Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы

К 2006 году было ясно, что цена, уже заплаченная за войну намного превышает ее единственный позитивный аспект: отстранение Саддама Хусейна, который в любом случае уже превратился в бессильную фигуру. Подсчитать понесенные издержки не составляет большого труда, поскольку они говорят сами за себя и в основном известны.

Во-первых, эта война нанесла пагубный ущерб положении Америки в качестве глобальной державы. Глобальный престиж Америки был поколеблен. До 2003 года мир привык верить слову президента Соединенных Штатов. Когда он говорил о чем-то как о факте, предполагалось, что он знает факты и то, что он говорит, — правда. А два месяца спустя после падения Багдада Буш продолжал решительно уверять (в одном из интервью предназначенном для европейской аудитории), что «мы нашли оружие массового поражения». В результате способность Америки получить доверие и поддержку по таким вызывающим споры международным проблемам, как ядерная программа Ирана и Северной Кореи, плачевно пострадала.

Недоверие подорвало также международную легитимность Америки — важный источник «мягкой», а не силовом политики страны. Раньше мощь Америки считалась легитимной, потому что она так или иначе идентифицировалась с основными интересами человечества. Сила, которую считают незаконной, по самой своей сути слабее, потому что ее применение требует более значительных ресурсов для достижения желаемого результата. Таким образом, когда «мягкая» политика слабеет, слабее становится и «жесткая», силовая политика.

Моральная позиция Америки в мире, важная составляющая ее легитимности, также была скомпрометирована тюрьмами в Абу-Грейб и Гуантанамо, а также все новыми и новыми случаями, свидетельствующими о том, что деморализация, присущая психологической грубости мер, применяемых против враждебного гражданского населения, начинает заражать оккупационные войска. Зверства, задокументированные в Абу-Грейб и Гуантанамо, невольно затрагивают репутацию министра обороны и его заместителя за разрешение, а возможно, даже и за создание такой атмосферы, которая привела к подобным злоупотреблениям. Отсутствие ответственности за это на высоком уровне превращает нарушение законности отдельными солдатами в акты государственного значения, становясь пятном на моральной репутации Америки.

И важнее всего то, что эта война дискредитировала глобальное лидерство Америки. Америка оказалась неспособной ни сплотить мир в связи с поставленной задачей, ни одержать решительную победу силой оружия. Ее действия разделили ее союзников, сплотили врагов и создали дополнительные возможности для ее соперников и недоброжелателей. Исламский мир был возбужден и приведен в состояние ярой ненависти. Уважение к американскому государственному руководству резко упало, и способности Америки быть лидером был нанесен тяжелый урон.

Во-вторых, война в Ираке стала геополитическим бедствием. на отвлекла ресурсы и внимание от террористической угрозы, и в результате за первоначальным успехом в Афганистане последовало возрождение режима «Талибан», создавшего новые потенциальные убежища для «Аль-Каиды». Подобная тенденция имеет место и в Сомали. Политическая стабильность остается сомнительной, и экстремистские элементы в этой стране эксплуатируют тесные связи ее режима с Соединенными Штатами.

Физические потери в войне постоянно растут. В то время как число убитых американцев приблизилось к трем тысячам, а число искалеченных и получивших увечья составляет более двадцати тысяч и эти потери тщательно регистрируются, число убитых иракцев намеренно остается неподсчитанным. Ясно, что оно исчисляется многими десятками тысяч человек, не говоря уже о раненых, и многочисленные родственники погибших возлагают вину за свои страдания на Америку.

Прямые финансовые расходы могут быть подсчитаны с достаточной точностью и, согласно оценкам Конгресса, уже превышают 300 миллиардов долларов. А косвенные затраты в несколько раз больше. Совершенно очевидно, что эти вовлечения в военные конфликты наносят вред и военной мощи, и экономическому здоровью Америки.

Вопреки предсказаниям вице-президента антиамериканские настроения стали распространяться по всем ближневосточным странам. Политически радикальные и религиозные фундаменталистскне силы находят широкую поддержку и осложняют положение режимов, дружественных Соединенным Штатам. Разгром Ирака устранил из региональной политической игры единственное арабское государство, которое было способно противостоять Ирану, тем самым облагодетельствовав самого свирепого противника Америки в регионе. С геополитической точки зрения война стала поражением, нанесенным себе самой Америкой и прямой выгодой для Ирана.

В-третьих, нападение на Ирак увеличило террористическую угрозу Соединенным Штатам. Когда первое упоение победой прошло («миссия завершена!») и стало ясно, что главный аргумент демагогического свойства в пользу войны был ложным: оружия массового уничтожения в Ираке не оказалось, продолжающийся конфликт был переименован, и не кем иным, как самим президентом, в «центральный фронт войны с терроризмом». Другими словами, упорно сражающиеся иракцы, выступающие против американской оккупации, теперь и определяют характер войны, туманно названной войной с террором понятием, означающим убийство, но вряд ли способным определим, врага. И если Америка вознамерилась бы прекратить эту войну то, как предостерег президент, иракцы каким-то образом пере секли бы Атлантический океан и развернули бы кампанию террора на американской земле.

Война с террором без ясного определения врага, но с сильно подразумевающимся антиисламским содержанием объединила сторонников ислама в их растущей враждебности к Америке, тем самым создав плодотворную почву для рекрутирования новых террористов — для террора против Америки или Израиля. Она усилила побуждение к экстремизму, распространяя политическую враждебность по отношению к иностранцам и обостряя религиозный антагонизм по отношению к «неверным». В свою очередь, все эго сделало более трудным для умеренной части мусульманской элиты, ставшей также объектом угрозы со стороны растущего исламского экстремизма, вести борьбу с террористическими ячейками путем объединения своего народа против экстремистских политических и религиозных настроений.

(Осенью 2003 года в ходе опроса общественного мнения в мусульманских странах респондентам задавался вопрос, не сожалеют ли они о том, что с самого начала военное сопротивление Мрака было малоэффективным, — фактически их спрашивали, сожалеют ли они о том, что не было убито больше американцев. Число сожалевших в Марокко составило 93 процента опрошенных, в Иордании — 91, в Ливане — 82, в Турции — 82, в Индонезии — 82, и Палестине — 81 и в Пакистане — 74 процента.)

Мировое общественное мнение в своем подавляющем большинстве с самого начала отвергло название, данное обеим войнам — и войне с террором в целом, и войне в Ираке в частности. К концу второго года войны большинство американцев также пришло к этой негативной оценке. Явная абсурдность названных причин войны была выражением безрассудства: даже твердолобые консерваторы в администрации не могли не заметить, что авторитет Америки в мире катастрофически упал, а участие в сражениях на так называемом «центральном фронте» войны с террором превратилось в основном в одиночное американское предприятие.