Ермак. Война: Война. Интервенция. Революция

– Да и раньше об этом не слышно было. Если только во время Отечественной войны, когда крестьяне защищали от французов барские усадьбы, – Ширинкин извиняюще улыбнулся. – Даже странно как-то!

– Значит, крестьяне из Курковиц уважают, я бы даже сказал, любят Аленина и его семью, если жизнью рискнули. И странно – не странно, а чтобы уже сегодня Нина Викторовна, Мария Аркадьевна и Василек были в Гатчине! Вам все понятно, господин генерал?!

– Так точно, ваше императорское величество! – Ширинкин принял стойку смирно.

– По Аркадию Семеновичу решите на основании заключения лейб-медика Боткина. Если генерал Беневский транспортабелен, то перевезти его в генеральный госпиталь и оказать самый лучший уход и лечение, – император сделал паузу и с какой-то яростью продолжил: – Евгений Никифорович, вы должны сделать все возможное по организации лечения Аркадия Семеновича. Задействуете любые силы, средства. Он должен выжить. Все-таки по русским обычаям мы с ним сватья теперь, раз я был посаженым отцом у Тимофея Васильевича на свадьбе. Да и боюсь представить реакцию Ермака на смерть тестя. Еще не хватало, чтобы он в Европе и в Англии социал-демократам, да и остальным революционерам, резню устроил. А с него станется!

– Я все понял, ваше императорское величество. Все сделаю. Только вот…

– Что замялись, Евгений Никифорович?

– Боюсь, что Нина Викторовна и Мария Аркадьевна могут отказаться ехать в Гатчину, если генерал Беневский будет нетранспортабелен и останется в имении для предварительного лечения, – Ширинкин достал платок и промокнул вспотевший лоб.

Николай II встал со стула и прошелся по детской комнате, в которой начальник Дворцовой полиции и застал императорскую чету с младшей дочерью, трехлетней Ольгой, которую те вместе с няней пытались уложить спать. Девочка, кстати, молчала и внимательно слушала разговоры, переводя взгляд на говоривших.

– Ну не знаю, что и делать. Скажите им, что это мое императорское повеление. Что за Аркадием Семеновичем и так найдется кому ухаживать, причем профессионально. А их место в Гатчине. Что я отвечаю перед Тимофеем Васильевичем за их безопасность.

Государь остановился и в раздражении махнул рукой.

– Хотя что я говорю. Понятно, что они не оставят мужа и отца. Одним словом, решайте проблему, Евгений Никифорович! Все, я вас больше не задерживаю.

– Ники, успокойся. Все будет хорошо. Самое страшное уже позади, – императрица встала с креслица, стоявшего у детской кроватки, и, подойдя к мужу, ласково взяла его за руку. – И надо как-то отблагодарить крестьян и охрану мызы. Помочь семьям погибших.

Ширинкин, глядя на царскую чету, задним ходом попытался незаметно просочиться из спальни, но в этот момент на пороге возникла статс-дама Рихтер.

– Ваше императорское величество, – Елизавета Константиновна, поклонившись, продолжила: – Прошу прощения, только что фельдъегерем доставлено срочное послание из Владивостока, которое вы ждете.

– Зовите.

Через несколько секунд в спальню вошел штабс-капитан Пешков – старший группы фельдъегерей Гатчинского дворца. Расстегнув опечатанную сумку, достал из нее пакет, также запечатанный несколькими сургучными печатями, в котором угадывался какой-то цилиндрический предмет.

Разорвав пакет, император достал китайский тубус для бумаг. Повертев его в руках, попытался свернуть крышку, хмыкнул и отдал офицеру.

– Что-то не пойму, Леонтий Николаевич, как он открывается.

Пешков, осмотрев внимательно тубус и целостность печати, попробовал отвернуть крышку против часовой стрелки. Крышка не поддалась, попробовав крутить в другую сторону, офицер открыл наконец-то тубус и достал из него лист бумаги, который передал императору.

Николай II быстро пробежал глазами текст и задумался.

– Леонтий Николаевич, срочно вызовите ко мне завтра на утро генерала Куропаткина, Витте, графа Ламсдорфа и Бадмаева.

– Слушаюсь, ваше императорское величество.

– Выполняйте, капитан, – произнес Николай II и вновь задумался.

– Что-то случилось, Ники?

– Пока нет, дорогая, но, вернее всего, скоро случится. И чувствую, Ермака мы еще долго не увидим.

* * *

– Рад видеть вас, господин флигель-адъютант, проходите, присаживайтесь, – адмирал Алексеев указал на стул рядом с небольшим кофейным столиком, излучая радушие.

Выйдя из-за рабочего стола, генерал-губернатор Маньчжурского военно-административного округа и командующий военно-морскими силами в Тихом океане также подошел к столику и расположился на втором стуле, показывая рукой, чтобы я садился.

– Как время-то бежит. Три года назад я разговаривал с капитаном Генерального штаба, который вез на испытания партию ружей-пулеметов Мадсена. А теперь передо мной сидит флигель-адъютант, начальник Аналитического центра при российском императоре, который прибыл с инспекцией на Дальний Восток и в Маньчжурское губернаторство глазами и ушами самодержца нашего, – Алексеев говорил с шутливой интонацией, но глаза его при этом были серьезными. – Ну да ладно, вспомнили прошлое, приступим к настоящим делам. И давайте без чинов, Тимофей Васильевич.

– Спасибо, Евгений Иванович.

– Насколько я понял, план по Сасебо провалился, но ваш отряд активно принял участие в бою на рейде Мозампо? – спросил адмирал, который был в курсе операции.

– Да, нам некогда было выбирать другие цели. А тут так удачно все совпало. Жаль только, «Варягу» не удалось вырваться.

– Жаль. Я хорошо знал Всеволода Федоровича, он много сделал, будучи старшим помощником командира Порт-Артурского порта для увеличения обороноспособности крепости и Квантуна. Это я поспособствовал, чтобы он получил под свое командование «Варяг». Сейчас даже виню себя в этом, – Алексеев тяжело вздохнул. – Но, с другой стороны, такая яркая гибель, о которой поют песню. Спасибо вам, Тимофей Васильевич. Насколько мне сообщили, это вы автор?

– Я, ваше высокопревосходительство. Только я не знаю, как у меня это происходит. Песня сама как-то в голове складывается.

– Пускай больше таких песен, как говорите, у вас «складывается». Если раньше вас кавалергарды обещали поить при посещении их полка, то теперь в любом морском экипаже вы желанный гость. Это они еще не знают, сколько японских кораблей отправил на дно ваш отряд, как вы их называете, боевых пловцов. Кстати, сколько?

– Броненосец береговой обороны «Чин-Иен», броненосный крейсер «Чиода», два полукрейсера-полуброненосца – «Ицукусимуа» и «Хасидате», плюс к ним потом еще бронепалубный крейсер «Касаги».

– Однако… Признаться, я думал значительно меньше, отдавая победы отряду малых миноносок Александра Васильевича. Скорость у них огромная, самоходные мины новые, более мощные. Да и офицеры отчаянные. Я на экипаж мичмана барона Клейста представление на ордена для офицеров и на знаки Святого Георгия для нижних чинов государю отправил, благо Георгиевская дума утвердила указ императора о присвоении данных орденов и знаков ордена для погибших при совершении подвига, – адмирал сделал паузу, которой я воспользовался.