Эпоха Крыгова

– Вот именно, что к сожалению!

Роза распутала перехлестнувшиеся поводки, оттянула свою суку от рвущегося к ней Фая.
– Однако в данном случае вы будете перед законом чисты. Разве что налоговая инспекция на вас немножко обидится. Но организаторы этого бизнеса умеют хранить тайну; вы, судя по всему, тоже. Мне продолжать?
– со значением спросила госпожа Сидорова. Да, ей вполне шло это обращение - госпожа. Теперь она смотрела на Безменова как на дворнягу, которую по доброте душевной собралась накормить.

Это даже интересно. Что дает ей основание так надменно относиться к незнакомым - а значит, и ко всем - людям? Может, ее муж - министр? Или, бери выше, крупный бизнесмен?

– Торжественно обещаю никому и никогда не рассказывать то, что сейчас от вас услышу! Под салютом всех вождей!
– вскинул над головой руку Безменов.

– Даже собственное жене!
– подсказала Роза.

– Тем более собственной жене!

– Между прочим, это довольно серьезно. Вы зря надо мною подсмеиваетесь.

– Серьезно - это сколько? И за что?

– От пятисот баксов и выше за каждый выигранный бой. За участие, конечно, меньше. Но на нового бракованного "бульку" хватит.

– Собачьи бои, значит?

– Из вашего... Фая, кажется?

– Полное имя - Файтер. В переводе - боец, истребитель.

– Из вашего Файтера получится отличный бойцовый пес. Уж я-то вижу. Через неделю как раз начнутся отборочные схватки. И если ваш питомец выйдет в финал... Там ставки - не менее двух тысяч баксов. Ну, согласны?

– Вот так, сразу? Собаку... жалко все-таки. Живая тварь...

Две тысячи - это много, очень много. Можно будет купить хороший компьютер и вести расчеты не только на работе, но и дома. Запустить программу на всю ночь - и пусть "Пентиум" потеет. Тогда уже через пару месяцев можно будет напылить настоящие, кондиционные зеркала...

Геннадий Азарович перехватил поводок покороче, наклонился над Фаем, сделал то, что делал очень редко: почесал пса за ухом. Фай блаженно прикрыл глаза и даже к суке перестал рваться.

– Собаки всю жизнь дерутся, - пожала пухлыми плечами Роза, - это их способ жизни. И в отборочных схватках вам ничего не грозит. Ну, покусают немножко... Это в финале бой до победного. Но у вас уже будет тысяча баксов в кармане, хватит на нового пса.

Безменов, решивший было наотрез отказаться, заколебался.

За тысячу баксов тоже можно купить компьютер. Правда, медленный и с короткой памятью, но все же...

– А как с вами связаться, если что?

– Я сама позвоню. Назову только место и время, а вы уж сами решайте, будет вам пес по-настоящему служить или только даром харчи переводить.

Возле ближайшей к "собачьей" дорожке девятиэтажки остановилась черная иномарка, просигналила протяжно и требовательно.

– Ну, мне пора, - заторопилась госпожа Сидорова.
– Быстренько говорите свои телефоны... И никому ни слова!
– напомнила она, внося продиктованные Безменовым цифры в электронную записную книжку. Геннадий Азарович о такой и мечтать не смел.

Придержав рвущегося за сукой пса, Геннадий Азарович дождался, пока Фай успокоится и, отпустив его на длинный поводок, включил приемничек.

Кажется, поэт все еще продолжал читать свое стихотворение:

"Умерли все: Языков, Ясперс, Я-бу-бу, Я-бу-га, Я-зи-зи...

– бубнил он что-то нечленораздельное, а потом начал и вовсе подвывать: Я-о-у... Я-э-о... Я-у-ю... Остался я один. Только я остался!" - неожиданно подвел он черту.

Ведущий передачи тоненько заржал. И лишь после этого до Безменова дошел смысл стихотворения.

Ага, значит, все выдающиеся люди умерли. Остался один Крыгов, о чем он громогласно и заявляет. И ведущему это кажется чрезвычайно остроумным. А мне? Почему мне-то не смешно? Неужели действительно, как говорит Ромка, я "устарел"?

Геннадий Азарович не позволил Фаю отметиться возле очередного ориентира и, рискуя порвать поводок, направил-таки пса в угодную себе сторону, к дому.

Ни о каких собачьих боях, конечно, не может быть и речи. Собачье это дело, А было бы заманчиво... Уже через месяц - компьютер. Свой, действительно персональный...

Дабы избавиться от бесплодных мечтаний, Геннадий Азарович увеличил громкость. На междусобойчике, происходившем в студии где-то очень далеко, то ли в Праге, то ли в Лондоне, речь теперь шла об одном из немногих писателей-детективщиков времен застоя Юлии Степанове. Ведущий передачи никак не мог простить Степанову претензий на интеллектуализм. И эти претензии были ведущему столь неприятны, что он назвал недавно умершего писателя подонком.

Тут уж не выдержал даже гениальный поэт.

– О покойниках плохо не говорят, - напомнил он.

– Ну, тогда я беру свои слова обратно, - хохотнул ведущий.

Безменов брезгливо выключил приемник.

Похоже, эти двое только себя и свое ближайшее окружение почитали интеллектуалами и вообще "выразителями мироощущения эпохи". Эпохи Крыгова, то бишь. А на земле нет более противной породы людей, чем живые гении. Причем их мнение о самих себе история почему-то никогда не разделяет.

В мусорном контейнере старушка выбирала из выброшенной кем-то кучи прошлогодней еще кислой капусты съедобные, по ее мнению, горсти и аккуратно укладывала в полиэтиленовый пакетик. Заметив Безменова, она быстро спрятала пакетик в потертую сумку и поспешила прочь.

Геннадий Азарович на секунду замер. Он не был до конца уверен, но, кажется, это была Надежда Григорьевна, первая учительница Нонны.

Ну да, она живет поблизости и уже давно должна быть на пенсии. А получают сейчас пенсионеры известно сколько, только на хлеб и хватает. Такие теперь времена. Этот Крыгов, может, и гениальный поэт, но эпоха ему досталась явно не самая лучшая. Паршивая, прямо скажем, эпоха...

* * *

– Полюбуйся, что натворил твой сыночек! Нет, ты прямо сейчас полюбуйся!
– ухватила Фаина за рукав явно собиравшегося отложить эту процедуру на "потом" или даже на "никогда" мужа.

Ромка стоял в углу, уныло опустив голову.

– Вот!
– торжественно, словно подарок области к очередному съезду партии, предъявила Фаина дверь детской.

– Ну и что?
– не понял Геннадий Азарович.

– Вот! Вот, вот и вот!
– тыкала жена пальцем в темные оспинки, выступившие на белой эмали.