Еще один круг на карусели

Предают огню не отца, а его тело, уже ненужную материю, не имеющую никакой ценности, от которой необходимо избавиться.

Для нас, западных людей, естественно видеть в мертвом теле близкого человека и скорбеть о нем. При мыслях о собственном теле отождествление еще полнее. Поэтому этот уход в дыму нас пугает. И нас не утешают слова моего любимого Руми, который пишет:

Я был камнем, я умер и после растением стал;После умер растением — снова родился животным;После умер животным — и вот я теперь человек.Так чего ж мне бояться? Ведь я не мельчаю со смертью.

Однажды в книге о Бенаресе среди многочисленных прекрасных историй об этом городе, существующем как бы вне остального мира, я нашел строки из «Брахманы», одного из древних священных индийских текстов. В них Индра, бог — покровитель путников, побуждает юношу по имени Рохита отправиться в странствие:

Несчастлив тот, кто не странствует, Рохита!Живя среди себе подобных,Даже достойный становится хуже.Отправляйся же в путь.Ноги путника превращаются в цветы,Душа возрастает и плодоносит,А пороки уносит усталость.Удача домоседа тоже недвижна —Она спит вместе с нимИ просыпается, стоит тому подняться.Так стремись же скорее в путь, Рохита!

Индра достучался и до моего сердца. Через несколько дней я вернулся в Дели и оттуда двинулся дальше. Я не был готов остановиться. Мои ноги еще надеялись стать… цветами.

Сила молитвы

Вокзал на севере старого Дели — это одно из мест, где западному путешественнику легко запаниковать и главным желанием будет немедленное бегство. Приехав сюда прямо из роскошного, благоухающего отеля, где иностранцев обслуживают стюарды, одетые махараджами, любой представит, будто он в другой эпохе или на другой планете, ощутит, что попал в ад или, в лучшем случае, смотрит спектакль на тему «Мрачное Средневековье».

Нигде больше в мире не увидишь такого — бесконечный людской поток, нищая, пестрая толпа, текущая по виадукам. Люди, вповалку спящие под навесами, полицейские с бамбуковыми тростями наготове, крестьяне-сикхи в синих балахонах со сверкающими саблями на боку, блаженные аскеты в шафранных одеяниях, носильщики в красных накидках с чемоданами на головах. Окрестные переулки завалены мусором, кишащим крысами. Там промышляют сборщики пластиковой тары и стайками снуют мальчишки, которые кормятся объедками и воровством и для которых вокзал — родной дом. Громыхающие поезда за ночь доставят вас к подножию Гималаев или в пустыню Раджастхан, к берегам Ганга или на равнины Центральной Индии. Время от времени случаются крушения, уносящие жизни десятков людей. Несколько часов об этой новости все гудят, а потом все начинается снова.

Мой поезд шел на север и в шесть утра прибывал на станцию Пантакот, которая ближе всех к Дхарамсале, где живет Далай-лама. Туда стремится и западная молодежь, как девушка-англичанка, моя соседка по купе.

— Почему ты едешь в Дхарамсалу?

— Я — как все. Еду туда, потому что несчастлива, — ответила она.

А я ехал в поисках лекарства от своей болезни. Хотя цели наши были разные, нас вела в Дхарамсалу одна и та же сила, сила мифа о Тибете как убежище, средоточии покоя, хранилище тайн и чудесного могущества.

Порожден древний миф неприступностью Тибета, укрытого за стеной Гималаев. Там царила теократия во главе с Далай-ламой. Доступ иностранцам был закрыт, но если кто-то с риском для жизни туда проникал, то возвращался с поразительными рассказами о несметных богатствах, монахах с невероятными магическими способностями, которые могут, к примеру, передвигаться со скоростью ветра или выживать без одежды среди снегов.

Человек обладает неистребимой потребностью верить в Эльдорадо, рай, где люди пребывают в мире с собой, где вопреки законам природы они обрели свободу от всего, возможно, даже от смерти. Тибет, огромное плоскогорье редкой красоты, с ярко-зелеными полянами в окружении величественных гор, таинственными монастырями, прилепившимися к скалам, и хрустальными озерами, в зеркальной глади которых, говорят, некоторые ламы способны видеть будущее, — вот идеальное место для такой мечты. Здесь, согласно легендам, находилась Шамбала, мифическое царство чистоты, преддверие нирваны и Лунная долина с Шангри-Ла. Тот, кто добирался туда, чтобы остаться навсегда, мог обрести бессмертие. В Тибете все было волшебным, и никому не удавалось устоять перед обаянием этих мест. Даже одному офицеру Ее Величества королевы Великобритании!

