Эрдейский поход
Шрифт:
– Нам не станут мешать, – процедил начальник заставы по-немецки. – Я убью тебя сам, сакс.
И нанес первый удар.
Сабля со свистом рассекла воздух над головой тевтона, не прикрытой шлемом, и...
И со звоном отскочила от подставленного меча.
Когда рыцарь успел выхватить свой клинок, Всеволод не заметил.
Снова удар. И снова прямой рыцарский меч встретил сабельный изгиб.
Потом удары сыпались так, будто сражались не двое, а добрая полудюжина воинов.
Угр яростно нападал. Немец хладнокровно оборонялся.
Конрад фехтовал мастерски. Не желая поранить противника, но и не давая тому
Золтан, правда, тоже оказался мастером сабельного боя, но уж очень мешала горячему шекелису неуемная ярость. Клинком своим он размахивал сильно, быстро и умело, однако никак не поспевал за немцем, который заранее предугадывал каждый выпад и каждый удар противника.
Посреди заставы образовалось живое кольцо, ощетинившееся сталью. Шекелисы с клинками наголо и заряженными арбалетами угрюмо наблюдали за поединком. Готовые помочь по первому слову своего сотника, готовые сразиться с любым недовольным победой Золтана, готовые отомстить за смерть вожака в случае его поражения.
Русские дружинники недоуменно поглядывали на Всеволода. Бранко неодобрительно качал головой.
Да, плохо дело. Кто бы ни одолел в этой бессмысленной схватке, ничего хорошего в итоге не выйдет. Смерти посла Конрада допустить нельзя. Гибель Золтана тоже ни к чему.
– Ладно, хватит, – вполголоса произнес Всеволод. – Потешились, и будет!
Оба меча Всеволода выскользнули из ножен. Сам он шагнул промеж поединщиков. Левая рука обращена к шекелису. Правая – к тевтону. Оба сейчас были заняты друг другом. Поэтому вклиниться оказалось нетрудно.
Первый клинок легко отразил саблю.
Второй с некоторым усилием отвел в сторону рыцарский меч.
А отразив... а отведя...
Первый уперся острием в не защищенное бармицей горло утра, второй – в неприкрытый кадык немца.
Шекелисы вокруг глухо взроптали. Зашевелились русские дружинники. Никто, однако, пока ничего предпринимать не решался. Ждали...
Конрад молчал. Лишь смотрел насмешливо. То на противника-угра, то на Всеволода. На меч у своего горла даже не взглянул.
– Ру-у-усич! – утробно простонал Золтан. – Как смеешь ты вмешиваться в честный поединок. Ты – мой гость, я – хозяин этих мест.
– Немец тоже твой гость, – напомнил Всеволод, – и негоже доброму хозяину обижать гостей.
– Какое дело тебе до этого тевтона?!
Говорить ему мешал меч под подбородком.
– А такое. Тевтон этот мой...
Слово «друг» язык не одолел. Дружбой, правду говоря, тут не пахнет, но...
– ...Спутник он мой. А еще – посол. Поднимать же руку на посла недостойно и бесчестно.
– Мне плевать, кто он такой!
– Мне – нет. Этот рыцарь был послан в наши земли, и он находится под моей защитой.
Шекелисы придвинулись ближе. Русичи – тоже. Сотня гостей против... Хозяев – меньше. Гораздо. Значительнее. Раза в два, наверное. Или около того. Еще меньше даже, чем в начале пиршества. Пока Раду распевал песни о грядущей славе, пока плясали в круге охмелевшие танцоры, куда-то подевался целый десяток воинов Золтана. Нет, скорее, два. Угров тем не менее ничуть не смущало численное превосходство противника. Что ни говори, но они были все же отчаянно храбры,
эти шекелисы.– Золтан, – примирительно обратился к начальнику перевальной заставы Всеволод. – Еще раз прошу тебя, обойдемся без напрасного кровопролития. Это не нужно ни вам, ни нам. Нечисть из-за порушенной границы миров и без того уже изрядно обескровила эту многострадальную землю. Уберите мечи. Конрад извинится за свои необдуманные слова...
– Напрасно ты считаешь, русич, – скривил губы немец, – что я говорю не думая...
– Конрад извинится, – с нажимом сказал Всеволод. – Если хочет, чтобы мы следовали с ним дальше, он скажет, что не хотел обидеть ни тебя, Золтан Эшти, ни твоих воинов. А ты примешь эти извинения. Ибо так будет лучше для всех.
Орденский рыцарь усмехнулся:
– Но я действительно не хотел обидеть ни Золтана, ни его воинов...
Он замолчал. Однако холодные насмешливые глаза говорили о многом.
«Я просто напомнил, что именно шекелисов винят в набеге, – говорили глаза. – И что гордецам-шекелям не мешало бы делом доказать, что обвинения эти надуманны. Или признать вину и искупить ее».
Однако глаза – не уста. А невысказанные слова – это всего лишь невысказанные слова. Всеволод молча ждал. В иной ситуации не много было бы надежды, что такое извинение будет принято, но когда меч у самого горла...
– Принимаю, – скрежетнул зубами Золтан.
Всем своим видом показывая, что в следующий раз непременно снесет эту надменную немецкую голову и ничто его уже не остановит.
Всеволод первым убрал мечи. Он позаботится о том, чтобы следующего раза не случилось.
Спрятал клинок Конрад.
Золтан бросил саблю в ножны.
Опустили оружие шекелисы и русичи.
Конечно, это лишь временное перемирие. Затаенная обида останется и будет исподволь грызть душу и терзать сердце. И былого веселья уже не будет. Но это не важно. Утра бы дождаться, а там... Золтан останется здесь, а они уйдут прочь.
– Бранко, – шепнул Всеволод, – уведи немца.
От греха подальше.
– Ох, не с теми ты дружбу водишь, русич, – глядя в спину удалявшемуся тевтону, проговорил Золтан.
Всеволод повернулся к начальнику заставы:
– Конрад мне не друг.
– Ну, хоть то хорошо.
Шекелис снова улыбался. Безмятежно, как ни в чем не бывало. И Всеволод снова почувствовал тревогу.
Как-то уж все слишком быстро уладилось. Как-то уж очень легко прошло примирение. После яростной схватки, свидетелем которой он стал, так скоро не отходят. Впечатление такое, будто и сама ссора-то затеяна, чтобы отвлечь... Перевести разговор на иное чтобы. А с чего все началось-то? С вопроса Всеволода, зачем беречь рубежи разоренной страны, в которой уже хозяйничает нечисть. С вопроса, на который он, по большому счету, так и не получил ответа. Только громкие слова о славе. А вот искрение ли они были?
– Золтан, скажи по чести, чего вы все-таки ждете на этом перевале? – прямо спросил Всеволод.
И получил прямой ответ. После долгого пристального взгляда. Глаза в глаза.
– Вас, – сказал угр.
И отломил кусок пресной лепешки.
– Вас ждем.
Глава 27
– Нас? – переспросил Всеволод. – Зачем?
Шекелис молча жевал хлеб и смотрел в догорающий костер.
– Золтан, ты откроешь, наконец, свои тайные помыслы?