Эра Мантикор

Способности к рисованию появились у него в раннем детстве и , разумеется он посещал художественную школу. Но он никак не мог смириться с догматикой изобразительного искусства : эти строгие линии штриховок, необходимость следить за тем как правильно ложиться свет и тени. Художественная школа, точнее говоря, вымученных три года, ничего ему не дала. Даже хуже , едва не подпортила своей назойливой коллекцией особых норм и правил его особое видение. А однажды произошло событие, которое расставило все по своим местам. Словно кусочки пазла , который кто-то помог сложить ,наконец, все в особую законченную картину.

Аллергический шок. Он помнил все это очень смутно. Не было сил дышать. Казалось, что голову отделили от тела , горло распухло и перестало принимать кислород. Бензольные круги плыли перед глазами, словно на них сильно надавили. Потолок в приемном покое. А потом кромешная темнота словно выключили свет. Свет его жизни .

Не было никаких темных коридоров и манящего к себе сияния вдалеке. Просто темнота стала оживать и как-то прояснилась, точнее говоря его сознание начало воспринимать эту темноту совсем иначе, он увидел в ней новые оттенки:- странный спектр не реальных цветов , не существующих вне этой темноты. И он знал, подсознательно ,какие нужно смешивать краски, чтобы добиться подобного эффекта. И впоследствии в своих работах он почти на сто процентов научился передавать ту же самую особую живописность этой темноты

Вслед за цветностью пришли запахи и звуки. Внезапно прорвалась завеса его восприятия и мир, который воспринимался им как сплошная тьма, обрушился на него живым:- запахами леса, моря, горячего песка и мускусного запаха диких животных а также рычания, звенящего пения , шорохами крыльев и скрежетом когтей. Он впитывал это мир порами, наполняясь им до края, начиная дышать по новому .Со всех сторон, не обращая на него никакого внимания ,двигались существа настолько не реальные, что язык не поворачивался назвать их как-либо. Какой-то далекой частью мозга Зарьян узнавал их, некоторые знакомые образы из сказок, легенд и мифов, но было в них и нечто новое, неподдающееся описанию вовсе.. Он не знал сколь долго продолжалось его пребывание в этом неизведанном мире: может быть мгновения, может быть часы и дни , здесь трудно было воспринимать время как в земной реальности. Но этого хватило для того, чтобы всецело и по отдельности ( черточку за черточкой) – навечно запечатлеть в своей памяти все что он увидел и почувствовал тогда.

С тех пор Зарьян рисовал только потусторонние миры. Внимательно изучив множество мифов и легенд он стал одним из лучших мастеров работающих в стиле Фентази –Арт, в России. Его неповторимый стиль, краски и неизменные образы, которые оживали в его работах и настолько потрясали воображение, что многие готовы были заплатить хорошую цену, чтобы иметь возможность забрать себе домой его картины. Зарьян окончательно укрепился в этой нише. Сама судьба позаботилась о том, чтобы он продолжал жить в своем тесном вакууме и пребывать постоянно в своем мире макабристических тварей, дичайших видений и при этом не отрываться окончательно от той жизни, в которой все было размеренно и определенно.

Крики лились со всех сторон. О, нет! Это были даже не крики. Люди так кричать не могут. Боль, отчаяние, радость и страх звучат совсем иначе. Все это эмоции питающиеся разумом. Безумие же звучало иначе. Это были дикие , первозданные вопли , так кричали звери : - мамонты и драконы много веков назад. Но эти голоса сливались в стройную музыку небывалой мощи, и она веселила сердце Мантикоры, вышедшего на охоту. Где-то здесь среди обесчеловеченных созданий, почти приблизившихся к порогу иных миров, скрывалось Зло. Он ощущал его зов, это был шепот и среди диких воплей он звучал все отчетливей.

Новая жертва Мантикоры тоже была где-то здесь.Он ждал своей участи скрываясь в палате психбольницы. Хотя, по сути, он никогда не был человеком разумным и не терял рассудок. Он не был никем и родился пустым сосудом, отягченным проклятием предков. Он был предназначен в Дар Злу, он был жертвой черной магии и те, неподдающиеся описанию деяния, которые ему приписывали , совершал не он. Он не служил Древнему Богу Насилия и Муки, Пыток и Терзаний – он сам им был в определенном смысле. Суд отказался признавать возможным, рассматривать его преступления ,такими жуткими они были. Его признали невменяемым и обрекли на вечное ожидание смерти в стенах этой лечебницы. И он просто ждал. Сейчас он точно знал, за ним идут. Он слышал мягкую поступь тяжелых лап и был спокоен. Вся его жизнь. Которой он и не осознавал вовсе - Эти бесконечные кровавые жертвы , истерзанные и замученные им все существовало лишь для этого момента. Он должен был встретиться с Мантикорой и передать ему кое-что.

