Эра титанов

На противоположном берегу озера над верхушками деревьев появились первые лучи солнца. Я немного посидел, наблюдая, как мое дыхание превращается в холодном утреннем воздухе в белые облачка, а потом встал и направился в сторону леса.

Боб Уорд ждал меня около импровизированной лестницы, которая вела в носовую часть самолета.

– Я иду с вами, – объявил он.

– Нет, не идешь, Боб, – возразил я и зашагал быстрее, постаравшись обойти его. Однако он преградил мне дорогу.

– Ты же видел фотографию, которую сделал Майк. Там может быть все что угодно. Я нужен тебе, Ник.

Я решил, что пришла пора прекратить разводить церемонии. Мне совсем этого не хотелось, но речь шла о жизни ста четырех человек, и у нас было мало времени.

– Здесь полно дел, Боб. А мы отправляемся в очень тяжелый поход и не сможем останавливаться из-за того, кто не сможет выдерживать темп и нагрузки, – сказал я ему прямо.

– Я смогу.

К сожалению, я в этом сильно сомневался. Уорду было лет шестьдесят, а я даже за себя не мог с уверенностью сказать, смогу ли удерживаться рядом с Майком, который был лет на десять моложе меня и в лучшей физической форме.

Я выдохнул и попытался привести доводы логики:

– Послушай, если ты отстанешь до полудня, то не сможешь вернуться в лагерь до полуночи, а значит, останешься на всю ночь на открытом воздухе и на холоде. Учитывая, что у тебя не будет еды…

– Я все понимаю, Ник. Если я не смогу выдерживать ваш темп, вы оставите меня в лесу. Я прекрасно понимаю, как высоки ставки. Когда мы выходим?

Я ничего не мог сделать, чтобы остановить его, и понимал, что терять время на пустые пререкания нельзя, поэтому покачал головой, сдаваясь:

– Прямо сейчас. Позови Майка, и мы пойдем.

Забравшись внутрь самолета, я опустился на колени рядом с разложенным креслом Харпер. Она спала или находилась без сознания. Я тихонько потряс ее, но она не очнулась. Ее волосы и рубашка промокли от пота, и я стер его с ее лба и убрал волосы с лица. У женщины был сильный жар: я понял, что она серьезно больна, и мне стало страшно. Наконец, усилием воли я заставил себя подняться и отвернулся.

Сабрина в конце самолета о чем-то тихонько разговаривала с Юлом.

– Вы видели Харпер? – спросил я.

– Да, – ответила врач, поднимая на меня глаза.

– И какие прогнозы? Как вы ее лечите?

– В настоящий момент я слежу за ее состоянием.

– И всё?

– У нее инфекция. Я намерена выяснить, сможет ли организм сам с нею справиться.

– Не вызывает сомнений, что он с нею не справляется, – я изо всех сил старался говорить спокойно. – Вы видели ее сегодня утром? У нее сильный жар.

– Это положительный знак, который указывает на то, что иммунная система сражается с инфекцией.

– И терпит поражение. Харпер с каждым днем становится все хуже. Она даже не отреагировала, когда я ее потряс. Ей нужны антибиотики.

Сабрина подошла ближе и заговорила шепотом:

– Антибиотики почти закончились. Я берегу их для критических случаев.

– Харпер как раз и есть критический случай.

– Я имела в виду угрозу для жизни.

– Ее жизни ничто не угрожало бы, она бы даже не заболела, если б не пошла в самолет, чтобы спасти застрявших там людей. Мы ее должники. Что подумают остальные, если она умрет? Ты рискуешь собою ради других, но тебя оставляют умирать? Это опасно, Сабрина.

– Если я дам ей антибиотик сегодня, когда в этом нет абсолютной необходимости, то, возможно, тем самым подпишу чей-то смертный приговор. Я иду на логичный и оправданный риск, чтобы спасти как можно больше жизней. Мне представляется, что вы знакомы с этим понятием, – по крайней мере, на озере вы вели себя в соответствии с ним.

– Вам когда-нибудь говорили, что вы та еще штучка, Сабрина?

– Вы не в состоянии посмотреть на ситуацию объективно, потому что у вас возникла эмоциональная связь с мисс Лейн…

– Неужели вам знакомо понятие эмоциональной связи с другими людьми? Или вы читали об этом в каком-нибудь журнале?

– Ваше предвзятое отношение совершенно очевидно. Состояние Уильяма Бойда с места 4Д внушает гораздо более серьезные опасения, чем состояние мисс Лейн. Но вы про него не спросили.

– Уильям Бойд не находился в утонувшей части самолета. А Харпер там была и чуть не ушла вместе с нею на дно.

– Он стоял в воде, в цепочке, которая передавала людей на берег. Но я говорю не о его роли в операции по спасению пассажиров. Вы не спросили про мистера Бойда, потому что у вас нет с ним эмоциональной связи. Вы необъективны, Ник. В отличие от меня. На самом деле, по причинам, которые вы только что озвучили, я имею почти уникальную квалификацию, позволяющую мне принимать логические и абсолютно неэмоциональные решения, связанные с лечением людей, и таким образом я получаю возможность спасти максимальное количество жизней.

– Дайте мне антибиотик, – потребовал я.

Шредер поджала губы и уставилась в пол.

– Вы меня слышали. Дайте антибиотик, Сабрина, – повторил я чуть громче.

– Вы мне угрожаете?

– Проклятье, вы совершенно правы, я вам угрожаю! От вас зависит жизнь человека, который мне небезразличен и перед которым мы все в неоплатном долгу, и я не допущу, чтобы из-за вас она умерла. Можете играть в свои дурацкие медицинские игры с кем-нибудь другим.

– Я знала, что этот момент наступит, но не ожидала, что угрожать мне будете вы. Я спрятала антибиотики и все лекарства.

Разумеется, она их спрятала. Я пришел в такую ярость, что перед глазами у меня появилась алая пелена. Но уже в следующее мгновение гнев улетучился, и ему на смену пришло сосредоточенное, безжалостное спокойствие.

Я развернулся и зашагал по проходу мимо Боба, рядом с которым стоял Майк.

– Мы готовы, Ник, – сказал он, но я даже не посмотрел в его сторону.

Я опустился на колени рядом с Харпер, засунул руку в карман ее промокших от пота джинсов и достал оттуда ключ, который дал ей накануне. В кабине пилотов я открыл ящик, откинул крышку и увидел там лежавшие как попало четыре пистолета.

Стрелять я научился еще в детстве: для ребенка, который рос так, как я, похищение детей являлось постоянной и совершенно реальной угрозой.

Я достал верхний пистолет и взвесил его в руке, сказав себе, что мне нужно его почувствовать и что я смогу сделать то, что задумал. И все же, сидя на корточках перед ящиком с оружием и держа пистолет, я понимал, что не способен на это. Вот что забавно: ты можешь легко представить себе, как совершаешь акт насилия, нечто полностью выходящее за рамки твоих представлений о морали, но, когда тебе в руки попадает средство, с помощью которого ты можешь исполнить задуманное, и твое решение становится реальным – только тогда ты понимаешь, на что действительно способен. Сам я способен не был и не знал, говорило это в мою пользу или нет.