Эпоха альтернативно живых
Шрифт:
Улёгшись, я облегченно вздохнул предвкушая сон, однако не тут-то было. Сон бежал от меня как от зачумлённого, минута, текла за минутой, я начал считать баранов прыгающих через канаву, потом прочие глупости, помогающие заснуть, но – тщетно. Беспредельная усталость рождала бессонницу, а бессонница рождала тоску. С этим надо было что-то делать, и я принялся вспоминать прошедший день в деталях, снова проигрывать свои диалоги с встречными, меняя реплики и пытаясь представить дальнейшее развитие разговора. Тоска отступила.
Постепенно мысли мои свернули на того «чёртика», спасаясь от которого я залетел в эту квартиру. Потом мысли перекинулись на сказочных людоедов, и в голове размеренно зажурчал голос прабабки – шаманки.
– Вокруг нас всегда есть духи-людоеды, которые едят человеческое мясо и пьют человеческую кровь, как простое питьё. Таких духов-людоедов много. Есть Ада, которые едят
Я усмехнулся. Забавно. Слышу бабушку как в детстве, будто сидит она рядом у изголовья и неспешно рассказывает вещи, которые должен знать её внук, и от которых у маленького меня сердечко замирало в ужасе. Где те ада, которые не едят взрослых… По улицам бродит многоглавый ужас пожирающий всех, без различий. А прабабкин голос, между тем всё журчал, не прерываясь, дальше.
Кроме «ада», есть еще другой дух, которого называют Му-шубун. Он живет в лесах. Му-шубун гораздо опаснее и сильнее, чем ада. Му-шубуны едят взрослых людей, одиноко кочующих в лесах. Му-шубун убивает людей своим длинным красным клювом, наподобие клюва птицы, словно из железа. Он подходит к спящему человеку, ударяет его клювом по голове и пробивает ее, а затем, убив таким образом человека, съедает его мозг, потом печень и почки.
Кроме ада и му-шубун, питающихся человеческим мясом, есть и другие духи-людоеды, которые еще сильнее, чем ада и му-шубун. Эти духи-людоеды принадлежат к числу сильных и больших черных заянов. Для таких заянов люди, в прежнее время, приносили в жертву человеков для умилостивления этих духов-людоедов.
А ведь и в самом деле, головы костяков в комнате были проломлены, как будто молотком. Вот тебе и совпадение, назвал его первым пришедшим в голову словом, и оказалось – в точку. Или почти в точку.
– «…Хунн мяхая хунхэн, хуни шухан ундан, хуни мяха шуханда обтохыма…» – Всплыла вдруг в памяти часть призывания чёрного заяна, которого никогда нельзя произносить вслух. Если не хочешь накликать неисчислимые бедствия. «…Желающий человеческого мяса и крови, так ему хочется человеческого мяса и крови…». Сон покинул меня окончательно. Я замер, боясь спугнуть ощущение мысли, что вот-вот придёт, окончательно увяжет все обрывки смыслов и даст понимание картины происходящего, осветит какой-то сакральный глубинный смысл картины. Тщетно. Как чаще всего бывает в подобных случаях, мысль покрутилась вокруг, метнулась в сторону вспугнутой рыбкой и исчезла окончательно. Ладно. Будем мыслить логически. Как там говорил Андрей? «…Ничего страшного не происходит, если вдуматься. Если не быть дураком, вертеть головой и напролом не лезть, как полоумному, то всё в порядке, угроза минимальна. Ты же видишь, что эти трупы или полутрупы бешеные совсем вялые….». Поняв, что заснуть не удастся, я полез в вещмешок. Сникерсы – не еда, конечно же, но энергию восполняют. И зажевать сладеньким все кошмары сегодняшнего дня не помешает. Кроме того – сладкое способствует работе мозга. Мысля логически – как раз то, что мне нужно сейчас. Раз уж всё равно заснуть не могу, то хоть использую время для размышлений. Или, может, поесть полноценно? Пару мгновений я раздумывал над возможностью приготовить себе горячую пищу. Свет ещё был. В квартире наверняка есть запас продуктов, достаточный для насыщения одного человека. Но, при мысли о том, что нужно будет входить в тёмный зев квартиры, где валяются обглоданные костяки её прежних хозяев, желание приготовить себе горячую пищу улетучилось бесследно. Нет уж. Лучше я здесь как-нибудь. Сникерсну. Запью водой. Буду хвост держать трубой, блин. Да, лучше здесь.