В 1903 году молодой полковник Фрэнсис Янгхазбенд поднимается на вершину над равниной Лхасы. Там его охватывает невероятный душевный подъем. «Я не помнил себя от радости. Весь мир, казалось, был исполнен той же невыразимой любви, которая пылала в моей груди. Вопреки логике я почувствовал доброту и благость всех людей и убеждение, что каждый человек в сердце своем богоподобен», — писал он позже. С этого мгновения жизнь его переменилась, а миф продолжал жить своей жизнью.

В 1949 году китайские коммунисты по приказу Мао вошли в Тибет, предали огню монастыри, уничтожили тысячи монахов и через несколько лет вынудили Далай-ламу бежать в Индию. Прежнему Тибету, стране таинственной и независимой, пришел конец, он был колонизирован, разрушен и переделан на китайский лад. Но миф выжил. Более того: он стал символом высокого духа, принявшего муки от коммунистического материализма.

Когда Далай-лама, один из немногих великих людей нашего времени, получил в 1989 году Нобелевскую премию Мира, Тибет находился на пике своей популярности. Тибет — дело, за которое борются все идеалисты, а Дхарамсала, или, вернее, Маклауд-Гандж, городок в горах, где проживает Его святейшество, становится местом паломничества всех, кто ищет… счастья.

Сюда приезжают тысячи молодых европейцев и американцев, и десятки из них становятся монахами. Приезжают знаменитые голливудские актеры, писатели, художники. Приезжают даже израильские юноши, озлобленные службой в армии; они надеются, что там, наверху, им удастся избавиться от отравившей их души ненависти. Почти одновременно ведутся съемки двух блокбастеров о Тибете и жизни Далай-ламы. Все тибетское — от искусства до буддизма и медицины — особо ценится и вызывает доверие.

Мне тоже всегда нравилась Дхарамсала. Я был там несколько раз, чтобы взять интервью у Далай-ламы, написать о тибетцах и их борьбе за свое, уже безнадежное дело. Обычно я останавливался в бунгало, купленном Далай-ламой для своей матери, где она и дожила до кончины. После ее смерти бунгало перешло к самому младшему из братьев, Тен-цингу Коедраку, он устроил там себе жилье и маленький тихий пансион для гостей.

В последний раз я побывал там в январе 1996 года с Анджелой и Леопольдом, старым другом и спутником по многим странствиям. Ради него мы и поднялись наверх. Леопольду нездоровилось. Он только что продал ювелирную фабрику в Бангкоке, потому что больше не желал, как сам он говорил, «всю жизнь производить безделушки». Он основал газету, принялся писать, но часто чувствовал приступы слабости.

Парижские врачи нашли у него что-то с печенью, возможно, гепатит. Для окончательного диагноза следовало продолжить обследования. Но Леопольд предпочел отложить это все на неопределенный срок и отправиться в путь. Он приехал к нам в Дели, мы с ним потолковали о гепатите, и я рассказал о двух случаях «чудесного» исцеления, о которых слышал. Первый был в Пешаваре, пакистанском городке на границе с Афганистаном. Один старый мусульманин, торговец коврами, клялся, что он был исцелен следующим образом. Его, обнаженного, обернули в свежесодранную окровавленную козью шкуру, и он проспал в ней несколько ночей подряд. «Через неделю печень у меня была в полном порядке», — уверял старик.

Другое исцеление произошло в Тибете, где больного вылечил личный врач Далай-ламы. Он специализировался на печени. Мы выбрали этот вариант и отправились в «Мен Цзы-Хань» («Медицинско-астроло-гический институт»). Нас принял сам доктор Тенцинг Коедрак. Худощавому и подтянутому, ему было уже за семьдесят; после бесчисленных истязаний, перенесенных за почти двадцать лет заключения, он слегка косил, а черты лица были заметно искажены. Спиной к окну, закутанный в красное, доктор Коедрак сидел на деревянном помосте, где днем у него была амбулатория, а ночью — спальня. Мы и девушка-переводчица тоже пристроились рядом. Все было просто и скромно — душевный, спокойный человек.