Эпоха нерешительности

"Я мало знаю о шампанском. Если почувствуешь, что вчера перебрал, прими капсулу.

Хара"

Похмелья Форрестер не ощущал, но капсулу было жалко выбрасывать. Он проглотил ее, запив апельсиновым соком и мгновенно почувствовал легкую приятную расслабленность. И у него даже возникло дружеское расположение к белокурому японцу, грызущему темный сморщенный плод. К Форрестеру подкралась мысль и нашептала, что капсула плюс зелье, которым инджойер обрызгал его, могут совместно вызвать совершенно непредвиденный эффект. Он почувствовал головокружение. Следует внимательно контролировать себя, заключил Форрестер и постарался задать вопрос максимально неприятным командным голосом:

– Кто послал тебя ко мне?

– Контакт был установлен через Эдне Бенсен.

– Не знаю ее!
– рявкнул Форрестер, старательно сдерживая смех.

– Да?
– ошеломленно произнес Тайко и прекратил грызть.
– Какого же Пота! Она сказала, что ты...

– Это неважно, - закричал Форрестер, а потом вздохнул, прежде чем задать убийственный вопрос, который он держал про запас.
– Поясни один момент. Какие преимущества я получу, вступив в Общество?

Блондин был явно рассержен.

– Послушай, я ведь не заставляю тебя. Мы занимаемся полезным делом. Хочешь вступить - вступай. Хочешь выйти - выходи...

– Не надо меня агитировать. Просто ответь на вопрос.
– Форрестер сумел прикурить сигарету и выпустил струйку дыма в лицо Тайко.
– Например, - продолжал он, - принесет ли это мне деньги?

– Разумеется. Человек ведь нуждается в деньгах, не так ли? Но это не единственное, что...

Форрестер ответил вежливо, но жестко, подавив в себе желание глупо захихикать.

– Знаешь, другого ответа я и не ждал.

Два транквилизатора вкупе с невыведенными из организма метаболитами алкоголя предыдущей ночи довели его - как он отметил - до состояния приличного опьянения. Умение, достойное подражания, считал Форрестер, держать голову чистой, когда ты пьян в стельку.

– Ты реагируешь так, будто бы мы пытаемся сесть тебе на шею, недовольно произнес Тайко.
– Что с тобой? Разве ты не понимаешь, что машины лишают нас права естественного человеческого рождения, права быть несчастными, если на то появляется личная воля, права совершать ошибки и забывать. Разве ты не понимаешь, что мы, луддиты, хотим разнести вдребезги машины и вернуть людям мир?.. Поясню: разумеется, оставив исключительно жизненно необходимые машины.

– Понятно, - согласился Форрестер, вставая и слегка покачиваясь. Благодарю. Вам, почтенный Хирониби, будет лучше уйти. Я поразмышляю о вашем предложении, возможно, через некоторое время мы вновь встретимся. Не звоните мне, я свяжусь с вами сам.

Форрестер вежливо "по-японски" закивал и сумел выдержать приятно-невозмутимую паузу, пока Тайко не добрался до двери и не закрыл ее за собой.

Затем Форрестер согнулся пополам и зашелся от смеха.

– Жулик!
– выкрикнул он, немного успокоившись.
– Посчитал меня легкой добычей! Проклятие богатых - из них вечно пытаются выманить деньги!

– Не понимаю, человек Форрестер, - признался инджойер.
– Ты обращаешься ко мне?

– Ни за что в жизни, - посмеиваясь, ответил устройству Форрестер. Его переполняла растущая гордость. Пусть он походил на провинциала, но этот жулик получил от ворот поворот.

Его интересовало - кто эта Эдне Бенсен, направившая мошенника и пославшая электронный поцелуй? Если она целует в жизни, как и через сенсорную стимуляцию рецепторной сети, то эта женщина достойна, чтобы с ней познакомиться. А дальше проблем не возникнет. Конечно, Тайко наихудшее проявление эпохи, подумал Форрестер с удовольствием и радостью, зато четверть миллиона долларов остались нетронутыми!

