Эпоха невинности

— Вчера вечером, — сказал он, — Нью-Йорк лежал у ваших ног. Ван дер Лайдены ничего не делают наполовину.

— О, они так добры! Был такой славный вечер. Как их все уважают.

Похоже, она действительно не воспринимала обстоятельства адекватно. Так можно было говорить о чаепитии у славных старушек Лэннинг!

— Ван дер Лайдены, — медленно произнес Арчер, ощущая некую напыщенность своей речи, — самая влиятельная семья в нью-йоркском обществе. К сожалению — из-за плохого здоровья миссис ван дер Лайден, — они принимают крайне редко.

Она расцепила руки, на которые опиралась головой, и задумчиво спросила:

— Может, в этом и причина?

— Причина чего?

— Их огромного влияния. То, что они превратились в некий реликт.

Слегка покраснев, он уставился на нее, но внезапно понял всю глубину ее замечания. Одним движением она проколола ван дер Лайденов, как воздушный шарик иголкой, и они лопнули. Он рассмеялся, сдаваясь и принося их в жертву.

Настасья принесла чай в японских чашечках без ручек на маленьких блюдечках, поставив поднос на низкий столик.

— Вы постараетесь объяснить мне все, что я должна знать, не правда ли? — сказала мадам Оленская, наклоняясь к нему, чтобы поставить перед ним чашку.

— Это вы мне все объясняете, открывая глаза на вещи, на которые я смотрел так долго, что перестал их видеть в истинном свете.

Она сняла с одного из своих браслетов маленький золотой портсигар и протянула ему, взяв папиросу и себе. На камине лежали длинные лучины для раскуривания.

— О, тогда мы будем помогать друг другу. Но я нуждаюсь в помощи гораздо больше. Вы должны научить меня, что мне делать.

Ответ вертелся у него на кончике языка — «Не катайтесь по улицам с Бофортом», — но он уже так глубоко погрузился в атмосферу этого дома, а давать подобные советы — все равно что предлагать торговцу розовым маслом на самаркандском базаре непременно запастись теплыми ботами для нью-йоркской зимы. Нью-Йорк в эту минуту был для Арчера гораздо дальше, чем Самарканд, и если они с графиней и в самом деле могли помочь друг другу, она, возможно, уже оказала ему первую услугу, заставив взглянуть на родной город объективно. Арчер смотрел на него сейчас словно в перевернутый телескоп, и он казался ужасающе маленьким и далеким. Но ведь так и должно быть, когда смотришь из Самарканда.

Пламя в камине вспыхнуло, и она протянула тонкие руки ближе к огню так, что слабый ореол засиял вокруг овальных ногтей. Красноватый отблеск огня играл на ее темных локонах, выбившихся на висках из прически, и делал ее бледное лицо еще бледнее.

— Есть много людей, которые объяснят вам, что делать, — сказал он, смутно завидуя им.

— А, мои тетушки? Или моя дорогая старушка бабушка? Она старалась беспристрастно оценить эту мысль. — Все они не очень довольны, что я поселилась одна, — особенно бедная бабушка. Она бы хотела держать меня при себе. Но я хочу свободы.

Арчер был поражен, как небрежно она говорит о могущественной Екатерине, и его взволновала мысль о том, что же заставило мадам О ленскую жаждать свободы и одиночества. Но мысль о Бофорте не покидала его.

— Я думаю, что понимаю ваши чувства, — сказал он. — Но все же ваша семья может кое-что посоветовать вам. Объяснить некие тонкости — например, указать путь.

Она подняла тонкие черные брови. — Неужели Нью-Йорк такой уж лабиринт? Я думала, он прямой от начала до конца — как Пятая авеню. И каждая поперечная улица пронумерована… — Казалось, она вдруг почувствовала, что ему не слишком приятны ее слова, и редкий гость — улыбка — скользнула на ее лицо, волшебно озарив его. — Если бы вы знали, как я люблю его именно за ЭТО — чертежную точность и крупные заметные вывески на всем!

