Эпоха последних слов

Элли подхватила Червяка на руки, отскочила к заколоченным дверям башни; гном и рыцарь заняли прежние места слева и справа от орка. Троица встала плечом к плечу, ощетинившись оружием. Скалогрыз выстрелил из аркебузы, но особых результатов это не принесло: покойники не собирались умирать второй раз.

Костолом выставил перед собой Рогатое Крушило на вытянутых руках. Он держал его параллельно земле, таким образом, что древко служило своего рода барьером — благодаря своей длине оно перекрывало доступ и к Скалогрызу и к Вольфгангу, давая тем возможность орудовать молотом и палицей. Мертвецы навалились на преграду, давили на нее совокупной силой, но Ыру пока удавалось сдерживать их натиск. Его бицепсы и плечи мелко дрожали от напряжения, однако сдаваться орк не собирался. Один из покойников, опустив голову, впился зубами в тыльную сторону его правой ладони. Костолом только приглушенно застонал — тварь без труда прокусила кожу и принялась с чавканием глотать льющуюся из раны кровь. Вольфганг опустил скипетр мертвецу на затылок, проломив череп, потом наотмашь ударил по лбу, отбросив его назад — вместе с клочьями орочьей плоти в зубах. Но почти сразу еще один живой труп перегнулся через древко Крушила и погрузил клыки в костоломов локоть.

— Не жрать меня! — завыл Ыр, не опуская рук.

Скалогрыз схватил заряженную Элли аркебузу, приставил ее стволы к лицу увлеченно жующего покойника и нажал на спусковые крючки. Выстрел снес чудовищу голову и основательно посек нескольких вокруг, правда, это их не остановило — даже безголовый продолжал стоять и слепо шарить в воздухе скрюченными когтистыми пальцами. Вольфганг и Роргар махали оружием без перерыва. Убить нападающих они не могли, единственная польза от палицы и молота состояла в том, что после удачных ударов мертвецы падали, и это хоть немного облегчало задачу Костолому. По крайней мере, до тех пор, пока они не поднимались вновь или не пытались проползти под древком. Такая ситуация могла продолжаться еще какое-то время, но вечно им, разумеется, не продержаться. Однажды, уже достаточно скоро, Костолом опустит оружие, а тогда хаос окровавленных лиц, костенеющих рук и мертвых глаз захлестнет их.

Бросая взгляды поверх голов, Вольфганг не мог рассмотреть ничего, кроме тучи пепла, поднятой сражающимися Аргусом и демоном. Изредка сквозь эту тучу проступали сполохи зеленого пламени или багрового огня. Что-то огромное беспрерывно извивалось там, билось в агонизирующем танце смерти, поднимая в воздух все больше пепла. Похоже, рассчитывать на помощь Двуглавого Бога в ближайшие минуты не приходилось.

Элли перезаряжала аркебузы одну за другой. Червяк, как мог, помогал ей: держал сумку с патронами, передавал оружие Скалогрызу, подбирал упавшие заряды. Он молчал, только часто и громко сопел. По грязным щекам его текли слезы.

Вдруг он тронул ее за плечо:

— Что это?

Она подняла голову:

— А?

Червяк указал пальцем вверх.

В стремительно темнеющем небе эльфийка сразу разглядела три странных силуэта. Они кружили прямо под облаками дыма и неспешно снижались. Широкие перепончатые крылья, длинные заостренные хвосты и гибкие шеи. Клювоподобные пасти. Невозможно ни с чем спутать. Невозможно забыть. Невозможно.

— Что это? — повторил Червяк.

Элли почувствовала, как белое, ледяное предчувствие неизбежной смерти пронзает ее тело подобно удару молнии. Надежда канула в пустоту, оставив после себя только безграничный, вечно голодный ужас.

— Химеровы дети! — ответила она.

Глава II Перелом

Они обрушились с неба подобно метеоритам, крылатые слуги смерти. Когда Химеровы дети снизились над Цитаделью, тень их крыльев накрыла двор, окончательно погрузив его во мрак. Это произошло настолько быстро, что среагировать не успел никто. Да и как можно было среагировать? Вольфганг даже не поднял взгляда, продолжая лупить скипетром по головам восставших мертвецов, не ослабляющих натиска. Костолом, возможно, попросту не заметил случившегося: ему было явно не до того — зубы и клыки наседавших покойников беспрерывно впивались в его руки, вырывая клочья плоти, стремясь разгрызть сухожилия. Он ревел в голос от дикой боли, но не опускал Рогатого Крушила, хотя было очевидно, что долго ему не продержаться — рыцарь и гном уже не успевали отбивать атаки всех желающих полакомиться орочьим мясом.

