Эр-три

– Вот наша гостиница, - сообщила алеющая девушка Анна.
– Приехали, товарищи.

Глава 8. Мигранты и торговля

С самого утра понедельника, логично наступившего следом за воскресеньем, мы сидели в помещении, отведенном нам экспедицией и чего-то ждали.

Помещение было, вопреки ожиданию, не серым бетонным подвалом с привинченными к полу стульями, а вполне удобной комнатой отдыха: с небольшими диванчиками, холодильным шкафом и огромным, блестящим никелем и хромом, samovar — традиционным русским аппаратом, предназначенным для заваривания чайного листа и поддержания напитка теплым. В комнате было уютно, вкусно пахло какими-то местными специями и звучала негромкая музыка.

Ждали чего-то и страдали от безделья. Вернее, как: дел было невпроворот, начать и закончить, но нашлась масса нерешенных вовремя вопросов, и из-за них мы не могли приступить к своей основной работе. Так часто бывает с государственными организациями что у нас, в старушке Европе, что, как оказалось, в наглухо зарегулированном («все, что не может быть предусмотрено, обязательно предусмотрено дважды») советском государстве.

Мы — это лично я, девушка Анна Стогова, примкнувший к нам американский инженер, мистер товарищ Хьюстон и несколько сотрудников рангом пониже: британского они не знали, а имена их я сходу запомнить не смог, и поэтому сразу не назову. Очевидно было только, что все они — полностью советские, разных подрас (в СССР это называется словом natsionalnost’, это нечто среднее между нацией и народностью), и заняты в нашем общем проекте на неясных пока должностях.

Сотрудники старались со мной общаться, девушка Анна Стогова выступала в привычной роли переводчика: хоть у кого-то из нашей компании прямо сейчас было профессиональное дело, и она его делала.

– Tovarisch Gamletsson?
– первым на контакт пошел немолодой гном (еще один, если считать за первого проекцию сотрудника аэровокзала), одетый, как и все присутствующие советские, в серый деловой костюм с рубашкой и галстуком.

Девушка Анна Стогова подхватилась и принялась переводить, поэтому слушать длинные и непонятные слова я сразу же перестал, обратившись вниманием к переводчице.

– Хотите чаю?
– щедро предложил гном.
– У нас хороший, со слоном, из Социалистической Республики Бхарат!

– Чай со слоном?
– удивился я.
– Не уверен, что это вкусно, да и мне, возможно, нельзя мясо слона, я не выяснял. У нас не продается.

Гном ничего не сказал. Промолчали и его коллеги, и заметно было, что они буквально давятся тщательно, но неумело скрываемым весельем. Широко улыбался американский советский инженер, и даже девушка Анна Стогова покраснела сильнее обычного. Должно быть, я, исключительно по незнанию, неверно воспринял какую-то местную шутку.

Все веселились, я решил поддержать компанию: улыбнулся. Веселье быстро сошло на нет, сменившись опасливым вниманием: да, я знаю, что на неподготовленного человека моя пасть, полная совершенно по-собачьи острых зубов, вызывает чувства в диапазоне от легкого опасения до хтонического ужаса, но вольно же им было надо мной насмехаться! Я, между прочим, целый профессор, человек, крайне уважаемый и важный, и не потерплю…

Додумать про нетерпение не успел: переводчица вмешалась почти вовремя.

– Товарищ Амлетссон!
– решительно уточнила Анна Стогова.
– Произошло недопонимание! В составе чая, конечно, нет никакой слонятины, это просто картинка на упаковке. Логотип!

Так и развлекались: выпили чаю, потом выпили его еще раз, потом курящие пошли, по странному выражению, «подышать», дело близилось к обеду.

– Уточните еще раз: кого мы ждем и почему не можем начать без этого господина?
– я уже начал подозревать, что пал жертвой очередной местной шутки или даже специального розыгрыша, причем участие в нем принимали все присутствующие, кроме, конечно, разыгрываемого меня.

