Еще более дикий Запад

— Не вышло?

— Нет. Мой дворец опустел, и лишь те, кто был связан со мной узами любви, остались в нем. Впрочем, жизнь покинула их довольно-таки быстро, хотя и не так быстро, как тех, кто оказался в руках моих сородичей.

В общем, драконы свихнулись.

И хорошо, что они вымерли, ибо… только представила, что они вдруг взяли и вернулись в наш мир, как поплохело.

— Так что с твоим братом?

— Все по очереди, проклятая. Не спеши.

— А мне кажется, что не я спешу, а ты время тянешь.

— Возможно. Я давно уже ни с кем не беседовал.

Подул ветер. Холодный, раздражающий, и по залу пронесся кусок сизой пыли. Золото вдруг поблекло, да и сам дворец вдруг показался… ветшающим?

Древним?

Таким, что вот-вот развалится.

— После рабов низких, они взялись за других, за тех, кому была дарована свобода воли и выбора. Свободы никогда не было, но те, кто жил рядом с нами, искренне в неё верили. Но она закончилась. И на площадь пошли мастеровые, ремесленники, целители и все те, кто веками жил бок о бок с нами, веруя в собственную исключительность.

— И так они истребили всех?

— Верно.

— И принялись друг за друга?

— Тоже верно. Они вдруг вспомнили, что можно бросить вызов. И принять его. Сойтись в поединке, меряясь силой, — дракон прикрыл глаза из чистого золота. — Они уходили и уходили, один за другим… и город жадно пил их жизни. В них было еще много жизни. В каждом из нас. Их хватило надолго.

А я вдруг увидела двух драконов, там, высоко в поднебесье, пожалуй даже, выше, чем поднимаются падальщики. Драконы кружили, и кружили, и еще кружили, пока в какой-то момент не бросились друг к другу, превратившись в одно уродливое создание.

А потом рухнули.

Оба.

— Я смотрел. Я не пытался вмешиваться, понимая, что это тоже часть пути. Пути обреченных.

Сейчас слезу смахну. Тоже мне, обреченные. Заигрались и получили по заслугам. Да, определенно, с сочувствием у меня получалось не ахти.

— Мой брат появился, когда город, напившись крови, окончательно ожил. И отделился от воли моей. Мой брат пришел на рассвете. И лестница покорилась ему. Она спела ему и детям его песнь, но те остались глухи. Они минули семь галерей, и ни в одной не осталось мертвеца. Они отворили золотые врата, и колокол промолчал.

А, то есть, там был и колокол?

— И… если бы зазвенел? — на всякий случай уточнила я. А то ж оно раз на раз не приходится. И как знать, не случится ли мне еще в каком городе побывать.

Не то, чтобы я планирую, но жизнь, она такая.

— На звон его отозвалась бы кровь. Она бы поспешила покинуть тело.

Ага, то есть, надо радоваться, что не зазвонил. Чем дальше, тем больше начинаю понимать, насколько нам повезло.

— Он пришел ко мне. Он ступал по плитам, на которых лежали мертвецы…

А вот мертвецов я как раз и не заметила.

Там вообще было как-то на редкость чисто для древнего дворца.

— Он прикасался к ним, и они становились пеплом.

Тогда понятно, небось, пепел, он не труп, его так просто не заметишь.

— И дворец плакал, и город плакал, понимая, что пришел час нашей гибели.

— Вашей?

— Мы были связаны с городом от моего рождения. Я был сердцем от сердца.

Красиво. Только не понятно.

— Мой брат поднялся по лестнице. И вновь же, стражи, что охраняли меня, остались недвижимы. А после я понял, что они лишились того подобия жизни, которым обладали. Он выпил их. И все-то… и оказавшись предо мной сказал…

Дракон замолк.

А я не торопила.

— Он сказал: «Здравствуй, брат».

— А ты?

— А я попросил убить меня быстро.

— А он?

Дурацкий разговор. И сон не лучше.

— Он усмехнулся. И ответил, что не станет марать руки кровью. Что он здесь лишь затем, дабы убедиться, что я буду наказан богами.

— Богами?

— Он… он сильно изменился. Он стал одержим. Теперь я думаю, что, возможно, в этом наше проклятье? И наша беда? Мы легко становимся одержимы, не важно, кровью ли, идеей.

Ну… может, и так.

— Он так много говорил. О пути. О просветлении. Осознании. Испытаниях, что указали ему путь. О детях своих, которых он желал расселить по миру, дабы кровь его, преображенная, никогда-то не угасла. И в этом суть истинное бессмертие.

В общем, тот еще псих.

Но с задачей справился. Кровь и вправду расселилась по миру. Хотя, подозреваю, тот дракон рассчитывал на несколько иное.

— А потом… потом он потребовал… — дракон слегка запнулся. — Кое-что.

— Да говори уже, — хмыкнула я. — Можно подумать, великая тайна.

— Великая, — серьезно ответил Кархедон. — И тайна.

— Ну тогда не говори.

— Боюсь, вариантов у меня немного… когда-то давно, когда мы были юны и слабы, как и мир, принявший нас, мы собрали кровь Великого Дракона. И она-то наделила нас силой. Разной силой.

Понятно.

То есть, ничего не понятно, но начинаю подозревать, что я на самом деле уволокла.

— После эта кровь была разделена. И в каждом городе был тот, кто хранил её.

— Вроде тебя.

— Именно. Я не владыка в вашем, примитивном, восприятии. Но лишь тот, кто родился, способным слышать кровь. И касаться её, без вреда для себя.

— Это…

— Не спеши, проклятая.

— У меня имя есть.

— Оставь его себе, — сказал дракон спокойно. — Никогда не открывай свое имя, ибо оно — часть сути твоей. И тот, кто завладеет именем, способен и суть твою подчинить.

Не было печали. Но молчу. Как же много я молчу.

Взрослею, наверное.

— Спасибо за совет. Стало быть, твой брат желал забрать эту кровь?

— Желал. Он… он уже забрал её. Из тех городов.

— И что сделал?

— Он воплотил кровь в… вещи.

— Дай догадаюсь, стало быть, сердце Великой матери сиу… и копье… орочье копье… и… сколько их всего было? Ну, городов, где была кровь?

— Старших? Шесть. И он приходил в пять из них. Он убивал хранителей, ибо, живые, они не расстались бы с тем, что было главным сокровищем и главным проклятьем нашего рода. Он забирал кровь. И создавал подобных тебе. Проклятых.

— Погоди, я совсем запуталась. Я думала дело…

— В крови. Дело всегда в крови, — перебил дракон и сказал жестче. — Времени осталось мало. Тебе нельзя уходить слишком далеко. Ты еще слаба.