Скалогрыз на мгновение задрал голову, окинул взглядом опускающихся драконов, хмыкнул, нахмурился и, схватив последнюю заряженную аркебузу, разрядил ее в толпу мертвецов — двое упали, но тут же начали неуклюже подниматься снова. Роргар прекрасно понимал, что единственный шанс уцелеть напрямую связан с тем, кто одержит победу в схватке демона и Двуглавого Бога. Различить что-либо в мешанине из пепла, пыли, черных щупалец и вспышек зеленого огня было невозможно, а значит, не стоило и пытаться. Новая напасть, неожиданно явившаяся с неба, мало занимала его — он справедливо полагал, что до сих пор жив только из-за какой-то нелепой ошибки судьбы. Смерть не страшила Роргара, ему давно уже пора было соединиться со своими сородичами, навек застывшими в камне. Конечно, жаль Червяка, не успевшего толком пожить, но люди верят, будто за темными тропами всех ожидают иные миры — кто знает, вдруг там мальчишке повезет больше.

Сам Червяк, впрочем, в тот момент тоже не думал о том, что вот-вот может умереть. Он вообще ни о чем не думал, заворожено глядя на существ, зависших над двором цитадели. В почти полной темноте хорошо рассмотреть что-либо представлялось практически невозможным: глаза различали только гигантские силуэты, только внушающие благоговейный трепет кожистые крылья, только когтистые лапы с пальцами длиной с руку взрослого мужчины. Вспышки выстрелов Скалогрыза вырывали из черноты отсвечивающую серебром сетку чешуи.

Они не медлили, не теряли времени. Первый спикировал на демона, рванулся вверх, сжимая в когтях клубок извивающихся конечностей. Так хищная птица выхватывает из травы змею — одним быстрым, резким движением.

— Промахнулся! — выдохнула Элли. И только когда второй дракон нанес удар, тоже вырвав внушительный клок черной плоти, эльфийка поняла, что происходит. Химеровы дети атаковали не Аргуса, а Сказанного-во-Тьме. Химеровы дети были на их стороне.

Для демона это оказалось столь же неожиданным, как и для всех остальных. Мертвецы ослабили натиск: они больше не пытались растоптать загнанных в угол, не напирали на Костолома. Несколько мгновений покойники просто стояли нестройной толпой, медленно вращая головами, а потом один за другим начали валиться на землю, поднимая в воздух тучи пепла.

— Шуруп мне в рыло, мы побеждаем! — крикнул Скалогрыз, пнув ближайший труп. — Что за хрень происходит?

Но ответить ему никто не мог. Василиски облепили Сказанного-во-Тьме, как вороны — висельника. Их длинные клыкастые пасти с легкостью перекусывали тонкие руки, вгрызались в черное податливое тело. Истошно вереща, тварь пыталась сбросить их, угловато дергалась, то сливаясь с окружающей темнотой, то вновь проступая из нее.

— Гадина пытается уйти в тень, — прошептал Вольфганг. — А они ей не позволяют.

— Что делать-то будем? — спросил Скалогрыз, и тут Костолом, шумно выдохнув, тяжело опустился на колени. Пальцы его разжались, выпустив измочаленное, залитое кровью древко Рогатого Крушила. Руки орка представляли собой жуткое зрелище: глубокие рваные раны покрывали их от запястий до бицепсов, искромсанная кожа висела клочьями, между которыми поблескивало обнажившееся мясо.

— Твою кувалду! — воскликнул гном, подхватывая Ыра. — Держись, друг!

— Ушедшие Боги! — рука Вольфганга скользнула вдоль пояса, но не нащупала сумки с порошком и кадилом. Он точно помнил, как повесил ее на плечо в оружейной. Значит, потерял где-то по дороге.

— Червяк! — в голосе рыцаря звенела сталь, он не просил, он отдавал приказы. — Быстро обыщи двор, найди мою сумку! Элли, беги в башню, в лазарет, неси лечебные порошки и зелья! Роргар, добудь мне ткани. Чем чище, тем лучше!

— А?

— Ткань, Роргар! Нужна ткань!

— Дык где ж ее взять?

Василиски продолжали рвать демона в клочья. Тот уже не верещал и не отбивался, только метался из стороны в сторону, словно осаждаемый собаками медведь. Темнота не позволяла рассмотреть происходящее в деталях, глаз улавливал лишь движение огромных силуэтов, изредка подсвечиваемых зеленым пламенем ладоней Аргуса, продолжавшего участвовать в битве.