Двадцатью минутами позже, несмотря на протесты инджойера, Форрестер самостоятельно выбрался из здания как раз на уровне улиц.

– Человек Форрестер, - удрученно протянуло устройство, - тебе лучше вызвать такси. Не стоит идти пешком. Гарантии не действуют в случае провокации или неосторожности пострадавшего, вызвавшей несчастный случай.

– Да замолчи хоть на минуту.
– Форрестер только и успел, что приоткрыть дверь и оглядеться вокруг.

Город образца 2527 года был огромным, быстродвижущимся и очень шумным. Форрестер стоял на подобии подъездной дороги. Заросли воздушных десятиметровых папоротников частично маскировали двенадцатиполосную скоростную автостраду, плотно забитую стремительно несущимся в обоих направлениях транспортом. Время от времени машина подъезжала ко входу в здание, останавливаясь на мгновение, затем уносилась прочь. Такси? Форрестер размышлял. Попыток остановить машину он не предпринимал.

– Человек Форрестер, - договорил инджойер.
– Я вызвал аппарат реверса смерти, но он прибудет только через несколько минут. Я обязан предупредить, что расходы можно оспаривать согласно положениям о бонах.

– Да заткнись ты.

День, похоже, выдался теплым, и, возможно, Форрестер еще пребывал в некоем дурмане: искушение прогуляться было непреодолимым. Все вопросы можно отложить на потом. Не только можно, но и нужно отложить, сказал он самому себе. Совершенно очевидна задача - сориентироваться в городе. И он - чем гордился - считал себя истым космополитом в годы, предшествовавшие смерти, он чувствовал себя дома как в Сан-Франциско или Риме, так и в Нью-Йорке или Чикаго. И он всегда - где бы ни оказался - выкраивал время для прогулок по городу.

Он и сейчас побродит по городу. И пошел к черту этот инджойер, решил для себя Форрестер. С решительным выражением лица он прикрепил инджойер к поясу и быстро зашагал по узкому тротуару.

Прохожих было немного. Но не стоит делать поспешных оценок, думал Форрестер; вот только почему попадавшиеся ему навстречу люди казались изнеженными? Возможно, они могли позволить себе такой образ жизни. Несомненно, сам он, трезво размышлял Форрестер, выглядит волосатым троглодитом, грубым, диким и каменно-топорным.

– Человек Форрестер!
– вскричал инджойер, - Я должен информировать тебя, что Хайнцлихен Джура де Сыртис Майджор отклонил протест, сославшись на положение о бонах. Аппарат реверса смерти в пути.

Форрестер врезал по инджойеру кулаком, тот утихомирился, а если и продолжал говорить, то его заглушал рев дорожного движения. Выхлопных газов не ощущалось: видимо, машины работали не на бензине.

Форрестера окружал бесконечный несмолкаемый гул рассекаемого воздуха и стократно умноженное пение шин. Автострада пролегала между двух высоких светящихся зданий: одно мягко мерцало оранжевым, второе, прозрачно-хрустальное, - отливало серо-голубой сталью. В моменты редких пробелов автодвижения сквозь стекло здания он различал размытые контуры деревьев с огромными алыми плодами, росших во внутреннем дворике. На балконах дворика журчали фонтаны с ароматизированной водой.

Инджойер вновь обратился к Форрестеру, но тот уловил лишь непонятное окончание фразы.

– ...ая позиция занята, человек Форрестер.

Тень скользнула к его ногам, и он поднял голову. Белый аэрокрафт без крыльев развернулся и вновь заскользил в направлении Форрестера. На борт была нанесена блестящая рубиновая эмблема, напоминавшая змеиный жезл Эскулапа. В застекленной рубке сидела молодая женщина в аккуратно-голубом, лениво наблюдая за невидимым Форрестеру экраном. Она отвела взгляд, посмотрела на него, сказала что-то в микрофон, снова посмотрела на него и вернула взгляд на экран. Аэрокрафт завис над его головой и, стоило Форрестеру пойти, последовал строго за ним.