Еще не время уходить

– Ну так мою берите, если захотите еще покататься. Я в восьмом домике живу.

– Спасибо. Это если Саша карту не успеет нарисовать и клад не найдет.

Мужчина улыбается и ласково ворошит внуку волосы.

– Ну ты как, за раз успеешь? До темноты.

– Угу, – рассеянно бурчит мальчик, разглядывая свою руку, погруженную в воду.

Едва мы пристаем к острову, как Сашка тут же прыгает на берег и принимается рисовать в мятой тетрадке его очертания, медленно двигаясь вдоль кромки воды. Его голова прекрасно видна среди редкого кустарника и полудюжины деревьев, покрывающих этот плоский клочок суши, и потому дед за него нисколько не беспокоится.

– Дорвался, – с улыбкой говорит он, усаживаясь на один из камней, обрамляющих кем-то устроенное на берегу кострище. – Еще раз спасибо за лодку. Выручили.

– Не стоит благодарности, – говорю я, садясь напротив него на такой же камень. – Не я, так другой бы вас до острова прокатил.

– Сегодня вряд ли. Сейчас все уже шашлыки жарят или у клуба на конкурсе песен за призы соревнуются. А Сашка бы расстроился, всю ночь переживал бы, что никто уже в свою лодку не пустит.

– Да, наверно… Вообще-то у лодочника еще одна лодка есть. За его будкой. Не понимаю, почему он ее вам не дал. Личная она его что ли?

– Она не личная, она спасательная.

– Уверены? На ней не написано.

– Уверен. В местах водного отдыха спасательная лодка обязана быть.

– Значит, он еще и спасатель по совместительству?

– Спасатель. И разгильдяй. По совместительству. Надпись на лодке есть, стерлась только, а он ее не обновил.

– Ну, это не страшно, спасать и без надписи можно. Вот если бы он эту лодку вам выдал, решив, что спасений пока не предвидится, тогда бы я согласился – разгильдяй. Но он поступил правильно, по закону.

Мой собеседник вдруг мрачнеет и печально говорит:

– Да, по закону – это правильно… Но, знаете… бывает, сделаешь по закону, а потом всю жизнь жалеешь.

– Вы это про себя?

– Про себя… Был со мной такой случай. Про такие говорят: всю жизнь меняет. Работал я в девяностых в милиции, опером. Пришла к нам как-то раз ориентировка – из колонии-поселения осужденный сбежал. Я тогда очень удивился. Из таких мест глупо бежать, особенно первоходу. Режим облегченный, считай на свободе. И срок небольшой. А он почему-то сбежал.

Долго его искали, не нашли. Три года я про то дело не вспоминал, пока моя жена случайно на улице знакомую не встретила, со школы не виделись. В гости ее к нам пригласила.

Оказалось, что та директрисой базы отдыха работает, недалеко от города. Рассказала, как ей тяжело эту лямку тянуть. Что персонал хуже некуда: поварихи продукты воруют, у техников руки из-под поясницы растут. И только один у нее работник замечательный – Алексей, спасатель на пляже.

Во всем у него в хозяйстве порядок. Буйки покрашены, лодки починены. И не сидит он у себя в будке, а на своей «спасалке» вдоль линии буйков плавает. Чтоб, значит, успеть, если кто тонуть будет. И ведь успевал. Четыре жизни спас. Ребенок тонул, девушка и два пьяных дурака на лодке.

Ребенок с горки в воду съехал да не сразу вынырнул. Видно, кто следом за ним бухнулся, ногой его случайно ударил, а внимания на это не обратил. А вот Алексей заметил, что мальчик над водой не появился, нырнул, со дна поднял.

И когда девушка под водой пропала, увидел. У нее припадок эпилептический случился, таблетку забыла принять. Видеть надо было, как она Алексея потом благодарила. Даже стихи для него сочинила. Сказала, что имя своего земного спасителя на всю жизнь запомнит и перед небесным спасителем в молитвах будет поминать.

А тех двоих пьяниц спасал – никто не верил, что к ним успеет. С другой базы они были – очень далеко. Но Алексей раздумывать не стал. Едва крики услышал, как угорелый к ним на лодке понесся, только весла мелькали. А там еще и нырял за ними. Весь пляж это видел. Повезло тем идиотам, что он в гребле силен – занимался ею раньше, любил. Даже тату у него на плече по теме – старинная лодка с веслами по всей длине.

Я как это услышал, сразу напрягся – чем-то знакомым повеяло. И тут же вспомнил особую примету того беглого преступника – татуировку греческой галеры на плече. Не самый, надо сказать, распространенный сюжет в нательной живописи.

Спросил я у директрисы, как давно у нее такой прекрасный человек работает. Оказалось, что уже три года. Как раз тогда беглеца и ловили. Про лодку спросил: нет ли у нее глаза впереди и завитка сзади. Есть. Неужели, думаю, он. Его по всей стране искали, а он недалеко от своей же колонии затаился.

Но сомнения всё же оставались. Беглый преступник, но не прячется, а на виду. Да еще и людей спасает. Да еще столько лет. Подумал: наверно, все-таки совпадение. Галера хоть и редкая татуировка, но не уникальная. У кого-нибудь тоже есть. Но всё же решил проверить.

Наутро глянул я в архиве распечатку с фотографией беглого и поехал на базу. А сезон там уже закончился, отдыхающих нет, да и персонала не видно. Я на пляж прошел. Вижу: человек возле лодок, у самой дальней на борту потертость краской замазывает. И едва он ко мне повернулся, как сомнения у меня враз исчезли. Он это – беглый. Точь-в-точь, как на фото.

Я, однако, ни радости, ни волнения не выказал. Ближе подошел.

«Скажите, – спрашиваю, – где директрису можно найти? В конторе ее нет».

«Она, наверно, в клубе или столовой», – отвечает.

И тут я его словил на типовую ментовскую хитрость:

«Неправильно красите, – говорю. – И кисть не так держите, и мажете не так».

Глянул он на меня неодобрительно и говорит: «Может покажете, как надо?»

«Охотно, – говорю. – Давайте».

Протянул он мне банку с краской и кисть, а мне того и надо – чтобы руки его рядом были. Защелкнул я на его запястьях наручники и, пока он на них удивлено пялился, краску у него забрал, чтоб не плеснул в меня со злости. Понял он что к чему, присел на лодку и обреченно голову опустил. Я рядом на другую лодку примостился.

«Да, – говорю. – Долго же ты от нас бегал».

«Не от вас я бегал», – отвечает.

«Это ты, – говорю, – в другом месте расскажешь – от кого бегал и почему… Я вот одного не пойму: почему ты здесь застрял, да еще и в спасателях? Грехи что ли замаливал?»

Глянул он на меня печально и говорит: «Мой грех в том, что я человека спас и срок за это получил».

«Вот как? – говорю. – Так ты, выходит, безвинно пострадавший? Может и отпустить тебя попросишь?»

«Попрошу… Отпустишь?»