Дверь открылась с тонким резким визгом, таким издевательски долгим, что у Мантикоры подскочил уровень гнева еще на пару делений.. Жертва сидела на краешке кровати и смотрела на него – безразлично, ожидающе . В мутных серых глазах не было страха, осознания скорой смерти или же удивления. Только интерес.

От неожиданности Мантикора замер на месте. Его раздувающиеся ноздри чуяли аромат зла: - здесь в этом человеке, он был такой ядовитый, густой и тошнотворный, что хотелось зажать нос тяжелыми лапами.

– Привет ! Ты гроза убийц и насильников?- он ухмыльнулся одними уголками губ презрительно, хотя и без высокомерия – Ты поперек горла Моему Господину, бесполезное животное.

Слово « животное» он произнес так, словно это было самое мерзкое слово, такое , какое язык едва умудряется произнести.

– Я ждал Тебя всю свою жизнь. Сколько приятных вещей – он моргнул своими странными водянистыми глазами. – мне пришлось сделать, чтобы Ты наконец-то начал меня искать.

Я должен кое-что тебе передать. Господину надоело играть с Тобой в догонялки и скоро он перестанет это делать. Он сам Тебя найдет! – и он засмеялся после этих слов как-то тонко, неестественно, пискливо и противно.

Мантикора прыгнул . Вцепился зубами жертве в плечо. Мяса и крови в нем было ,похоже, не очень много. Яростно сверкая голубыми глазами, Мантикора протащил его по плиткам пола из больничной палаты за дверь. Здесь он схватил жертву за сухое горло, такое же , как и сам человек. Оно порвалось с треском,как материя, без привычного влажного хлюпанья.

Мертвого Мантикора со всей силы, размахнувшись ,откинул дальше по коридору. После этого немного расслабился и только тут заметил.

Не так уж далеко от них с невозмутимым спокойствием, наблюдая за происходящим, стояла женщина. Хрупкая с виду, она производила впечатления , что в ней твердости больше, чем кажется поначалу. Это было понятно по той позе, в которой она замерла. Женщина вся подобралась и напряглась, но абсолютно не боялась чудовища только , что убившего человека на ее глазах. Рыжий вьющийся локон, упав , наполовину закрыл ей правый глаз, но она не смахнула его. Большие глаза в темноте мерцали зеленью и смотрели пронзительно, разумно и изучающе прямо в голубые глаза Мантикоры. В какое – то мгновение ему пришло в голову, что где-то он уже видел эти глаза.. Но времени подумать , вспомнить и узнать у него не было. Все исчезло внезапно, как всегда.

Зарьян снова проснулся в холодном поту. Бесконечная череда кошмаров всегда казалась ему чем-то вроде платы за особый дар видения и умения это видение передавать. Он относился к этой вечной ночной охоте именно так. Что – то он подцепил или точнее сказать, нашел внутри себя, волшебную кнопку , открывающую его как шкатулку. Видимо это случилось в тот день, когда он находился на грани жизни и смерти, тогда он и обрел для себя таинственный мир. Однако сегодняшний сон отличался от предыдущих во многом. Жертва не похожая на другие, ее слова и рыжая женщина. Этот сон казался многозначительней всего того, что снилось ему раньше.

Глава 2

Зарьян возвращался домой в свою одинокую пустую квартиру . Всю неделю он работал над панорамой в ресторане. И без того трудоемкий процесс затягивала его не способность в этот конкретный раз оживить прекрасно - ужасающих тварей. На эскизах гиппогриф потрясал широкогрудостью и жеребиной мощью и, казалось, сейчас он выскочит с картины, наполняя окружающее пространство топотом сильных копыт, а василиск так и пронизывал смертоносным взглядом, что даже кровь в жилах застывала. Но перенесенные на стену они становились никакими, словно были мертвы. Зарьян ругался, бил стену кулаками и стирал изображения снова и снова, начиная заново. С упорным отчаянием он проводил все дни в ресторане, пытаясь закончить работу, но у него не получалось. Заказчика поджимали сроки. Он вежливо пытался намекнуть Зарьяну на это, однако терпеливо ждал, давая возможность художнику творить свой шедевр, видимо рассчитывая, что результат окупит его терпение.