Я принялся жевать вязкую сладкую массу сникерса, изредка делая глоток – другой воды из фляжки, которую хотел когда-то привезти домой и подарить двоюродному брату. Из головы не уходил речитатив прабабки и слова Андрея, они сплетались в странном хороводе, кружились в сознании, повторяясь вновь и вновь, но никак не соединялись в единое целое. Что их объединяло, но я не мог понять, не мог начать логическую цепочку, и только когда я отвлёкся, засмотревшись
на ночное небо, протянулась первая ниточка понимания. Ада – это те, кто ожил, но ещё медленный и вялый… Додумать я не успел. Провалился в сон без всякого перехода, как будто кто-то щёлкнул выключателем. Хлоп! и темнота.… гигантский овраг. Он появился в поле зрения постепенно, словно тьму плавно просветлили компьютерными спецэффектами, и – я осознал себя во сне. Необычное чувство – я знаю, что я сейчас сплю и вижу все со стороны. В то же самое время – я где-то там, внизу. Целенаправленно бреду меж гигантских глиняных стен в поисках промоин и закутков с гусиными гнёздами. Да, это излюбленное место гнездования гусей. По какой причине гусиные яйца являются предметов высокой ценности, мне во сне не объяснили. Периодически, гнёзда попадаются, и я начинаю лихорадочно соображать, где приготовить тайник для яиц, как их туда перенести. То есть – по какому маршруту, сколько ходок потребуется, и какие меры маскировки предпринять при встрече с компанией конкурентов. Ясное ощущение безопасности от встречи с соперниками, ведущими индивидуальный поиск, позволяло не беспокоиться на их счёт. Хотя – почему так?
Смена декораций прошла кувырком. Сцена смялась, вытянулась в полосу, превратилась в мельтешащий калейдоскоп событий, слишком быстрых, что бы я успел их осознать и вот – я вижу себя сидящим рядом с ослепительной красавицей. За длинным столом, где глаза в глаза расположились ловцы и жертвы. Глаза уперлись в глаза, таран воли атакующих, грянул в щиты воли защищающихся. Старший Ловец, увидав, как она с вызовом встречает насмешливый взгляд Коли Кривого, склонился к младшему коллеге и язвительно прошептал:
– Она надеется выиграть, стерва. А ну-ка – поищи, в чём её загадка.
Снова рывком меняется сцена, словно камера, метнувшись по сторонам, наплывает на невообразимо прекрасное лицо моей соседки:
– Но я… любила… – выдохнула она, краснея и теряя самообладание.
– Не надо – лениво процедил Коля Кривой, с презрительным равнодушием глядя, как тает чужая воля. – Не надо вот тут нам изображать «губки алые, щёчки пунцовые».
Воля Катрин ломалась, и это было почти что физически ощутимо. Всё ещё не отводя взгляда от противника, она поникла вся. Опустила плечи, гордую осанку внезапно исказила сутулость, губы задрожали, а глаза наполнились влагой. Ещё немного и выдержка её рухнет, орошаемая слезами.
– Держись! Не смей! Слышишь! – Тот Альберт, тот маленький «я», что был внизу и непосредственно участвовал в происходящем, вскочил. Одним прыжком он оказался рядом с той, кто изо всех сил скрывал свою любовь к нему, обхватил её за плечи, увидел сияющие радостью глаза на поднятом навстречу ему лице… Так долго таившиеся влюблённые слились в поцелуе.
А пуля, расколовшая их черепа и пронзившая их мозги, была подобна искре любви, соединившей влюблённых навеки.
Все присутствующие застыли в ужасе при виде кошмарной картины. Лишь Коля Кривой деловито продул ствол пистолета, курившийся дымком и, совершенно буднично спросил:
– Накатим «по стописят»?
Я подскочил на месте, дёрнулся в сторону, уклоняясь от выстрела, треснулся башкой об перила лоджии, давшей мне приют на ночь и, с чувством, выматерился. Приснится же такое! Потирая ушибленный череп, я выругался ещё раз и заснул. На этот раз – без сновидений.
Уже утром, отследив дислокацию особо голодных бывших граждан с удобной позиции, я перебрался на второй этаж, оттуда пострелял, расчищая площадку приземления, и выпрыгнул с балкона, естественно, предварительно скинув вещмешок, на пробу. После чего практически спокойно, а по нынешним временам можно считать, что и вовсе беспрепятственно, добрался до машины. Безопасный коридор от стен дома до автомобиля обозначили четыре тушки с огрызками черепов, валяющиеся на его границах. Параллельно обеспечил эвакуацию точно таким же способом ещё десятку человек, решившимся повторить мои акробатические упражнения, но ружья собственного не имевшим. Так, колонной в четыре автомобиля и одну «чёрную молнию», мы и покинули ранее уютный московский дворик. Они, как самые умные, рванули к шоссе, а я, как самый желающий жить, поехал дворами. Где можно – по асфальту, где нельзя – по газонам. Ружьё тоскует на месте штурмана, я тоскую на месте водителя. Но моя-то тоска понятна, если помыслить логически, любой бы затосковал. А ружьё понять сложно, как ни мысли. Железяка, а ведь наверняка своё мнение обо всём происходящем имеет, иной раз стреляешь, стреляешь – а оно не хочет попадать, и всё тут. А бывает, что даже и прицелиться не успеешь, а оно практически само выстрелит, и в «яблочко», иначе как наличием собственной сущности и не объяснить. Но, в данный момент это не так важно, гораздо важнее определиться – что делать дальше?