Эпоха Пятизонья

– А-а-а… – учтиво среагировал Кузьма.

Костя готов был дать руку на отсечение, что Кузьма не знает, что такое терроид.

– Какой-нибудь магнитный след, – сказал водитель, поглядывая через переднее стекло на небо.

– Мне это все сильно не нравится, – сказал Кузьма. – Зачем терроид повесили?

Ему никто не ответил.

– Ты там еще не уснул? – оглянулся Бараско на Костю.

– Да вроде нет, – встряхнулся Костя.

– Сейчас приедем. Генерал тебе еще напутственное слово должен сказать.

– Хорошо бы, – согласился Костя.

– Ты его там не особенно огорчай, – попросил Бараско. – А то он переживает, как за любимого дитятю.

– Ладно… – вздохнул Костя, – что я, не понимаю что ли? Ему за меня, наверное, звездочку снимут?

– Хорошо бы так, – добродушно заметил водитель, – а то могут и погоны. Может, глотнешь для храбрости?

– Ну давай.

Водка проскочила в желудок как-то незаметно, и то, что держало и сковывало Костю, вдруг куда-то пропало, исчезло. Алкоголь действовал безотказно. Костя вдруг понял, что ничего страшного с ним не случится. Просто не может случиться по природе вещей. Он так и подумал: «Вынюхаю и вернусь назло всем!»

– Слушай, – попросил он Бараско, – может, заскочим на пять минут?

Они как раз подъезжали к Крымскому мосту.

– Не положено.

– Чего, жалко тебе что ли? Может, это мое последнее желание? – Костя вдруг ощутил такую уверенность, которую не ощущал последний год, если не больше, словно у него появилась цель в жизни, и этой целью была Зона.

Бараско помолчал, раздумывая, и спросил у водителя:

– Чего, заскочим?..

– Куда?

– Да в Третью больницу, здесь рядом, направо.

– Знаю. А зачем?

– Да зазноба у него там.

– А-а-а… – добродушно улыбнулся водитель. – Дело нужное. Но только на пять минут, а то – сам понимаешь.

– Ясное дело, – согласился с ним Бараско и подмигнул Косте.

Сердце у Кости яростно застучало. Желание увидеть Леру заслонило все остальные чувства: и неприязнь к Кузьме, и раздражение из-за Бараско, который все еще казался не тем Бараско, которого он знал в Чернобыле, и сам факт движения в сторону Кремля. Из-за Леры он готов был пойти куда угодно, хоть к черту в пасть. «Только одним глазком, – думал он, – и – в Зону».

– Спасибо, – сказал Костя. – Слушай, а она сегодня дежурит? – испугался он.

– А мы сейчас узнаем, – хитро ответил Бараско, доставая смартфон. Что-то спросил. Ответил. Убрал смартфон и только после этого сказал: – Там она. Там. В перевязочной. Позвать не могли. Но ждет. А ты счастливчик! – И засмеялся незлобно, хотя и с подковыркой.

– Ты что, сказал, что мы приедем?! – заволновался Костя.

– Конечно, чего здесь такого? Еще выпьешь?

– Нет, не хочу. – Мысленно он уже был в другом месте.

Теперь каждая минут промедления казалась ему пыткой. Как назло, на Калужской площади они попали в пробку – поток машин из города не хотел уступать дорогу никому другому. Костя сидел как на иголках, у него ныли зубы. Все начхали на светофоры, ехали как попало. Все орали и махали кулаками. Наиболее горячие вылезли выяснять отношения и даже размахивали оружием, что страшно не понравилось водителю «тигра». Ситуацию разрулила военная полиция, которая быстренько развела зачинщиков и восстановила движение, кое-кого сунула к себе в бронетранспортер. Все вдруг стали законопослушными, все принялись смотреть на светофоры, орать на тех, кто рвался вперед, и вообще наводить порядок.

– Вот любят наши… любят наши палку! – с удовольствием заметил добродушный водитель, переключая скорость и проскакивая перекресток. – Только силу и уважают.

Костя припал к холодному стеклу, глядя во все глаза. Зубы ныли так, что впору было лезть на столб. Справа мелькнул знакомый чугунный забор и корпус больницы. Еще дальше был подвал, где они прятались с Бараско.

– Мы внутрь въезжать не будем, – сказал водитель. – У вас пять минут. Только пять минут! – Он глянул на Костю в зеркало заднего обзора.

– Есть пять минут! – радостно воскликнул Костя и в тот момент, когда «тигр», свернув направо, затормозил у входа в корпус, хлопнул тяжелой дверью и побежал к ограде.

Ему хватило пары секунд, чтобы покрыть расстояние до больницы, и еще пары секунд, чтобы взбежать на второй этаж. Сердце колотилось в груди, как воробей в клетке. Костя открыл дверь – и тут же увидел ее. Она разговаривала с Василием Аркадиевичем, у которого на шее висел стетоскоп, и не успел Костя сделать шаг, как она оглянулась; по тому, как изменилось ее лицо, он понял, что она ждала его.

У Василия Аркадиевича, который, конечно же, заметил и военную форму Кости, и дробовик за плечом, и пистолет на боку, и нож, и всякую другую амуницию, сделались удивленные глаза, и он предпочел за благо спрятаться в ординаторской.

– Сумасшедший… – произнесла она на выдохе и замолчала, глядя на него восхищенными глазами. – А нас эвакуируют…

Только тогда Костя заметил, что палаты распахнуты и в них нет больных, а нянечки и медсестры, которые находились в большом и высоком коридоре, вдруг замерли и смотрят только на него с Лерой.

Костя хотел сказать, что, возможно, эвакуация не понадобится, что он как раз и идет в Зону, чтобы все выяснить и разрулить ситуацию, но ничего этого не сказал, потому что слова были лишними, ненужными. А ему хотелось только глядеть на нее.

– Я должен… – произнес он, беря ее за руки. – Я должен был тебя увидеть.

Руки у нее были теплыми и шершавыми от асептиков.

– Ты уезжаешь? – удивилась она.

– Я… – сказал он, мучительно ища фразу, которая отразила бы сущность момента.

– Я знаю… – сказала она, – я знаю, ты идешь туда…

Костя кивнул:

– Туда…

«Но это совсем не страшно, – хотел он сказать, – это примерно то же самое, что съездить на дачу в Солнцево», – но не успел. Дверь в отделение вдруг с треском распахнулась и с торжествующим криком: «Ага! Попались, голубки!» – ворвался капитан Жилин. В руках он держал огромный пистолет и целился из него в Костю и Леру.

– Оружие на пол! Руки на шею! Живо!!! Считаю до трех!!! Раз! Два! Три!