Ермак. Телохранитель
Шрифт:
Ещё одной фишкой Николая Павловича был трюк с разрубанием глиняной пирамиды. На занятиях по рубке, сотник четырьмя ударами шашки справа налево разрубал пирамиду с такой чистотой, что она не сдвигалась с места ни на миллиметр. Затем Головачев слева направо разрубал её ещё на четыре части, после чего она продолжала по-прежнему стоять. Девятым ударом он заставлял взвиваться в воздух все разрубленные части. Это было настолько эффектно, что курсанты, точнее юнкера каждый раз застывали от такой картины с открытыми от изумления ртами. Мне это напоминало кадры из фильма "Зорро" с Ален Делоном, где главный герой разрубал свечки.
Мне этот фокус удался только к концу выпуска, да и то после того, как Головачев
С другими обер-офицерами, которые вели у нас занятия, отношения сложились ровными. Благодаря их помощи я ещё в середине ноября сдал экзамены по военным наукам за младший класс и приказом по училищу был переведён в старший. После этого на законных основаниях стал "хорунжим" в своём взводе, получив для цуканья "казака" Васильева, которому и так помогал, чем мог.
В свою заслугу к этому моменту мог отнести создание по моей инициативе "кружков взаимопомощи". Надеюсь, это начинание также станет традицией конного взвода училища. Многие юнкера, особенно из урядников имели слабую учебную подготовку по предметам, не относящихся к военной науке. Поэтому из вольноопределяющихся взвода были отобраны юнкера, имеющие высокие баллы по окончании гимназий. Они стали заниматься в свободное время с отстающими во взводе по общим дисциплинам. А те, кто имел высокие баллы по военным дисциплинам, стали подтягивать отстающих в этом направлении. Данное новшество, одобренное на "совете охраны казачьих традиций", позволило в короткое время значительно поднять успеваемость обоих отделений взвода.
Наступило шестое декабря — день принятия присяги. Занятия были прекращены ещё четвёртого числа. Два дня ушло на приготовление к присяге и последующему после неё балу.
Центральным помещением для принятия присяги и танцев служила большая зала — огромная и двухсветная, в которой весь состав училища, собираясь для парадных построений, занимал едва ли её четвертую часть.
Вдоль одной из стен залы, шла галерея белых колонн, наверху же имелись хоры для оркестра. На стенах залы висели под потолком огромные портреты государей из дома Романовых. По стенам, на белых мраморных досках, золотыми буквами сияли имена бывших юнкеров, погибших при защите Отечества с описанием их подвигов. Досок было немного, но они за семнадцать лет появились. Помимо этого, в больших шкафах, стоявших вдоль стен, находилась библиотека училища, насчитывавшая около трёх тысяч томов. Около ста, из них я успел прочитать.
Принятие присяги и последующий бал юнкерского училища был значимым событием в Иркутске. На него должно было прибыть всё военное начальство во главе с хозяином Иркутского генерал-губернаторства генерал-лейтенантом Горемыкиным, яркие представители местного бомонда и истеблишмента, бывшие юнкера и родственники учащихся.
И вот этот момент настал. Посреди зала стоят четыре накрытых скатертями стола, перед которыми стоят мои однокурсники. Перед первым столом, за которым разместился архиепископ Иркутский и Нерчинский Вениамин со служками, выстроена в трехшереножном строю самая большая группа юнкеров, принимающих присягу. За вторым столиком стоит католический ксендз, за третьим — лютеранский пастор, за четвёртым — мулла. Перед этими столами стоят небольшие группы юнкеров по одному-три человека.
Я стою в строю православных однокурсников в полной парадной форме и, подняв два пальца правой руки вверх, повторяю слова присяги на верность Государю и Отчизне, которую торжественно мощным басом читает войсковой старшина Химуля.
"Его врагов телом
и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление…", — тожественно произношу я и чувствую, как в горле непроизвольно образуется ком, который не могу проглотить."Не первый раз же приношу присягу. Но если сравнить присягу в Псковской учебке и здесь! То по торжественности момента это время побеждает. Даже меня старого циника торкнуло!" — подумал я и продолжил за Химулей.
"Всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальником во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства и дружбы и вражды против службы и присяги не поступать…, - сглотнув вязкую слюну, продолжил. — В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий.
В заключение сей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь".
По окончании произношения текста присяги, юнкера подходили к столу для благословления в зависимости от вероисповедания своих пастырей. Потом перед тремя отделениями, в которые перестроились юнкера, с поздравительной речью выступили генерал-губернатор Горемыкин и полковник генерального штаба Макаревич, который в конце сентября сменил полковника Фёдорова.
Речь генерал-губернатора и нового начальника училища была встречена одобрительными аплодисментами гостей, которых собралось больше двухсот человек. На фоне парадных генеральских и офицерских мундиров, сияния драгоценностей дам высшего света Иркутска особо радовали юнкеров праздничные наряды представительниц Иркутского института благородных девиц, местного маленького Смольного и воспитанниц сиропитательного дома Медведниковой.
В качестве хозяев и распорядителей праздника выступали юнкера старшего класса, при этом для приглашения они располагали двумя билетами на каждого. Мы, как принимавшие присягу, имели право пригласить только родственников. Но этим правом, воспользовалось от силы пять-шесть юнкеров, и все они оказались жителями Иркутска. Васильев обещал обязательно познакомить меня с родителями и сестрой, которые прибыли на это торжественной мероприятие.
После поздравления начальства по традиции следовал ранний праздничный обед. В столовой, в которой были размещены дополнительные столы, размещались юнкера, военное руководство Иркутского генерал-губернаторства, бывшие выпускники училища. Остальные гости размещались в специально освобожденных и подготовленных помещениях училища рядом со столовой.
Меню также было традиционным по случаю рождественского поста: царская уха с рыбной кулебякой, на второе рыбное заливное, грибная подлива с гречей и на сладкое — постный медовый торт с ягодами и орехами. Для тостов, полагавшихся за обедом, каждому юнкеру полагалась бутылка хмельного мёда.
Первая здравица в столовой, которую по традиции произносил генерал-губернатор, была, конечно, за государя императора, после чего оркестр иркутского пехотного батальона исполнил национальный гимн, сопровождаемый хоровым пением всех присутствовавших и громким троекратным "ура". Второй и последующие тосты следовали за училище, бывших и настоящих юнкеров и т. д.
Признаться, я был шокирован тем духом единения и кастовости, которое возникло за столами. Общий хлеб да соль между юнкерами, генералами, офицерами округа и теми офицерами, которые окончили училище раннее, создало в столовой искреннюю и тёплую атмосферу братства между старшим и младшим поколением. В том моём времени, такое единение возникало, как правило, только за столом со своими ребятами, с которыми неоднократно ходил в разведку, в бой и был на сто процентов уверен, что любой из них прикроет спину.