– Извините, профессор, но я еще раз попрошу Вас не употреблять слово «господин» применительно к гражданам Союза. Если Вам так претит слово tovarisch, ограничьтесь, пожалуйста, фамилией: у нас это вполне допустимо.

– Девушка Анна напомнила мне о достигнутой буквально накануне договоренности. Пришла моя очередь краснеть, и я покраснел, только под моей замечательной короткой шерстью это было совершенно незаметно.

– К тому же, - продолжила переводчица, - это не он, а она, и, кстати, она уже пришла.

Дверь резко открылась, распахнутая рукой решительной и сильной, и на пороге предстала та самая, полдня ожидаемая, она.

– Здравствуйте, товарищи.
– это приветствие, типичное для Советской России, я понимал уже без переводчика.
– Proshu proschenia, zaderjali v glavke.

Конечно, ничего бы не получилось — а я и не мечтал даже, просто представил себе на минуту, как оно могло бы быть. Причин тому, что не получилось бы, было сразу две.

Во-первых, дома, на Зеленом Острове, меня ждала Рыжая-и-Смешливая, ждала изо всех сил, почти из этих сил выбиваясь. Во всяком случае, цифровые демоны с новым письмом посещали мой элофон не реже двух раз в сутки, рано утром и поздно вечером, и содержание этих писем было далеким от простого приветствия или пожелания спокойной ночи. Девушка старалась, чтобы я о ней не забыл, я и не забывал.

Во-вторых, мы, киноиды, в первую очередь антропо-, и уже потом все остальное, но предубеждение против межподрасового скрещивания в нашем отношении куда сильнее, чем, например, в случае с брачными играми эльфов и дворфов: мы слишком похожи на собак.

Полностью уверен: схожие чувства ненадолго возникли буквально у всех, даже у привычно, но неожиданно покрасневшей Анны Стоговой: вновь прибывшая и представленная собранию женщина была нечеловечески хороша собой.

Было ей, навскидку, около тридцати человеческих лет: самый расцвет зрелой красоты, если говорить о суках, то есть, конечно, женщинах, хомо сапиенс сапиенс. Довольно высокого росту, как бы усиленного высоким каблуком, она посмотрела на меня немного сверху, хотя я уже и не сидел, взглядом слегка раскосых своих глаз, обрамленных пушистыми ресницами. Глаза эти и эти ресницы завладели моим вниманием неотвязно, и ничего большего я разглядывать не стал, а если бы и стал, то вряд ли бы сразу запомнил.

– Наталья Бабаева, товарищ профессор!
– женщина шагнула вперед и протянула мне руку, каковую я, с огромным интересом и удовольствием, пожал.
– Я — главный администратор Проекта, - продолжила она на приличном британском, - рада приветствовать Вас в нашем дружном коллективе!

Шерсть на загривке немедленно встала дыбом. Носом своим я отчетливо ощутил, почти визуализировал, поток мощнейшего интереса, возникшего у американского инженера к главному администратору, и интерес этот был категорически далек от рабочего. Резкое изменение гормонального фона заметила и администратор Наталья.

– Товарищ Хьюстон, держите себя в руках, пожалуйста.
– вновь прибывшая как-то по-особенному изогнула бровь. Наваждение спало.

– Чертова русалка, - прошептал инженер еле слышно, но мои мохнатые уши звук, конечно, уловили. Что же, русалка. Это многое объясняет.

Русалок нигде не любят — кроме Советского Союза. Причиной тому — их удивительная природная способность моментально находить общий язык с коллективами любого размера и сути, частично подчиняя, частично очаровывая людей. Везде, кроме социалистических стран, эта способность совершенно неуместна: хомо атлантикус, человек западный, не потерпит такого откровенного издевательства над своей свободой и ограничения вытекающих из нее прав, в СССР же такое поведение прекрасно ложится на общую канву всеобщего согласия и подчинения. Проще говоря, в России русалки заслуженно считаются совершенно идеальными начальниками среднего звена, и я об этом где-то даже читал.