Эпоха зомби

Гурбан даже и не подумал оборачиваться — много чести для всякой швали. К тому же Маевский очень внимательно наблюдал в оптику СВД за любым, кто мог бы угрожать командиру. Так что повода для волнения нет. По крайней мере, Гурбану очень хотелось в это верить.

Опять хрипло, но уже другим голосом:

— Народ говорит, мужик этот со своей телкой и братвой за джипом едет. А у нас с братом интерес там особый. Задолжал нам толстый один, чурка носатый… Отпусти нас, пахан, с мужиком этим. Мы ему в помощь будем, нам, калужским, за брата отомстить очень в масть.

— Ну-у… — замычал Жирик неопределенно.

— Пахан, ты ж справедливый, не баклан какой. Не зря мы тебя на сходняке избрали…

Из услышанного Гурбан понял, что некие Борис и Витёк видели, как носатый толстяк из «хаммера» прикончил их родственника, и теперь они горят желанием надругаться над трупом убийцы. Что ж, похвальное желание. А главное — бойцов можно использовать по назначению.

— Бочка бензина. — Гурбан прищурился.

Жирик сделал удивленное лицо:

— Что?

— Бочку бензина даешь, да хорошего, девяносто пятого — и я беру твоих парней.

— О! — обрадовался главарь «черных». — За это и выпьем по третьей, как положено!

Гурбан взглянул на приданное подразделение. У него все люди проверенные, идейные, а тут — двое братьев-зэков, до Псидемии не единожды отдыхавших в исправительных учреждениях.

— Ну, будем знакомиться? — Он протянул руку первым. Так ведь положено — старший младшему выказывает расположение. Но ответной ладони не дождался.

— Нам мотоциклы забрать надо. — «Черные» неспешно двинули к армаде.

— Ишь какие щеглы… — пробормотал Гурбан. — Ничего, обломаем. — И уже громче крикнул: — Заодно бензин захватите! По бочке на брата!

…Стоило только чистильщикам отъехать от каравана, как пьяная дурь слетела с лица Жирика. Прищурившись, он посмотрел вслед Гурбану:

— Ну ладно, твоими руками жар загребем. А Петрушевич со мной рассчитается, а не с тобой.

* * *

Белгород пылал.

Пожар перекинулся с производственных цехов на «жилую» часть города. Над землей и асфальтом клубился дым. С грохотом, в фонтане искр до небес обрушивались дома, порождая облака пыли. Жарко было вокруг и душно, будто не сентябрь на дворе, а июль!..

По улицам мчали, повязав на лица мокрые тряпки. Пожары в новом дивном мире были делом обычным, житейским. Гурбан, к примеру, на такой случай таскал с собой горнолыжные очки «Alpina» с желтоватым стеклом сразу на оба глаза без перемычки. Много лет назад он выменял их в остроге на десяток книг из чудом уцелевшей школьной библиотеки. Кто ж знал, что харьковчане так накинутся на Гоголя и Коцюбинского? Гурбан запретил бы тогда использовать макулатуру для растопки.

Чтобы защитить глаза от едкого дыма, Ксю нацепила на личико маску для ныряния, причем не какую-нибудь фирменную, а дешевую китайскую, резинка на затылке вот-вот порвется, стекло изнутри запотевает. Но для того, чтобы проскочить через город, и этого хватит.

Остальные пользовались кто чем. У Фазы — слесарные очки из прозрачного пластика, чем-то очень-очень! — отдаленно напоминающие горнолыжные. Братья-зэки натянули на рожи черные банданы с черепами, а вот глаза не прикрыли, но это их проблема…

Наконец пожарища остались позади, Гурбан снял очки, сорвал с лица тряпку и с облегчением вздохнул. Все-таки свежий воздух — это наслаждение круче, чем пожрать. А кто с этим не согласен, тот пороху не нюхал у себя за Стеной.

Кстати, насчет пожрать. О завтраке никто и не заикался, раз уж командир запретил даже привал делать. Все, конечно, безумно устали и мечтали отдохнуть, но Гурбан знал одно хорошее слово — «надо», которое сильнее всех самых сильных желаний и грез.

Солнце перевалило за полдень, когда впереди что-то блеснуло — и командира точно в сердце укололи: вот оно, не вспугнуть бы теперь.

— Стоп! — скомандовал он.

От резкой остановки голова дремавшего Доктора дернулась вперед — не сломались бы шейные позвонки. Обошлось: огладив белесую гриву, Доктор легонько шлепнул себя по щеке, прогоняя сон.

