Еще одна чашка кофе

Теона сникла — у нее уже от всего голова шла кругом.

— Вообще как-то это все странно, — хмыкнул Леша, — была семья: отец, мать, две дочери, потом все куда-то пропали, а осталась только младшая сестра с мужем старшей. Ну не бред ли?

— Мы же не знаем, что там у них случилось, — вздохнула Теона, — может быть, все умерли, может, еще что. Время-то было, сам понимаешь, революция, гражданская война! Буду еще в архивах искать другие сведения.

— Нет уж, архивная крыса, тебе надо взять паузу, — заявил Леша, — этак ты скоро загнешься! Во-первых, давай-ка поешь, вот твоя гениальная тетушка как раз испекла пирог, я тебе и кофейку сейчас хорошего сделаю. А во-вторых, у меня к тебе есть предложение…

Леша не успел договорить, потому что в кофейню вошел Данила Суворов с фотокамерой в руках.

Данила коротко — на ходу — кивнул барменам и прошел за столик Ники.

Леша бросился к приятелю:

— Привет, старик! Куда пропал, три дня тебя не было?! Тебе самый нежный девичий капучино, как обычно?

Однако, к удивлению Леши, Данила не хотел ни капучино, ни разговоров о жизни. Вместо этого он отмахнулся от Леши и стал как-то странно крутиться за кофейным столиком, словно изучая точку обзора с этого ракурса, чтобы понять, что вообще в него входит. Потом он достал камеру и стал фотографировать свой дом, улицу, окна на противоположной стороне. И вдруг на его лице отразилось изумление — озарение, какая-то неясная для окружающих, но очевидная даже для непосвященных реакция. Данила подхватил камеру и быстро вышел из кофейни.

Леша с Теоной выразительно переглянулись.

— Что это с ним? — спросил Леша.

— Возможно, он только что понял, что именно видит та странная девушка из этого окна, — задумчиво сказала Теона.

— И что же? — страшно заинтересовался Леша.

— Вот это ты у него спроси. Мне откуда знать?! Так что там у тебя было за предложение?

Леша вдруг почему-то смутился и, немного сбиваясь, предложил:

— Завтра у нас выходной. А еще завтра — последний день лета. Давай вместо этих скучных архивов поедем с утра ну хоть в Павловск? Велики, лавочка… Помнишь?

— Я все помню, — улыбнулась Теона. — Поедем провожать лето? А что — давай!

* * *

Завтракали на веранде у Мананы. Довольная Манана расстаралась для своих любимцев — на столе стояли румяные, только из печи маковые рулеты, шанежки с нежнейшим рассыпчатым творогом, румяные пирожки с черникой, крынка деревенского, такого, что его можно было намазывать на блины вместо сметаны, молока. Леша с довольным, как у закормленного хозяйского кота, видом, ел как-то все и сразу. А вот тоненькая дюймовочка Теона отбивалась от своей любвеобильной тети, отчаянно хотевшей ее накормить.

— Нана, умоляю! — взмолилась Теона, решительно отодвигая от себя тарелку с яблочной коврижкой. — Я стану толстая, как бочка!

— Толстая девушка — добрая девушка, — тут же вставил Белкин, — тебе даже пойдет!

И не дожидаясь ответа, Леша схватил коврижку с ее тарелки и быстро съел без какой-бы то ни было рефлексии.

Манана одобрительно закивала:

— Молодец, Лешка! А вот-ка попробуй меренговый рулет с малиной!

— Отчего бы и не попробовать? — замурлыкал, только что не заурчал Леша.

Теона не выдержала:

— Вы столько сладкого едите, кошмар! И в кофейне, и дома! У вас диабет будет!

— Слушай, какой диабет? Зачем диабет?! — обиделась Манана.

Теона возмущенно посмотрела на Лешину тарелку и покачала головой:

— Это все для тех, кто вообще махнул на себя рукой!

— Э? Ну и ладно! — безмятежно кивнул Леша.

— Ты что, не понимаешь? Вот ты сейчас съешь этот кусок пирога, а он останется с тобой навсегда! — пригрозила Теона.

— Да? — Леша засмеялся. — Это как раз очень хорошо!

Теона махнула рукой — да ну вас!

Чаепитие по третьему кругу, смех, разговоры, и где-то вдали была слышна старая песня про осень. Резной, уже в легкой рыжине, клен протягивал ветки за околицей, мохнатые тетины терьеры гоняли наперегонки по саду, в воздухе пахло сдобой, яблоками и чем-то горьковато осенним.

Теона подумала, что ей хотелось бы сохранить это кристально чистое, последнее утро лета и запомнить этот букет белых и желтых хризантем в вазе на столе, и кусты прекрасных георгинов, что покачивались на тонких ножках на соседних клумбах, словно раздосадованные, что их не пригласили к столу, не взяли в вазу. И добрую улыбку Мананы, и дураковатых терьеров, которые так радуются происходящему со всем терьерным пылом. И даже вот Белкина она хотела бы сохранить в памяти — у него сейчас такое блаженное, счастливое лицо!

После завтрака, предупредив, что они уйдут на весь день, Леша с Теоной на велосипедах уехали в парк.

А кривенькая прикольная лавочка так и стояла в поле, словно ждала их все это время. И вот — луг с разнотравьем и многоцветьем, солнце, то выходящее на сцену, то прячущееся за облака, словно бы оно решило поиграть в прятки, и уплывающее на осенней пироге лето.

И где-то далеко в небе пролетел самолет. Жизнь как она есть.

Лешу разморило, и (он и сам не понял как) его голова оказалась на плече Теи. А Тея что ж, хоть у Белкина и тяжелая башка, но не отстранилась — пусть человек отдыхает! Она была не против, что он сейчас так близко, чуть не глаза в глаза, губы в губы.

Долго так сидели — пару часов и целую безмятежную вечность. А потом оседлали велосипедных коней и погнали в лес — тот, что поглуше, поинтереснее, уже не парковый, а густой, берендеевский. И вот там на полянке они остановились, запрокинули головы вверх и поплыли в небе, которое пронзали вековые, корабельные сосны.

— Слышишь? — встрепенулся Леша. — Это же кукушка!

Теона прислушалась: и впрямь, где-то совсем рядом куковала кукушка.

— Кукушечка, скажи, сколько мне жить осталось? — весело прокричал Леша.

Теоне почему-то захотелось крикнуть: не надо, Лешка, не надо! Зажать ему рот рукой, но вот не успела.

— Сколько мне жить осталось? — повторил Леша.

И кукушка, словно ждала этого вопроса, прокричала короткое «ку» и споткнулась так резко, словно бы ее оборвали.

— Вот дура, — усмехнулся Леша. — Все, что ли?

Теона замерла и ждала: ну же, ну?

Над лесом повисла тишина. Никого вокруг, кукушка и та улетела, успев недобро пошутить на прощание.

— Выходит, что все. Ну спасибо, кукушечка! Ладно, я не суеверный, — пожал плечами Леша. — Поехали.

Леша подготовил для Теи сюрприз — он захватил с собой в Павловск небесный фонарик, чтобы потом запустить его в ночное небо.

Где-то в полночь, на переломе лета и осени они стояли на берегу старого пруда, в котором отражались луна и сотни звезд. Леша снарядил фонарик в долгое путешествие и протянул веревочку Тее: отпускай!

Фонарик бился у Теи в руках, как прирученный зверек, и ей было жаль отпускать его, как и жаль расставаться с этим летом. Но вот рука дрогнула и отпустила зверька на волю. Осенний ветер подхватил фонарик и понес его. Фонарик полетел в ночное августовское небо — из лета в осень.