Эрик, а также Ночная Стража, Ведьмы и Коэн-варвар

Общая атмосфера стремительно менялась. Небо оставалось бледно–голубым и просторным, но на горизонтах мысли погромыхивал гром. Ведьмы испытывали неприятное беспокойство. Нервозные искорки пощелкивали в воздухе, а кое–где уже полыхало настоящее пламя, которое постепенно распространялось на всех и каждого. И оттого даже самых обычных, не сведущих в ведьмовстве людей, твердо уверенных, будто руно — это овечья шерсть, а руны — отдельные прядки таковой, — даже их охватывала та глубокая необъяснимая тревога, что заставляет кричать на детей и гонит в кабак.

Нянюшка заглянула в просвет между ларьками. Розовая фигурка терпеливо несла унылую вахту возле Счастливого Котла. Буквально толпы народу абсолютно не жаждали попытать счастья в этом аттракционе.

Осторожными перебежками нянюшка переместилась к буфетной стойке. Вокруг стола уже вовсю толпились люди, однако куча чудовищных кексов по–прежнему сохраняла свою девственную неприкосновенность. Как и банка с багровым вареньем. Какой–то олух приклеил этикетку: «Папробуй Ложичку! Если Вытащищь! Три Папытки За Пенни!»

Нянюшка вроде бы приложила все усилия к тому, чтобы остаться незамеченной, однако позади вдруг зашуршала солома. Комитет выследил ее.

— Я узнала твой почерк, Летиция, — с упреком промолвила она. — Сердца у тебя нет, вот что. Не по–людски это…

— Мы посовещались и решили: ты должна поговорить с матушкой Ветровоск, — перебила Летиция. — Все, наше терпение лопнуло, пусть прекратит!

— Что прекратит?

— Знаем мы что! — внезапно взорвалась Летиция. — Это все ее хваленая головология! Она что–то творит с нашими головами! Воздействует на нас! Хочет испортить нам праздник, да?

— Она просто сидит и ничего не делает, — возразила нянюшка.

— Да, но как она сидит, можно спросить?!

Нянюшка опять выглянула из–за ларька.

— Ну как… обыкновенно. Сами знаете… поясница согнута, коленки…

Летиция подняла руку и затрясла пальцем перед нянюшкиным лицом:

— Так вот, послушай меня, Гита Ягг…

— Хочешь прогнать ее — иди и прогоняй сама! — огрызнулась нянюшка. — Я уже по горло сыта этими вашими…

Раздался пронзительный детский вопль.

Ведьмы переглянулись и ринулись через поле к Счастливому Котлу.

По траве, захлебываясь слезами, катался маленький мальчик.

Это был Пьюси, нянюшкин младшенький внук.

Нянюшка похолодела. Подхватив карапуза на руки, она обожгла матушку свирепым взглядом.

— Что ты с ним сделала, ты… — начала она.

— Нехачукуклу! Нехачукуклу! Хачусаладатика! Хачухачухачусаладатика !

Нянюшка опустила глаза и уставилась на тряпичную куклу, зажатую в липкой ручонке Пьюси. Залитое горестными слезами лицо малыша, по крайней мере та его часть, что виднелась по краям орущего рта: «Оййхаччухачухачусалдатика–а–а !», выражало крайнюю степень праведного гнева.

…Она поглядела на товарок, на матушку Ветровоск — и почувствовала, как всю ее, от пяток до макушки, пронизывает нестерпимый леденящий стыд.

— Я всего–навсего сказала, не хочешь куклу — положи ее обратно и попробуй еще разок, — робко пояснила матушка. — Но он уже ничего не слышал…

— …хаччууухаччууусал …

— Пьюси Ягг, если ты сию же минуту не угомонишься, бабушка тебе… — и нянюшка с ходу сочинила самое страшное наказание, какое могла придумать: — …никогда больше не даст конфетку!

Напуганный такой невообразимой угрозой, Пьюси мигом захлопнул рот. Зато, к нянюшкиному вящему ужасу, не замедлила открыть свой ротик Летиция Мак–Рица.

— Госпожа Ветровоск, мы хотели бы, чтобы ты немедленно покинула этот праздник.

— Я что, кому–то мешаю? — изумленно спросила матушка. — Надеюсь, что нет. Поверьте, я очень не хочу портить праздник. Просто он попробовал выловить подарок и…

— Ты… действуешь людям на нервы.

Ну, сейчас начнется, подумала нянюшка. Вот сейчас Эсме вскинет голову, прищурится, и, если Летиция немедленно не отойдет на пару шагов, стало быть, она куда сильней меня.

— Мне что, нельзя даже просто посмотреть? — тихо промолвила матушка.

— Знаю я твои игры! — выкрикнула Летиция. — Ты хочешь все испортить, да? О, я тебя насквозь вижу! Ты никак не можешь смириться с поражением, поэтому и замыслила что–то особо коварное, изощренное…

Три шага назад, подумала нянюшка. Самое меньшее. Иначе и костей не соберешь. Вот сейчас …

— Нет, мне не хотелось бы, чтобы все думали, будто я что–то порчу, — всполошилась матушка. Она со вздохом поднялась. — Что ж, тогда пойду домой…

— Нет, не пойдешь! — взбешенная нянюшка Ягг толкнула подругу обратно на стул. — И как вы такое можете допускать–то?! Отвечай, Берил Динбаж! А ты, Летти Паркин, чего молчишь?

— Все они… — начала было Летиция.

— Я не с тобой разговариваю!

Ведьмы, столпившиеся за спиной Летиции, всячески прятали глаза.

— Да нет, не в том дело… я хочу сказать, мы не думаем… — неловко начала Берил. — То есть… я всегда очень уважала… но… ну… короче, это ради общего блага …

Голос ее звучал все тише и наконец замер. Летиция с торжествующим видом вздернула нос.

— М–да? Тогда мы, пожалуй, и впрямь пойдем, — скривилась нянюшка. — Не нравится мне тутошнее обчество. — Она огляделась. — Агнесса! Пособи–ка свести матушку домой…

— Честное слово, не надо… — начала матушка, но нянюшка с Агнессой подхватили ее под руки и бережно, но решительно повлекли сквозь толпу. Перед ними расступались, а потом поворачивались и смотрели вслед.

— Учитывая сложившиеся обстоятельства, оно и к лучшему! — радостно возвестила Летиция.

Кое–кто из ведьм избегал смотреть ей в лицо.

Весь пол матушкиной кухни был усеян лоскутьями. С края стола пролилось варенье и образовало на полу каменно–неподвижный холмик. Таз для варки варенья отмокал в каменной раковине, хотя было ясно, что железо сдастся быстрее.

Вдоль стены выстроились в шеренгу пустые банки из–под маринадов.

Матушка молча села и сложила руки на груди.

— Приготовить чаю, Эсме? — заботливо спросила нянюшка Ягг.

— Нет, дорогая, спасибо. Ты уж возвращайся на Испытания. Обо мне не беспокойся, — сказала матушка.