Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

— Джерудай Кауртал, — произнес он. — Ты еще жив.

Кауртал кивнул, и сочленения его собственного доспеха издали гудение.

— Похоже на то.

Терминатор поднял тяжеловесную руку. Возможно, это было приветствие.

— И вот наши пути вновь пересекаются, — сказал он, — на две тысячи четыреста сороковой день.

В том, что Туул помнил точный день, тоже не было ничего удивительного. Они все считали дни. Теперь Несущие Слово приветствовали друг друга подобным образом.

— Ты последний из Извивающейся Руны?

Кауртал не был уверен на этот счет. Он уже несколько недель не видел никого из своего ордена. Если быть точным, пятьдесят один день, а те, кого он обнаружил, были телами, которым предстояло гнить в пещере, во всех прочих отношениях заброшенной.

— Думаю, что это возможно, — согласился он. — Нам нужно поговорить.

Перед тем как ответить, терминатор молчал несколько секунд.

— Ну, так говори.

— Не здесь, — Кауртал указал на рабов.

Двое Несущих Слово двинулись вглубь пещеры, а затем по ведущему из нее туннелю.

— Туул, — обратился он к терминатору. — Как ты их терпишь? Как ночь за ночью выносишь шепот и плач? Их молитвы раздирают мне уши.

Терминатор вышагивал в глубокой тьме, от его тяжеловесной поступи расходился раскатистый гул. Единственным светом был тот, который появился вместе с воинами: холодное как лед, бело-синее сияние глазных линз. Они шли все дальше в безмолвие, нарушая безмятежность звуком шагов сапог по камню и скрежетом сочленений доспехов.

— Разве мы не заслуживаем их почтения? — спросил Туул. Его голос напоминал ученую лавину. — И разве боги не заслуживают поклонения?

Продолжая идти, Кауртал провел рукой в перчатке по неровной скальной стене.

— Боги нас покинули, — сказал он. — Как и Лоргар.

Из клыкастого шлема Туула донесся треск вокса, похожий на проскальзывание шестерни.

— Богохульство, брат? От одного из возвышенных Гал Ворбак?

Во мраке сухо прозвучал смешок Кауртала.

— После бегства Кор Фаэрона прошло более половины десятилетия. Семь лет туннелей, озаряемых ритуальными огнями и дульными вспышками вражеских болтеров. Семь лет вдыхания соленой вони человеческого пота и пряного мускуса сочащихся язв, разрастающихся из радиационных ожогов. Лоргар не вернется за нами, Туул. Он никогда и не собирался возвращаться.

— Солнце до сих пор изливает отраву в пустоту.

— Возможно, поверхность Калта губительна для жизни, однако угасание умирающего светила едва ли представляет угрозу для спасательного флота, защищенного от радиации.

Туул развернулся к нему.

— «Спасательный» — трусливое слово, Джерудай.

— Называй, как хочешь. Да и нужен ли флот нашему владетельному отцу? Он внимает песне варпа. Сплетает и рвет его так же легко, как шелк. Почему бы не рассечь реальность и не придти нам на помощь?

Последовала пауза, пока Туул обдумывал это.

— Ты пил из запястья Благословенного Сына и вкусил божественной крови. Как случилось, что именно ты из всего Легиона приходишь ко мне с подобным кощунством? Что за безумие побуждает тебя явиться в эту священную тьму и изрекать подобную ересь?

— Говорите истину, — без улыбки процитировал Кауртал, — даже если голос дрожит.

Терминатор двинулся дальше. Кауртал какое-то время молчал, однако он не был самым терпеливым среди тех, кто когда-либо носил красные цвета XVII Легиона.

— Ты замечал, что после этих двух лет даже пустые туннели пахнут кровью?

Туул издал согласное ворчание, но ничего не сказал.

— Твои слуги были разбиты, — утвердительно заявил Кауртал.

— Вчера, — отозвался Туул.

— Тринадцатый сильно вас потрепал.

— Сильнее, чем ты думаешь, — сказал Туул. — Кровь, которую ты чуешь, — моя.

Его боевой доспех находился в таком же плачевном состоянии, как и броня Кауртала — как у каждого из Несущих Слово, которые застряли в мертвом мире пещер-городов. Запах вытекающей жизненной силы мог исходить из любой обугленной пробоины в толстой броне. Терминатор постучал бронированным кулаком по нагруднику, нарушив тишину дробью стального барабана.

— Одно из моих сердец перестало биться. Второе работает с трудом даже сейчас. Возможно, у меня есть еще несколько дней, но совсем мало. Одним богам ведомо, что разорвано у меня внутри.

Наступило очередное продолжительное молчание, а затем вновь заговорил Кауртал.

— Я перемещался по подземному миру. Сражался, когда это было необходимо, но чаще просто наблюдал и выжидал. Изучал.

Туул оглядел его бездушными глазными линзами, ожидая разъяснения. Кауртал вздохнул и дал его.

— Я считал мертвых. Уделял внимание тем, кто теперь лежит бездыханными.

— Пали тысячи Ультрадесантников, — произнес терминатор. В его голосе было столько искренности, что слова становились неоспоримым заявлением. — Возможно, десятки тысяч.

— Я имею в виду не их подсчет, Туул.

Еще одна пауза. Кауртал буквально слышал перешептывание и пощелкивание недовольных размышлений Туула.

— Я иду на поверхность, — наконец сказал Кауртал.

Клыкастый шлем Туула повернулся к Каурталу.

— Выйти на поверхность — значит умереть.

— Для тебя — возможно. Я — Гал Ворбак. Моя кровь — яд. Мое прикосновение разъедает плоть. Я больше года не ел ничего, кроме пепла, — он показал свою перчатку. На красном керамите выступали зубцы и гребни выбеленных костяных наростов, которые также были видны по всей поверхности доспеха. За месяцы во тьме кости становились тверже и пробивались сквозь керамит. Неожиданно, но это сопровождалось лишь тупой пульсацией, не отличавшейся от боли в мышцах после ежедневной тренировки.

Терминатор бесстрастно взглянул на него.

— Думаешь, что демон внутри делает тебя невосприимчивым к излучению больного солнца?

Сложный вопрос. Демон внутри безмолвствовал и был недосягаем на протяжении нескольких месяцев. Кауртал уже наполовину убедил себя, что последняя схватка с библиарием Ультрадесанта каким-то образом истощила его — возможно, правильнее было бы сказать: «подвергла экзорцизму», — отделив божественное от плоти. Шавки Императора снова начинали понимать ценность запрещенного библиариума.