Еретики Дюны
Шрифт:
— Да, способна.
— В любой позе?
— Я могу контролировать каждый мускул своего тела!
Сирафа поглядела мимо Луциллы на Бурзмали.
— Это правда?
Бурзмали проговорил совсем близко от Луциллы:
— Иначе бы она так не говорила.
Сирафа задумалась, глядя на подбородок Луциллы.
— В этом, по-моему, есть трудности.
— Чтобы не возникло неправильного представления, — проговорила Луцилла, — способности, которые у меня развиты, не выносятся на обычный рынок. У них иное назначение.
— О, я уверена, что это так и есть, — сказала Сирафа. — Но сексуальная живость, это…
— Живость! — Луцилла вложила в свой
— Пятьдесят одну? Но ведь их только…
— Пятьдесят одна, — огрызнулась в ответ Луцилла. — А по последовательностям и количеству сочетаний — две тысячи восемь. Более того, сочетание с двумястами пятью сексуальными позами…
— Двести пять? — Сирафа была явно потрясена. — Ты, наверняка, говоришь о…
— На самом деле их даже больше, если считать вариации. Я Геноносительница. Это означает, что я владею тремястами ступенями усиления оргазма!
Сирафа прокашлялась и облизнула губы.
— Тогда я должна тебя предостеречь, чтобы ты себя обуздала. Держи свои способности на привязи, или… — она опять посмотрела на Бурзмали. — Почему ты меня не предостерег?
— Я предостерегал.
Луцилла ясно расслышала насмешку в его голосе, но не оглянулась, чтобы увериться в этом.
Сирафа два раза глубоко вдохнула и выдохнула.
— Если тебе начнут задавать хоть какие-нибудь вопросы, ты скажешь, что как раз готова к испытанию на переход в следующую ступень. Это снимет подозрения.
— А если меня спросят об испытании?
— О, это легко. Ты загадочно улыбнешься и промолчишь.
— А что если меня спросят об этом Ордене Хорму?
— Тогда пригрози спрашивающему, что доложишь об этом своим вышестоящим. Вопросы сразу исчезнут.
— А если не исчезнут?
Сирафа пожала плечами.
— Сплети какую-нибудь историю, если захочешь. Даже Видящую Правду повеселят твои увертки.
Луцилла сохраняла выражение задумчивости на лице, размышляя над сложившейся ситуацией. Она слышала, как Бурзмали — Скар! — зашевелился за ее спиной. Она не видела серьезных трудностей в том, чтобы осуществить такой обман. Это могло бы даже предоставить ей забавные возможности, о которых она позже отчиталась бы на Доме Соборов. Сирафа, она отметила, улыбается Бурз… — Скару! Луцилла оглянулась и поглядела на своего клиента.
Бурзмали стоял обнаженный, его боевая амуниция и шлем аккуратно сложены рядом с небольшой кучкой грубых одежд.
— Я вижу, Скар не возражает против твоих приготовлений к этому приключению, — сказала Сирафа. Она показала рукой на его жестко стоящий пенис. — Значит, я вас покидаю.
Луцилла услышала, как Сирафа удаляется через отсверкивающий занавес. Все мысли Луциллы захлестнуло гневной волной: «На этом месте сейчас должен бы быть гхола!»
Забывчивость — вот твоя судьба. Все, чему прежде учила жизнь, ты теряешь и обретаешь, снова теряешь и обретаешь.
— Во имя нашего Ордена и нерушимого единства его.
Сестер этот отчет признан достоверным и достойным помещения в хроники Дома Соборов.
Тараза вгляделась в слова на проекции дисплея с выражением отвращения на лице. Утренний свет отбрасывал рябь желтых отражений на проекцию, и от этого в отпечатанных словах
смутно брезжила какая-то загадочность.Сердитым выражением Тараза оттолкнулась от проекционного столика, встала и подошла к южному окну. День еще только начинался, и во внутреннем дворе лежали длинные тени.
«Следует ли мне отправиться туда лично?»
При этой мысли она ощутила явную неохоту идти куда-то. Эти покои навевают такое чувство… безопасности. Но то было глупостью. Бене Джессерит провел здесь более четырнадцати сотен лет, но все равно планета Дома Соборов считается лишь временной.
Она положила левую руку на гладкую раму окна. Каждое из окон этой комнаты располагалось так, что перед ним открывался замечательный вид. Сама комната — пропорции, обстановка, цвета — все отражало характеры и таланты архитекторов и строителей, создававших ее с единственной мыслью: вызывать в ее обитателях чувство надежной опоры.
Тараза попробовала погрузиться в это ощущение, но не сумела.
Только что закончившаяся дискуссия оставила в ней чувство горечи, которое возникло из-за слов, произнесенных в самых мягких и спокойных тонах. Ее советницы упрямы, и (она согласилась без обиняков) по вполне объяснимым причинам.
«Превратить нас самих в миссионеров? Ради выгод Тлейлакса?»
Она коснулась контрольной пластинки рядом с окном и открыла его. Теплый ветерок, напоенный запахами весеннего цветения из яблоневого сада, полетел через комнату. Орден гордился своими фруктовыми садами, росшими здесь в самой сердцевине сердцевин всех их Оплотов. В населенном космосе Старой Империи ни на одной планете, которые паутиной своих Оплотов и Зависимых Соборов охватывал Бене Джессерит, не было садов, прекрасней этих.
«По плодам ты их узнаешь, — подумала она. — Некоторые из старых религий до сих пор могут поставлять мудрость».
Таразе с ее точки широкого обзора была видна вся южная часть растянувшихся зданий Дома Соборов. Тень ближней дозорной башни протягивалась длинной неровной линией через крыши и внутренние дворики.
Когда она думала над этим, то понимала, что в таком удивительно малом месте сосредоточена столь мощная власть. За кольцом фруктовых садов и огородов шли расположенные аккуратной шахматной доской личные резиденции, каждая окружена своей плантацией. Ушедшие на покой Сестры и избранные верные семейства занимали эти привилегированные поместья. По западным пределам тянулись заостренные зубцы гор. Космодром был расположен в двадцати километрах к востоку. Все вокруг сердцевины Дома Соборов оставалось открытыми равнинами, где паслись специально выведенные породы скота, столь чувствительного к чуждым ароматом, что он утробным ревом реагировал при малейшем вторжении людей, не отмеченных местными запахами. Самые глубокие дома внутри их огороженных посадок были заложены одним из первых башаров таким образом, чтобы ни днем ни ночью никто не смог пробраться незамеченным через извилистые, вровень с землей, каналы.
Все представлялось каким-то хаотичным и случайным, и все же во всем этом был жесткий порядок. И это, знала Тараза, олицетворяло Орден.
Покашливание позади нее напомнило Таразе, что одна из самых ярых спорщиц на сегодняшнем Совете продолжала терпеливо ждать ее у открытой двери.
«Ожидая моего решения».
Преподобная мать Беллонда настаивала, чтобы Одрейд была «немедленно уничтожена».
На Совете ни к какому решению не пришли.
«На сей раз ты и вправду хватила через край, Дар. Я рассчитывала на твою независимость. Я даже желала ее. Но такое!»