересовался Оби-Ван. — Смерть Дуку должна была по меньшей мере положить начало ослаблению тьмы, но вместо этого мрак еще больше сгустился. Опасаюсь, что учитель Йода прав в своих прозрениях. Он утверждал, что Дуку — скорее ученик ситха, но не учитель.

Мейс направился к доку для небольших кораблей, где должен был приземлиться челнок Храма, остальные последовали за темнокожим магистром.

— Если ситх действительно еще существует, то в свое время он проявит себя. Они всегда так поступали, — Винду надеялся, что Оби-Ван поймет намек и умолкнет: у Мейса не было никакого желания открыто обсуждать их расследование в присутствии Верховного канцлера.

Чем меньше Палпатину известно, тем лучше.

— Гривус — загадка поинтереснее, — продолжал он. — Канцлер, генерал с вами милостиво обошелся, а милость не входит в число его добродетелей. Мы все радуемся, что он пощадил вас, но я не могу избавиться от вопроса — почему?

Палпатин развел руками.

— Могу лишь предположить, что Сепаратисты предпочли видеть меня заложником, а не мучеником. Хотя сказать наверняка невозможно. Может быть, это был генеральский каприз. Он известен своей непредсказуемостью.