Error 403
Шрифт:
сцепляются со скучными скопцами
за место в очереди и под солнцем
и косорылятся, завидев полицаев
как на плацу свистящих залихватски
мальцы в зверинце зарятся на попугаев
и экзотицских сцинковых гекконов –
аборигенов знойных Каракумов
мальцы небезопасны социально
для девственниц и дам в песцовых шубах
не церемонятся ни с теми, ни с другими
таких картин мы помним и поныне
и, рапортуя о прошедшем безвозвратно
становимся
смиренно разбазариваем перлы
перстами бередим былую рану
а впрочем, нам давно по барабану
мы в лотерею выиграть мечтаем…
уличный музыкант
подумаешь, отрастил себе крылья, диво
играешь теперь, крылатый, по улицам
а народ пожимает плечом лениво
у виска свежебритого ворочает пальцем
песен требует с кабацко-блатным уклоном и
в карманах кожаных мурыжит стольники
а у тебя улыбка с кривыми изломами
и руки в запястьях неестественно тонкие
сидишь неудобно на поганой обочине
живое лицо кроешь развесистым хаером
разглядят, не дай Бог, оскорбятся и прочее
совладаешь с ней разве, с собственной харею
подумаешь, бродишь с гитарой раздолбанной
и подобием флейты в тряпицу завернутым
в камне недвижимый, в поле непойманный
на небе живой, на бумаге зачёркнутый
подумаешь, гений, а она и не вспомнит
ты ей музыку, а что ей с музыки?
что ей, тепличной, колючий терновник
горький пустырник, портвейн без закуски
рок-н-ролльчики, улица, странствия-странности
сыта по горло воздушным зодчеством
где-то живёт, принимает данности
сообразные с её несомненным высочеством
подумаешь, сыграл на истошной дудке
подумаешь, спел голосом выкуренным
невнятно, к тому же фальшивил жутко
что же вдруг плачу так глупо и искренне
верю
мой брат ширяев
Лирическое вступление ликвидировала
по настоянию общественности.
…мой брат Каин – он всё же мне брат
каким бы он ни был, брат мой Каин…
«Нау»
мой брат ширяев просыпается мёртвым
и смело ползёт из угла
мой брат ширяев погружает в пламя
револьвер из цветного стекла
он впускает в кровь прозрачных пчёл
на изломе слабой руки
его безнадёжность хохочет в зеркале
белая пыль оседает ему на виски
он оживает
теперь он снова живой
мой брат ширяев вырастает тенью
в синем проеме окна
в комнаты входит
смертельная гостьяеё называют Луна
она наполняет его стакан мерцающей кислотой
садится напротив
и всё понимает
и капает желчь
из её улыбки пустой
он допивает
теперь он опять молодой
мой брат ширяев проникает взором
в самую суть бытия
мой брат ширяев праздничный порох
радужная змея
на пути своём он встречает существ
вникает в их странную речь
он полон тяжёлой и тёмной радости
эта вспышка стоит всех выжженных свеч
ещё один шаг –
он вспомнит дорогу Домой
но гаснет экран окончен сеанс
сгоревшим к чертям мотыльком
ширяев устал ослеп и оглох рассыпался красным песком
он стар безобразен бездарен бездомен бессилен и неумён
уползает мучительными зигзагами
и засыпает в углу до лучших времён
он умирает
он с болью становится мной
Сестринский люblues
Моя сестра – easy rider без головы
Моя сестра опять остаётся в живых
Моя сестра сломя голову мчится вперёд
Моя сестра когда-нибудь всё же умрёт
Моя сестра любит пиво и блюз
С моей сестрой я всё время боюсь
Того, что я тоже стану такой
Сестра
Я решила остаться с тобой
(Ты будешь смеяться, но я осталась с тобой)
Сестра… Эта трасса ведёт в никуда
А дома свет лампочки, койка и в кране вода
Сестра, что с того, что мы видели сны про любовь?
Да мало ли мы повидали, девочка, снов?
Мы сотый раз видели это кино
Мы знаем, что дальше, нам просто смешно
Какой к чёрту праздник, но выпьем вина
Ведь у нас кроме нас больше и нет ни хрена
(Ты будешь смеяться, но вправду ведь нет ни хрена)
Ты снова звонишь мне (ты плачешь?) и просишь прийти
Засада с такси, опоздала наверно, прости
Сестра, нас имеют такие скоты
Их мысли о нас до смешного просты
А нам о них думать – и вовсе влом
Делаем ноги, сестра, посмеёмся потом
Сестра, наша жизнь – полный бред
Услышишь ты, дрянь, моё «нет»
Ведь у каждой из нас есть ангел, не втоптанный в грязь.
Сестра, ты права,
мы не стоим и цента, проснувшись с утра,
но нет таких миллионов, чтоб нас купить
Сестра…
Я с тобой.
Я люблю тебя.
Я оставлю тебе покурить.
Осенний граммофон
я могла б и тебя сочинить
это глупые были бы книжки