Дорога впереди по пологой дуге изгибалась влево, и на самом краю зоны видимости что-то было. Гурбан вытащил бинокль и жадно, как алкоголик к стакану, припал к окулярам. Есть картинка! Караван, белгородцы. Их легко узнать по оранжевому мусоровозу, из которого умельцы сделали что-то вроде самоходной установки — это любимая машина старосты оружейников, что основали острог в брошенном людьми Белгороде. Гурбан лично с ним знаком: староста — жук еще тот, в спину ударит — не поморщится.

Много машин у оружейников, еще столько же добавить — и почти что торговый караван москвичей получится. А в середине вереницы машин — лимонно-желтое пятно, желанный джип «хаммер».

Гурбан прищурился, напрягая глаза. Но без толку. Чертовы стекла в «хаммере» были не только бронированы, но еще и тонированы! Людей за ними не видно, и о том, что случилось со Сташевым-младшим, можно только догадываться. Вдруг в живых его нету? Все-таки у острога был славный бой.

Эх, решить бы вопрос одним махом: рвануть вперед, наскочить, стреляя из всего личного оружия, кромсая всех и вся на пути ножами, давя, избивая нещадно, топча тех, кто посмеет мешать чистильщикам, но… Оружейники, чтоб их! Слишком много машин и бойцов со стволами для одной маленькой такой компании, как у Гурбана. Чистильщики и минуты не выстоят против белгородцев. Если уж банда Черного спасовала, то не стоит переть на рожон, это глупо и бессмысленно. Чтоб людей своих положить, много мозгов не надо. Зато надо подумать, как быть и что предпринять. Вот только в черепе каша, и глаза закрываются.

— Доктор, ты как?

— В порядке вроде.

— Квадроцикл вести сможешь? Или Фазу позвать?

— Попытаюсь.

— Ты уж постарайся, родной. Отдохнуть мне надо. Заваруха скоро будет еще та… Ну, ты понял, да?

— Так точно, командир!

Гурбан и Доктор поменялись местами. Так же поступили остальные, кроме братьев-«черных». Эти двое держали дистанцию: они вроде как с чистильщиками, но сами по себе. Теперь Фаза и Маевский вели «эндуро», а Ксю и Бек могли отдохнуть, привязавшись ремнями к ездокам, чтобы во сне не упасть.

— Держи дистанцию, Доктор. Близко не подъезжай, но и не отставай от каравана. Ты уж постарайся, родной.

— Не подведу.

Перебравшись за руль и ожидая команды начать движение, Маевский поглядывал на новичков. По кривой ухмылочке на его лице ясно читалось, что он о братьях думает: уроды каких поискать, да лучше бы не найти. Они даже представиться не посчитали нужным, просто ехали рядом, чуть в отдалении. Вот и сейчас сидели на своих черных эмтэшниках и зыркали на чистильщиков так, будто каждого примеряли на зуб. Эмтэшники у них, конечно, старые, как само бытие, но в неплохом состоянии.

Особое внимание братья уделили Сашку — прочих окинув взглядом, на него прямо-таки уставились. Почуяли волки позорные матерого волкодава. Только Дрона не стало, а у судьбы уже готов подарочек для «титановца»!

— Зовут как, фамилия? — сцедил сквозь зубы Маевский, глядя мимо братьев.

В ответ те оскалили свои железные фиксы. Тот, который старше и тяжелее, лениво выдавил из себя:

— А мы чё, ментёныш, у тебя на допросе в кутузке? Сиди, не рыпайся, живее будешь.

Борисом его, урку, звали. И Борис этот — мужик ловкий, даром что пузатый. Если надо, стометровку быстрее жилистого Бека одолеет. Второй же брат, Витёк который, тот маленький, рыжий, взгляд у него уверенный, быстрый. Витёк — боец опасный и не скрывает этого в отличие от родственника. И клички у них наверняка есть, как это у блатных заведено, но обращались они друг к другу по именам — свои все-таки, да и не в крытой. Оба в татуировках с головы до ног. Причем насчет головы — не шутка: все лицо Бориса было разрисовано, и надписи имелись вроде «Не забуду мать родную». И на щеке Витька голова тигра набита, наколка забавная сама по себе, а уж с учетом Псидемии и подавно. За такие художества пристрелить могут те, кто по зонам сроки не мотал. Но ведь жив Витёк, и это говорит в его пользу.