Эриган. Черта
Шрифт:
И в такие времена даже передача ценного актива — вложения в своё светлое будущее, делалась ими без малейших сомнений и сожалений. Они с радостью лишали себя такой желанной всеми силы и могущества. Но не из страха или глупого почёта, сколько из желания получить в своё распоряжение дружбу и благосклонность императора, который в любое мгновение мог стать для них безграничной поддержкой и защитой.
Однако вечно полагаться на кого-то другого — выход, хоть и простой, но глупый, поэтому и про свои силы они никогда не забывали, понемногу, втайне ото всех создавая и свои, маленькие,
Пусть и не убить, но достигнуть точно.
Но сколь бы наивными они не были, веря в то, что с рождения были любимчиками судьбы, их жизни никогда не были в безопасности. Любой момент она могла оборваться — быстро и безжалостно, в миг лишая всего достигнутого.
Именно поэтому их взгляды никогда не обращались в сторону императорского трона, довольствуясь той властью и влиянием, которые имели — управляя не только судьбами, но и жизнями людей, живущих на их землях.
…
Но не они обеспечивали спокойствие и порядок в Леймосе.
И даже не патриотически настроенные граждане, над головами которых стояли ненавистные всем толстосумы и аристократы.
Причиной тому были даже не отголоски прогремевшей пару лет назад войны, а смена правящей династии, первенцем которой стал самопровозглашённый король — Виттор, успешно создавший и продвинувший в мир множество передовых методов развития. И большинство из них, как раз-таки и принесли в королевство покой, сделав его местом, в которое беспрерывно стекалось бесчисленное количество беженцев и лишенцев, утративших в этом мире всё, кроме надежды.
И Виттор, умело распространяя о себе слухи, как раз-таки её и дарил.
Но получить силу и ресурсы для загибающегося королевства было не так-то просто, ведь оно, пусть и медленно, но уже практически полностью скатилось ко дну, оставив на его попечение лишь отголоски былой славы, коей когда-то гремели границы Леймоса, страша всех соседей.
Однако, невзирая на трудности и невзгоды, он всё же сумел вернуть королевству часть былой славы, достаточно быстро вписав своё имя в анналы истории, стал не только успешным королём, но и очень значимой фигурой в империи.
Фигурой, которую отмечал даже сам Гектор — человек, восседающий на троне Иствардской империи.
Но даже будь он хоть трижды гением и мудрецом, всего этого достичь в одиночку у него бы никогда не получилось. И подтверждением тому был Совет — собрание сильных, влиятельных, и достаточно известных в высших кругах людей, по той или иной причине занявших место его советников.
***
«Мой король» — прозвучало в тишине, опустившейся на зал заседаний.
И говорившим был один из сторонников фракции, открыто противостоящей “законному” королю:
«Я понимаю, что вы мудрый и невероятно сильный властитель, однако до меня дошли слухи о волнениях на севере…» — продолжил мужчина, лениво поднявшись со своего места, гордо расправляя при этом свои широкие плечи.
Этим действием он намеренно нарушил покой, которым король
наградил своих людей, уставших от долгого заседания:«Говорят, наши соседи спелись с отвратными богу созданиями из Ритарии, собираясь наплевать на заключённый вами договор…» — продолжил мужчина, однако был прерван.
«Да как ты смеешь, Дитт!» — возразил ему сторонник Виттора: «Наш владыка милостиво позволил тебе расслабиться — снять накопившуюся за несколько часов усталость, а ты посмел наплевать на его доброту, открыв свой грязный рот…»
«Замолчи, Балтимор!» — стал перечить первый: «Для меня, как и для большинства здесь, важнее безопасность и благополучия королевства, а не какой-то там отдых!» — вспылил мужчина, совсем не страшась гнева короля: «За эти несколько минут мы могли бы решить кучу вопросов, связанных с этим делом, а ты говоришь мне о милости…»
«Хватит, граф Дитт» — спокойным голосом заговорил один из членов Совета, мирно сидя в окружении своих сторонников: «Нужно уважать слово короля. В этом Балтимор, несомненно, прав» — закончил он, небрежно поправляя свою чистую и до жути белоснежную рясу богослужителя, добродушно улыбаясь начавшему разговор Дитту.
И судя по мелькнувшему во взгляде священнослужителя одобрению, граф всё сделал правильно, чем порадовал не только себя, но и своего господина:
«Да, патриарх. Я вас понял» — согласился с его словами Дитт, покорно вернувшись на своё место.
«Жалкий лизоблюд…» — сказал, будто выплюнул, новы член разговора.
«А подхалимам никто слово не давал!» — снова вспылил Дитт, однако был остановлен рукой, поднятой священнослужителем.
«Не стоит начинать ссору в зале заседаний. Это место предназначено для решения государственных дел, а не для дрязг» — сказал он, всё с той же улыбкой: «А если и возникнет какая-либо опасность со стороны соседей, наши дорогие священники — каратели, отмеченные дланью господа, быстро направят на них свой взор…»
«Так же, как и при осаде наших городов?» — подал голос молодой мужчина, или скорее даже парень, намекая своими словами на прогремевшую пару лет назад войну.
«Что?» — наигранно удивился патриарх церкви Истинного Бога: «О чём это вы, дорогой мой Альтерос?» — спросил он у архимага, облик которого никогда не менялся, сохраняя свою вечную молодость.
Однако стоит кое-что отметить — как бы ни было странно, но в словах священнослужителя совершенно не слышалось ни страха, ни уж тем более уважения.
Его голос, в отличии от остальных членов Совета, посмевших когда-нибудь возразить архимагу — самому могущественному магу королевства, без зазрения совести готового удить любого, потревожившего не только его интересы, но и мораль — совсем не выдавал истинных чувств патриарха, являясь настолько спокойным и ровным, что казался напрочь лишённым эмоций.
Правда, для остальных членов собрания, подобное явление уже стало обыденностью, ведь даже если не учитывать силу, стоящую за патриархом, а также добытое им могущество — благословение, дарованное богом, то он был невероятно опасным противником, способным при помощи божественного слова противостоять даже архимагу.