Он ухватился за это.

— Ярлыки могут быть на предметах, но не на людях.

— Может быть. Наверное, я все упрощаю — поправьте меня, если так. — Она перевела глаза с огня на него. — Здесь есть только два человека, которые понимают меня и могут мне что-нибудь объяснить, — вы и Бофорт.

Арчер поморщился от подобного соседства, но смирился с ним из тонкой смеси чувств понимания, симпатии и жалости. Что же пришлось ей испытать, если ей легче дышалось здешним воздухом? Но раз она считает, что он понимает ее, его долг раскрыть ей глаза на Бофорта, чтобы она поняла, что за ним стоит, и возненавидела его.

— Я понимаю, — мягко сказал он. — Но все-таки не отталкивайте помощь своих старинных друзей — я имею в виду старых дам: вашу бабушку, миссис Уэлланд, миссис ван дер Лайден. Они любят вас и хотят вам помочь.

Она покачала головой и вздохнула:

— Да, я знаю: знаю. Но при условии, что они не услышат ничего неприятного. Тетушка Уэлланд именно так и выразилась, когда я попыталась… Разве здесь никто не хочет знать правды, мистер Арчер? Настоящее одиночество это жить именно с этими добрыми людьми, которые только и просят, чтобы вы притворялись! — Она закрыла лицо руками, и он увидел, как ее тонкие плечи вздрогнули от рыданий.

Мадам Оленская! Эллен! Не надо, вскричал он, поднявшись с места и склонившись над ней. Он взял ее руку и стал гладить ее, как ребенка, бормоча слова утешения, но она тут же ее отняла и взглянула на него, подняв мокрые ресницы.

— Здесь ведь никто не плачет? Впрочем, здесь, в раю, в этом нет нужды, — сказала она, горько рассмеявшись, и, поправляя волосы, наклонилась над чайником. Он внезапно осознал, что назвал ее по имени, даже дважды, но она, казалось, не заметила этого. Перед ним вдруг возник — размытый, в белом платье — образ Мэй, но он был далеко, в перевернутом телескопе, там, где все еще оставался Нью-Йорк.

Внезапно дверь отворилась, и в нее просунулась голова Настасьи, что-то быстро воркующей по-итальянски.

Мадам Оленская, снова поправляя прическу, воскликнула утвердительно: «Gia, gia!» — ив комнате немедленно возникли герцог Сент-Острей, которого сопровождала облаченная в меха крупная дама с пучком красных перьев в черном парике.

— Дорогая графиня, я привел вам мою старинную приятельницу, миссис Стразерс. Она не была приглашена на вчерашний прием и хочет познакомиться с вами.

Герцог одарил всех своим сиянием, и госпожа Оленская приветствовала странную пару. Ее явно не трогало ни то, как мало они подходили друг другу, ни то, что герцог совершил некую вольность, приведя сюда свою спутницу. Впрочем, вынужден был отметить Арчер ради справедливости, герцог и сам явно этого не понимал.

— Конечно, я хочу познакомиться с вами, дорогая, — прогромыхала миссис Стразерс. Голос ее как нельзя лучше гармонировал с немыслимым париком и яркими перьями в плюмаже. — Я хочу быть знакома с каждым, кто молод, интересен и очарователен. Герцог сказал мне, что вы любите музыку, — не правда ли, герцог? Вы ведь и сами музицируете, дорогая? Хотите послушать завтра вечером Сарасате? [35] Он будет играть у меня дома. Вы знаете, я всегда что-нибудь устраиваю в воскресные вечера — по воскресеньям Нью-Йорк никогда не знает, чем себя занять, вот я и провозглашаю: «Приходите и веселитесь!» Герцог подумал, что вас можно соблазнить Сарасате. Вы встретите уйму знакомых.

35

Сарасате П. де (1844–1908) — испанский скрипач.