Эпопея любви

А вслух он произнес:

— Господин де Моревер, сожалею, что был с вами резок.

— Каждый может ошибиться, господин граф.

— Прощайте, Моревер, благодарю вас. Пожалуйста, проводите меня к шевалье де Пардальяну, мы уйдем вместе.

— Повторяю, граф, вы свободны, но господин де Пардальян — нет. Его обвиняют в подготовке мятежа и в оскорблении короля. Мой долг — арестовать его.

— Вы его арестовали?!

— Именно так.

— По какому праву? Вы же не офицер стражи?

— Нет, сударь, но у меня приказ задержать Пардальяна, и я этот приказ выполнил.

— Приказ? Чей?

— Ее Величества королевы-матери.

С этими словами Моревер еще раз поклонился и вышел, не закрыв за собой дверь. Марильяк на какое-то мгновение растерялся, но потом попытался взять себя в руки. Ему, видимо, пришла в голову одна идея, и он сказал сам себе:

— На этот раз я действительно узнаю, как ко мне относится королева!

Марильяк вышел из кельи. В коридоре его встретил монах, поклонился и сказал:

— Сударь, мне поручено вывести вас из монастыря через задний двор.

— Почему не через главные ворота?

— А вы прислушайтесь, сударь, — улыбнулся монах. Марильяк вслушался: действительно толпа еще бушевала на площади.

— Глас народа, требующего жертвы, — продолжал монах… — И эта жертва — вы, граф. Но мы знаем, что королева очень расстроится, если с вами что-нибудь случится… Лучше пройдемте со мной, сударь.

Ни о чем более не спрашивая, граф последовал за монахом. Через боковую дверь, выходившую в тихий переулок, Марильяк вышел из монастыря и отправился прямиком в Лувр.

XIII. Тюрьма Тампль

Как ни торопился Марильяк в Лувр, Моревер оказался там раньше: крылья ненависти несли быстрей, чем крылья дружбы. Похоже, Моревера с нетерпением ожидали в той части Лувра, где располагались покои королевы-матери. Увидев его, капитан охраны де Нансей сразу же пригласил посетителя последовать за ним и тайными коридорами проводил Моревера в приемную Екатерины, а оттуда — в королевскую молельню.

Екатерина Медичи лихорадочно писала — перед ней на столе уже лежала груда законченных писем. Королева никому не доверяла и поэтому не пользовалась услугами секретарей, а всегда писала сама. При появлении Моревера Екатерина оторвалась от письма и знаком велела ему подождать, пока она закончит начатую фразу.

У Моревера было острое зрение, и он попытался прочесть адреса на запечатанных письмах, брошенных на столе. Ему удалось определить, что почти все послания были адресованы губернаторам провинций. Екатерина подняла голову и поймала взгляд Моревера.

— Пытаетесь узнать, кому я пишу? — спросила она. — Мне нравятся любопытные люди. Любопытство — признак ума. Ну-ка, отойдите к окну!

— Ваше Величество, поверьте, умоляю…

— Делайте, что вам говорят!

Моревер отошел к окну, выходившему во двор Лувра. Он почувствовал себя в опасности.

— Что вы там видите, во дворе? — спросила Екатерина.

— Человек тридцать курьеров; кони уже оседланы, похоже, ждут лишь приказа Вашего Величества.

— Хорошо, стойте там! — приказала Екатерина и, окончив писать, ударила в гонг серебряным молоточком.

Вошел вышколенный слуга, забрал запечатанные письма и, не произнеся ни слова, удалился. Моревер через две минуты увидел, как этот человек вышел во двор и вручил каждому курьеру по письму. Курьеры, вскочив на коней, ускакали, и двор Лувра опустел.

— В следующий раз, когда увидите своего друга, герцога Гиза, передайте ему, что видели, как мои курьеры отправились со специальными депешами к губернаторам провинций. Вы сообщите герцогу, что губернаторам разослан приказ собрать войска по провинциям и двинуться к Парижу, чтобы остановить безумцев, осмеливающихся плести заговоры против короля. Через несколько дней, господин де Моревер, армия в шестьдесят тысяч человек выступит на Париж и защитит короля.

По спине Моревера пробежал холодок: ему почудилось, что топор палача уже занесен над его головой.

— Я погиб! — прошептал он, склоняясь в почтительном поклоне. Екатерина посмотрела на Моревера, и во взгляде ее читалось презрение и торжество. Она, конечно, обманула его. В ее письмах к губернаторам содержался приказ задерживать любого курьера, направляющегося в Париж без специального пропуска, арестовывать беглецов из столицы и устраивать облавы на гугенотов.

— Если вы откровенны, сударь, — заявила Екатерина, — вашей жизни ничто не угрожает.

Моревер вздохнул с радостным облегчением — королева не собирается его арестовывать, она готова продолжить беседу, значит, он спасен!

— Как обстоят дела с заговором герцога Гиза? — холодно спросила Екатерина.

— Мадам, — ответил Моревер, делая невероятное усилие, чтобы казаться спокойным, — клянусь Христом, я в заговорах не участвую!

— Да вас никто и не причисляет к заговорщикам! Чтобы плести заговор, надо что-то из себя представлять. Но вы, конечно, прислушивались к разговорам и кое-что знаете…

— Мадам, все говорят, что Его Величество король не желает принимать необходимые меры против еретиков.

— Ну и что?

— Париж бурлит, мадам. Эти волнения могут быть использованы для того, чтобы аристократы, буржуа, простолюдины — словом, весь народ избрал герцога главой католической армии.

— А дальше?

— Это все, что я знаю, мадам…

— Лжете, господин де Моревер!

— Мадам, я и под пытками не смог бы сказать большего. Правда, я думаю… но это всего лишь предположения…

— Говорите же!

— Полагаю, утвердившись в Париже, как глава католических войск, герцог Гиз попытается использовать благоприятные для себя обстоятельства… чтобы непосредственно повлиять на короля…

«Похоже, он действительно ничего не знает», — подумала Екатерина.

Моревер воспрянул духом и вновь сделался спокоен.

— Сударь, — неожиданно сказала королева, — вы оказали мне большую услугу и, думаю, еще не раз окажете в будущем.

— Моя жизнь принадлежит Вашему Величеству, и вы можете располагать мной.

— Если герцог Гиз хочет стать вождем католиков, — заявила Екатерина, — пусть он им станет! Мне нравится, что он столь ревностно защищает католическую веру. Правда, это рвение толкает его к заговорам… для того, чтобы навязать королю свою волю. Но, думаю, он прав. А я помогу Гизу убедить короля, приведя в Париж целую армию. Теперь, что касается вас…