Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

— Я говорил не об опасности для нашей миссии, — ответил Кхи’дем.

— И очень жаль, — голос Дуруна стал почти таким же тихим, как у Саламандра. Но, чем мягче говорил капитан, тем более гневно шипел его вокалайзер.

— Я имел в виду, — продолжил Кхи’дем, — нашу ответственность за колонистов.

— Её не существует.

— Их вырезают, как скот.

— Мне известно об этом, брат, я видел всё своими глазами. А ты — нет.

— Тогда как ты можешь стоять и ничего не делать?

— Они сами приняли это решение, и прямо сейчас воспевают избранный путь. Мы — легионес астартес, наш долг — защита Империума, а не спасение смертных от их собственной тупости.

— Но и не пренебрежение, доходящее до убийства бездействием.

Опустилась тишина, звенящая от сдерживаемого насилия, приглушающая звуки джунглей. Дурун сохранял неподвижность, Гальба сдерживал импульсивное желание поднять болтер. По рядам Железных Рук пробежала волна — по первому слову Аттика они отомстили бы за оскорбление чести капитана.

Дурун не отдал приказ, и, когда заговорил вновь, его голос звучал так, словно воин придавал форму слов ледяной тишине.

— Объяснись, и как следует.

Предупреждение было оглашено, и Гальба, препогано чувствуя себя, приготовился к бою.

«Отступись и забери свое оскорбление обратно», — молил он Кхи’дема. Нельзя допустить трагического кровопролития между легионерами-лоялистами. «Отступи. Отступи».

Саламандр не отступил.

— Что мы такое, капитан Аттик, если допускаем уничтожение гражданского населения? Что мы защищаем? Если жители Империума для нас ничто, какова тогда наша цель?

— Император создал нас, чтобы сражать врагов человечества. Мы — оружие, а не сестры милосердия.

Гальба чуть облегченно вздохнул — Аттик дискутировал с Кхи’демом. Момент ярости прошел, и это радовало сержанта, разум которого терзали слова Саламандра.

— Часть человечества погибает там! — крикнул Кхи’дем, показывая в направлении резни. — Здесь и сейчас, ящеры — наш враг. Каким принципам ты верен, если не этим?

— Хищники — часть природы, — возразил капитан. — Они — испытание для колонистов, и, если те окажутся сильными, то выживут. Таковы уроки Медузы, а ты, верно, забыл обычаи Ноктюрна?

— Нет, я помню их. Люди Ноктюрна не бросают друг друга, а жители Медузы? — Аттик смолчал, и Кхи’дем развил наступление. — Ты говоришь, что колонисты принимают свой удел с песней. Отбиваются ли они от врагов?

На этот раз молчание капитана не было таким враждебным.

— Да, — ответил он, поколебавшись.

— Значит, они не самоубийцы и до конца борются за жизнь. Я уверен, что это не бесчестное поведение, пусть даже гражданские для тебя всего лишь «плоть». Есть битвы, которые нельзя выиграть, какой бы силой воли и воинским умением ты не обладал. Ты знаешь это — мы все испытали такое на себе.

После упоминания о поражении легионов наступила тишина. Кхи’дем умолк, и Гальба спросил себя, не хватил ли Саламандр лишку. Тут же Антон понял, что надеется на победу ноктюрнца в споре с капитаном, и ощутил недоверие к такому пожеланию. Оно рождалось скорее чувствами, чем разумом — возможно, очередной результат неидеального принятия машины. Но источник надежды не имел значения — она существовала, застряв в мыслях Гальбы со своим непрошеным сочувствием.

Аттик отвернулся от Кхи’дема и посмотрел в направлении указующей руки воина. Казалось, что капитан прислушивается к песне.

«Нет, — подумал Антон. — Не он, а я».

— Колонисты также пригодятся для нашей миссии, — добавил Кхи’дем.

Услышав это, Дурун снова повернулся к нему.

— Каким образом? Мне видится только растрата сил и энергии роты на спасение их жизней.

— Но подумай, к чему это приведет в итоге. Если колонисты сумеют основать здесь свой дом, то принесут стабильность всему региону. Неизвестно, сколько мы проведем на этой планете, так неужели небольшое умиротворение природы не окажется полезным?

— Возможно, — хмыкнул Аттик. — А возможно, и нет. Я не планирую использовать Пифос в качестве постоянной базы.

— Нет, — согласился Кхи’дем, — и я надеюсь, что этого не случится.

Саламандр зашагал прочь.

— Но ты должен поступить, как считаешь нужным. И я тоже, — бросил он напоследок.

— Куда ты идешь?

— На помощь.

Из бионической гортани Аттика вырвался короткий импульс электронного шума, который мог означать как рычание, так и смешок.

— А ты, Гвардеец Ворона, всё время молчавший? — спросил он у Птеро. — Позволишь Саламандрам говорить за тебя?

— Мы молчали, потому что слушали, — ответил Инах. — Суди нас за это, как хочешь, Аттик, делай, что считаешь нужным. Так поступим и мы.

Вместе со своим неполным отделением воин Коракса последовал за сыновьями Вулкана.

Капитан снова издал тот странный звук, но теперь Гальба понял, что это и рычание, и смех.

— Вы пытаетесь опозорить нас! — крикнул Аттик вслед уходящим легионерам. — Думаете, что честь не позволит Железным Рукам остаться в стороне, пока вы даете волю своей сентиментальности?

— И они правы, не так ли? — предположил Антон.

— Да, — ответил капитан, снова взяв прежний тон: холодный, монотонный, лишенный эмоций и непроницаемый. — Правы.

Девятая глава Спасение в железе / Ске Врис / Бури

Прошлые битвы на Пифосе были скорее стычками, чем настоящими сражениями — слишком велика была несоразмерность сил. Ящеры численно превосходили разведгруппу. Обезлесивание стало механической процедурой — после испепеляющего обстрела с воздуха выжившие существа не представляли угрозы для танков.

Но в этот раз битва была настоящей — истинным противостоянием, в чём, как подумал Гальба, было нечто почти приятное.

Первый этап стал молниеносным наступлением по дороге с возвышенности. Его возглавил почтенный Атракс, дредноут-пренебрегатель 111-й роты, и два «Поборника», «Машина ярости» и «Медузанская сила», следом за которыми бегом наступала пехота. Сопротивление было слабым. Сдвоенные тяжёлые болтеры дредноута разносили на части рептилий, преграждавших путь. Других, слишком медленных, чтобы бежать, давили и размазывали по земле танки. Железные Руки добрались до ближайшей части толпы меньше чем за час после того, как Кхи'дем убедил их вступить в бой.