Эпоха последних слов

Узнавание пришло мгновением позже, но в удар был вложен весь гнев, вся ярость, все отчаяние последних суток — и с ужасом поняв, что перед ним старый сказочник, позапрошлой ночью давший им приют в разрушенном лесном замке, Вольфганг уже не имел ни времени, ни возможности остановить тяжелый клинок. Тот должен был врезаться в левое плечо старика и рассечь его до середины груди, жадно вырвать жизнь из хрупкого немощного тела.

Клинок вспыхнул белым светом и сломался, расколовшись на несколько безобидных обломков, словно был сделан из стекла или льда, а не из закаленной гномьей стали, способной рубить даже мрамор.

— Осторожнее, — сказал старик. — Вы так однажды зарежете кого-нибудь ненароком.

— Да уж, Кром вас раздроби, осторожность бы не помешала, — подал голос Скалогрыз, медленно поднимаясь и отряхиваясь. — Что вообще творится с этой кобылой? Какого хе…

Он замер, уставившись на сказочника, который плавно поглаживал по шее тревожно всхрапывающую лошадь. Вольфганг изумленно разглядывал свой меч — от грозного клинка остался безобидный обломок не больше полутора пальцев в длину. Над трактом повисло молчание, и в зарослях вновь начали петь птицы, напуганные было лошадиным ржанием.

— Взорвать меня, если это не старина Синеус! — воскликнул, наконец, гном. — Вот так встреча!

— Приветствую, мастер гном! И вы здравствуйте, господин рыцарь.

Вольфганг поднял на него взгляд:

— Что случилось с моим мечом, сказитель?

— Думаю, он сломался, господин, — ответил старик, улыбаясь в усы. — Даже самые лучше вещи иногда приходят в негодность. Особенно когда их используют не по назначению.

— Тогда… я рад, что это случилось с ним именно сейчас. — Рыцарь отбросил бесполезную теперь железяку. — Мне бы не хотелось причинять тебе вред.

— Знаю, господин. — Синеус склонил голову. — И полностью поддерживаю.

— Как ты здесь оказался? — спросил гном. — Мы, дроблена мать, полтора дня несемся по тракту как угорелые, рвем задницы на эльфийский флаг, а ты, похоже, опять тайными тропами срезал?

— Вроде того, — кивнул сказочник. — Забытые ездят быстро.

— Извини, старик, — сказал Вольфганг. — Мне нужно спешить. Оставайся тут с мастером Роргаром, жди моего возвращения.

— Я для того и пришел, чтобы остановить вас, господин, — возразил Синеус. — Дальше ехать нельзя.

— Там, впереди, мой брат!

— Там, впереди, ловушка! — Старик был непреклонен. — Они поджидают вас!

— Я не боюсь эльфийских ведьм!

— Эльфийские, как вы выразились, ведьмы уже мертвы. Если не хотите догнать их на Темных Тропах, послушайте меня…

— Кто их убил?

— Сектанты, о которых я рассказывал. Несколько поколений назад они назывались Погонщики Теней, но в наши дни наверняка выбрали для себя иное название. Зло любит менять имена.

— Мой брат у них?

— Да…

Рыцарь пришпорил лошадь. Та взбрыкнула, но с места не сдвинулась.

— Не надо, господин, — попросил старик, ловя его взгляд. — Ему ничего не угрожает. Ваш брат нужен им живым. А вот вы — нет.

— Зачем? — простонал Вольфганг. — Зачем, во имя Бездны, всем так понадобился мой брат?!

— В его снах скрыт ключ к будущему нашего мира, — ответил сказочник. — И все хотят заполучить этот ключ первыми. Так уж случилось.

— Мне-то не нужен никакой ключ! Мне нужен Рихард!

— Потому и отступитесь сейчас. Они заберут его, но не убьют. А с вами расправятся, не моргнув глазом.

— Сомневаешься в моей храбрости?

— Отнюдь. Лишь в способности одолеть дюжину невидимых врагов.

Рыцарь тяжело вздохнул:

— Хорошо. Куда они повезут его?

— Этого я пока не знаю.

Вольфганг вновь вонзил шпоры в бока лошади, и опять безрезультатно — животное вздрагивало от боли, но не делало ни шагу вперед.

— Кажись, кобылка-то того… тоже сломалась, — заявил гном. — Хорошо еще, на куски не развалилась.

Рыцарь спрыгнул наземь, снял с пояса скипетр: благодаря тяжести навершия и обилию острых углов тот вполне мог сойти за палицу.

— Я не могу позволить им увезти Рихарда неизвестно куда, — процедил он, не разжимая зубов. — А если ты, сказитель, только попытаешься остановить меня колдовством, обещаю, снесу башку!

И Вольфганг решительно пошел по дороге прочь.

— Когда они убьют тебя, некому будет спасать твоего брата! — закричал вслед Синеус. — Ни я, ни мастер Роргар, ни несчастный торговец, что плетется сейчас с тремя лошадьми по тракту, проклиная все на свете, — ни один из нас не придет ему на выручку. Ты — единственная надежда. Погибнешь, и он обречен, потому что, в конце концов, выведав все необходимое, Погонщики избавятся от него.

Вольфганг замедлил шаг.

— Откуда мне знать, — начал он, оборачиваясь: — что ты на моей стороне, старик?

— Хватит! — отмахнулся Синеус, и из его голоса окончательно исчезла прежняя мягкость. — Хватит этой чуши про стороны! Вас кормили ей в Ордене, но не пытайся накормить меня! Нет никаких сторон, есть только ты, Рихард и огромный мир вокруг, которому наплевать на вас двоих. Опомнись!

— Вот как заговорил, — усмехнулся Вольфганг. — Простой сказитель, значит?

— Да. Тяжелые времена всегда начинаются с того, что те, кто рассказывает истории, перестают быть нужными. Поступь Хаоса сокрушает нас первыми. А следом — наивных молодых глупцов, способных только набрасываться с мечом на первого встречного. А уже в следующую очередь она растаптывает их немощных близких, лишившихся защиты и опоры.

— Защиты? Опоры? Ушедшие Боги, о чем ты говоришь?! Оставить его там, в лапах этих… нелюдей — защита?

— Нелюди не причинят ему вреда, пока он нужен им живым и здоровым. У нас есть время, чтобы собраться с силами, есть возможность выручить его.

— Как? Если мы даже не знаем, куда они его повезут?!

— Я выясню это. Обещаю. Просто поверь мне. Поверь.

Вольфганг смотрел на старика. Молча, пристально, страшно. Не мигая. Кусая губы. Скалогрыз, не знавший, что сказать, и потому ожесточенно чесавший затылок, готов был поспорить на любые богатства, что рыцарь борется с искушением проломить сказочнику голову.

Налетел порыв холодного ветра, запутался в кронах, заворочался в них, роняя листья. Гном поежился. В один из последних дней лето шагнуло во вторую свою половину, повернулось навстречу осени. Может, здесь, на пограничных землях, согреваемых жарким дыханием Карраз-Гула, пока не стоило опасаться приближающейся зимы, но на севере, в горах родного Торгорского Кряжа, ее дыхание уже должно ощущаться.

Рыцарь продолжал сверлить старика взглядом. Дыхание его стало тяжелым, словно у обиженного ребенка — обдумывание услышанного требовало немалых сил. Скалогрыз боялся даже представить, что чувствовал бы, окажись он на месте молодого воина — слава Гранитным Предкам, у него никогда не было ни братьев, ни сестер.