Эр-три

После этого все остальные товарищи, ответственные и не очень, сообразили, что их мнением действительно интересуются, ожили, возвысили голоса, и принялись наперебой советовать разное. Друг друга они, при этом, перекрикивали, предлагая часто буквально одно и то же, но так, будто это все противоположные точки зрения... В воздухе витал дух чего-то этакого, неуловимо знакомого, причем знакомого с детства. Я, неожиданно для себя самого, улыбнулся.

– Профессор, чему Вы радуетесь?
– администратор Наталья Бабаева, разумеется, обращала профессиональное внимание на дискуссию, но мнение свое, покамест, придерживала. По разумной и правильной традиции, начальник всегда высказывается последним, будь он хоть администратор, хоть командир. Такое высказывание как бы подытоживает общее мнение, и облекает итог в форму указания, взвешенного, четкого и к исполнению обязательного. Администратор же была самым главным начальством – не считая академика Бабаева-старшего, личное явление которого на Проект могли упомнить только самые древние старожилы.

– Это как в юности, - ответил я, хулигански раскачиваясь на стуле. Стул скрипел.
– Пару раз, еще студентом, ходил на местный альтинг. Было интересно.

Приподнятая бровь визави дала понять мне, что суть ответа уловлена не до конца.

– Альтинг, - пояснил я, - это такая форма общественного принятия решений. Берем площадь, собираем на ней всех желающих – владеющих недвижимостью в этой местности или просто представляющих одну из коренных семей, обсуждаем вопрос, предлагаем решения, много орем, но почти никогда не деремся. Во всяком случае, не нынче.

Наталья приподняла вторую бровь, и вид от того приобрела до крайности удивленный, как, видимо, и было задумано. Я вообще заметил, что администратор наша удивительно ловко управлялась с мимикой, имея, кажется, особое выражение лица буквально на каждый случай.

– Нечему удивляться, - продолжил я этнографическое просвещение масс, - сейчас драться не принято, за это могут арестовать и посадить в тюрьму. Раньше же, да хоть сто лет назад, натурально сражались, и кулаками, и даже дубинками. Только кусаться было нельзя, хотя некоторые все равно кусались.

Брови администратора вернулись на место.

– Да, это не совсем наш метод, - согласилось начальство.
– Нормальная дискуссия сплачивает коллектив, драка же, кажется, ровно наоборот...

Тем временем, спорщики достигли некоего апогея беседы. За оным апогеем слишком явственно прослеживался ожидаемый конфликт, и его, конечно, допускать не стоило.

Мы и не допустили. Ну, как - мы.

Русалка поднялась со своего складного сиденья, и даже как-то стала выше ростом, чем была до того: я готов был поклясться собственным хвостом, что вполне конвенционная вертикальная длина ее выросла скачкообразно, до баскетбольных двух метров, или даже выше.

Спорщики отреагировали ожидаемо: немного притихли и – почти все – развернулись лицами в сторону воздвигшегося начальства.

– Стоп.
– Весомо сообщила русалка. Мне немедленно почудилось легкое давление в районе ментальной сферы, но я не стал обращать внимания на то, что чудится.
– Я всех вас внимательно выслушала, и приняла решение.

Решение оказалось истинно мудрым: администратор просто объединила большую часть предложений в один вербальный приказ. Инструкцию следовало издать, знаки – расставить, натянуть вторую страховочную сетку внутри Ямы (в метре – в глубину – от опасного края).

Еще она потребовала установить ограждения, усиленные стальным двутавром на угрожаемых направлениях – во избежание падения в Яму строительной техники, попутно удивившись тому, что этого не было сделано до сих пор.

Коллеги восхитились, осознали, прониклись и ринулись исполнять.

– Тридцать, - меланхолично сообщил инженер Хьюстон. Из рук в руки перешел жетон для кофейного автоматона: ставить на кон другие ценности на Проекте считалось отчаянным моветоном, кроме того, было наказуемо уголовно – как мне уже объяснили, азартные игры на деньги, тотализаторы, даже денежно-вещевые лотереи в Союзе были запрещены еще лет десять назад.

Уникальный фигурант номер тридцать (начальник строителей, предлагавший поставить ограждения) орал благим матом откуда-то из-за видимого с совещательной площадки обреза Ямы: видимо, слишком добросовестно оценивал фронт предстоящих работ.

К счастью, главный строитель был дворф: падение с такой небольшой, но неприятной, высоты, не смогло никак повредить могучему организму, сама видовая эволюция которого состояла из череды падений организма, падения чего-то на организм и просто разного рода травматических воздействий. Выжили сильнейшие, выжили и размножились.

Все более или менее успокоилось примерно час спустя.

Тридцатого упавшего достали из Ямы, поставили на ноги, отряхнули и отправили трудиться по профилю: командовать, наконец, постановкой ограждений. Их, ограждения, в итоге установили буквально за полчаса: очень кстати оказалась тяжелая техника, которую всю предыдущую неделю загоняли в ангар через большие внешние ворота.

Яркие предупреждающие метки развесила заскучавшая было доктор Тычканова: я оказался прав, предположив присущий ей колоссальный резерв эфирных сил, дополненный, кстати, невероятно развитым (для врача) мастерством мага-иллюзиониста.

Оставшаяся в последнее время слегка не у дел девушка Анна Стогова приобрела торжествующий вид, и унеслась куда-то в строгие глубины административного корпуса. Конкретно ей выдали задание «подготовить текст инструкции», чем уставшая от безделья переводчик немедленно и занялась.

Даже бригадир крановщиков, безымянная гоблинша, нашла себе занятие по душе и специальности: возглавив коллег и оседлав специальную технику, наездники стальных коней, слонов и верблюдов сейчас натягивали внутри Ямы дублирующую страховочную сеть. Приближаться к краю Ямы они при этом благоразумно отказывались, манипуляции проводя с прецизионной ловкостью, виртуозно и издалека.

Я вернулся в рабочий вагончик. За прошедшее со дня начала работ время бытовку развернули, наконец, прозрачной стеной к Яме, а также подняли над землей, поставив сверху на еще две такие же. Плюсом стало то, что видел я теперь намного дальше и вещи, куда более интересные, минусом – необходимость каждый раз забираться в маленький офис по крутой металлической лестнице.

В вагончике и возле него меня ждали: дважды за утро вскипевший и столько же раз остывший, электрический чайник, удачно задержавшийся в рационе зеленый чай и неожиданный собеседник в лице инженера Хьюстона.

Американец ждал меня на верхней площадке лестницы – дверь в полевой кабинет все равно оказалась заперта, да и не принято было здесь и сейчас входить в чужое лично-рабочее помещение в отсутствие хозяина.

– I snova zdravstvuite, Denis Nikolaevich, - блеснул я знанием советского языка.
– Chem mogu byt' polezen?

– Профессор, Вам совершенно не идет манная каша во рту, - инженер немедленно придрался к моей попытке пошутить: я попробовал изобразить британский акцент, и получилось так себе.